Это космос, детка! - Юлия Пересильд

изучила неплохо. Но в момент тренировок было ощущение, что мозг просто взрывается.

Инструкторы по станции Татьяна Юрьевна и Ксюша Какушина были требовательны, но позитивны и лояльно настроены по отношению к нам. С тренировками в корабле было по-другому. С нами рядом находились крутые ребята-скафандристы и замечательные инструкторы, но атмосфера была очень жесткой.

Так мы начали работать уже втроем, командой. Антон принял нас очень доброжелательно. Возможно, ему тоже сначала было непонятно, что из этого всего выйдет – этого не понимал никто, но наш командир старался не слишком показывать, что ему что-то не нравится. Антон всегда на позитиве, никогда не ругается: даже если что-то не так, он скажет об этом аккуратно, стараясь не обидеть. А вот Олег Новицкий, с которым мы познакомились позже, на МКС… Он скажет слово – сразу все строятся. Они с Антоном очень разные, но оба – наши любимые командиры.

Люди

На самом деле установка «Я прорвусь во что бы то ни стало» – это ведь такая маленькая цель… По большому счету: да, участие в этом проекте – большая честь и слава. Сам космос – это невероятная красота, колоссальные эмоции. Но самым ценным во всем этом для меня оказалось наблюдение за тем, как посторонние поначалу люди становятся ближе, как теплеет их отношение к тебе.

Все это было для меня в первую очередь испытанием самой себя. Сумею ли я принять то, что раньше не принимала? Насколько смогу растопить лед вокруг себя?

С Ириной Викторовной

С Ириной Викторовной, врачом функциональной диагностики, мы познакомились еще на отборе. Она очень за меня болела и поддерживала уже тогда. Я чувствовала, что она со мной, рядом. Это не значит, что она не делала мне замечаний. У меня во время отбора было много спектаклей подряд. Однажды я пришла на барокамеру, накануне отыграв «Грозугрозу» в Театре Наций. Это сложный спектакль, и на следующий день после него я обычно стараюсь весь день лежать, потому что мне и физически, и морально тяжело: опухшие от слез глаза, нос, отекший от искусственной крови, которую заливают в него во время спектакля. К тому же это был первый спектакль после моего возвращения из Грузии, и я пришла на него с грузинским вином: я люблю эту постановку, команду, с которой работаю. Мы сидели, пили вино после спектакля. А кто-то снимал сторис, как мы веселились, шутили… Я эти сторис, кажется, машинально перепостила в соцсети. Разошлись мы в два часа ночи.

На следующий день – барокамера. А перед центрифугой и барокамерой нужно подписывать бумагу, что ты спал не менее восьми часов.

В барокамере

Ирина Викторовна спрашивает:

– Сколько спали?

– Как написано, восемь часов, – отвечаю.

– Врете. Я видела ваши сторис в два часа ночи. Вы играли спектакль «Грозагроза», а потом еще отмечали.

Не помню, что я тогда ответила. Ирина Викторовна взяла меня за руку и тихо сказала: «Нельзя проходить барокамеру, если так мало спал. Ты можешь ее просто не пройти. Тебе может стать плохо – и всё».

Конечно, мне было приятно, что обо мне заботятся, переживают. Сразу ощущаешь себя не посторонним человеком, видишь, что другим не все равно, пройдешь ты это испытание или нет. Меня это сразу подкупает, сразу все внутри теплеет.

Ирина Викторовна была и одной из тех, кто прибежал в реабилитационный центр наутро после нашего возвращения, для того чтобы спросить: «Ты как, нормально? Ведь бывает по-разному».

В период подготовки к полету важным было каждое слово, каждый взгляд любого человека из ЦПК – от охранника на входе, который протягивает яблоко, до девчонок из столовой, которые просто тебе улыбаются и спрашивают: «Как вы?»

Генерал Павловский, который приглашал в перерыв на чай, терапевт Мария Эдуардовна, которая всегда говорила, как я прекрасно выгляжу, координатор по подготовке к полету Марина Курицына, которой можно было позвонить в три часа ночи и уточнить расписание, любимый Валерий Григорьевич Корзун, великий космонавт, начальник управления ЦПК, который без шутки мимо не пройдет и внимательно смотрит: готова-не готова? Все они внесли свою лепту в то, чтобы хватило сил дойти до конца.

Родители экипажа, так называемые мама и папа (хотя оба чаще всего мужчины), – это врач экипажа и инструктор. Отцом нашего экипажа «Союз МС-19» стал инструктор Игорь Карюкин.

С инструктором экипажа Игорем Карюкиным

Инструктор для экипажа – это человек, который отвечает за подготовку состава, в том числе рассказывает все про бортовую документацию. Все разговоры по связи во время тренировок и даже в те часы, когда мы уже находились в корабле, происходили именно с Игорем – до того момента, пока ракета не вышла в невесомость.

Игорь – внешне очень суровый, жесткий, подробный. Когда я увидела его в первый раз, то сразу поняла, что он сделает все, чтобы знания, которые он нам дал, остались у нас в голове даже в экстренной ситуации. Благодаря ему я начала осознавать, что дело касается нашей жизни, что одна-единственная ошибка, совершенная кем-то из нас, может привести к гибели трех человек.

С ним мы по десять раз проходили каждый нюанс. Эти занятия были полутеоретические, полупрактические: мы сидели с планшетами, с той документацией, которая будет во время полета у каждого, учились вписывать туда заметки – у меня их было столько, будто я училась управлять кораблем. Игорь показал мне, как рассчитывать порционный кислород – я не должна была этого делать, но попросила меня научить. Благодаря ему я освоила «факультативную» программу – за чем нужно следить во время старта и спуска – на всякий случай.

Игорь не просто нас обучил, но стал близким человеком, переживал за нас. Он был в числе тех, кто помогал собирать наши личные вещи, взвешивал их перед полетом (на два грамма больше, меньше…), и он так серьезно относился к сборам, рассказывал, что разрешено, а что запрещено и что обычно берут с собой. Сейчас я понимаю, как это было важно, ведь вещи, которые каждый из нас взял с собой в космос, остались у нас на память. Игорь так переживал насчет наших зачетов и экзаменов и так радовался нашим успехам! Он один из немногих людей, кто до сих пор нам пишет: «Без вас скучно. С вами хорошо». И