Кому на Руси сидеть хорошо? Как устроены тюрьмы в современной России - Меркачёва Ева Михайловна

В итоге мы просим руководство СИЗО перевести его в другую камеру и начать процедуру по его «актировке»[10].

Спецблок

Абсолютно все арестанты, спасаясь от жары, разделись до трусов.

— Надевайте маечки, штанишки, — вежливо обращается к заключенным сотрудник, открывая двери.

Мы идем из камеры в камеру и видим одну и ту же картину. Причем в большинстве встречаем людей абсолютно некриминальных. Они не совершали насильственных преступлений. Некоторые плохо понимают, за что вообще тут оказались. Вот 19-летний паренек, солдат-срочник. Его задержали и арестовали прямо во время службы в армии за то, что он до того, как его призвали, запостил во «ВКонтакте» ролик с видео терактов в США.

— Ну дурацкий поступок, ну провели бы с ним разъяснительную беседу, штраф назначили, но зачем его в СИЗО-то? — недоумевает пожилой сокамерник.

В соседней камере — бывший водитель высокопоставленного московского полицейского Сергей Клоков, который стал первым арестованным по делу о фейках.

— Что я тут делаю? — грустно спрашивает он. — Когда меня выпустят?

В следующей камере просят написать благодарность женщине-врачу, которая накануне откачала заключенного. Ему от жары стало плохо, отключился (сокамерники реально думали, что он умирает).

Проворачивается ключ в дверях следующей камеры, и мы слышим историю про то, как там дважды за день вызвали врача для арестанта.

Среди заключенных узнаем бывшего председателя Октябрьского районного суда Краснодара Геннадия Байрака. Он удивляется нескольким вещам. Во-первых, количеству арестов в Москве. «У нас в регионах такого нет». Во-вторых, качеству судебных процессов и их длительности. «У меня за 28 лет судейства не было ни одной отмены приговора. А тут частые отмены, потому что масса нарушений и ошибок. Если у меня судья разбирал дело больше года, я каждый день ее вызывал и просил дать пояснения».

В-третьих, удивляется большим срокам, к которым приговаривают в Москве. «Я входил в совет судей края и говорил судьям: "Надо каждого из вас в камеру на двое суток, вы тогда перестанете легко разбрасываться годами — тому семь лет, этому 10"».

Для председателя суда оказаться по ту сторону решетки — дело неслыханное. Но невольно приходит мысль: почему только в этом случае люди начинают говорить про несправедливость и несоразмерность? Почему раньше молчали, когда были при власти?

— Я лично никогда не разбрасывался сроками, — уверяет Байрак.

Полковник МВД, сидящий с ним в одной камере, рассказывает, что на звонки выводят редко (сотрудников не хватает) и что он три месяца не может дозвониться дочке.

— Ее номер почему-то блокируется администрацией СИЗО, хотя следователь мне дал разрешение на звонок именно ей, — говорит полицейский.

На самом деле просто произошел технический сбой. Но, чтобы все исправить, нужны сотрудники, а их не хватает. Если честно, глядя на то, что происходит в московских СИЗО, можно только молиться на тех конвоиров и надзирателей, что еще не сбежали и продолжают служить.

Экс-схиигумен Сергий (Николай Романов) и духоту, и прочие тяготы переносит стоически. Говорит, что история с проклятиями от него — это фейк и что он хотел бы просить о помиловании. Сергий рассказывает, что «молится денно и нощно за Русь и всех заключенных».

Молитвы сидельцам московских СИЗО сейчас точно не помешают. Самую жаркую неделю августа, возможно, переживут не все. А суды тем временем выносят все новые и новые решения об арестах…

Глава 4

Тюремная медицина

Нары Гиппократа: почему арестовали начальника главной тюремной больницы страны

В одну из проверок при мне из СИЗО «Матросская Тишина» на скорой экстренно госпитализировали заключенного в последней стадии рака. Худющий, истаявший, как свеча, он едва шевелился, но старался улыбаться. Благодарил всех за то, что его (так он думал) отправляют на медкомиссию. Он верил, что сейчас решится вопрос о его освобождении.

Но нет, ни на какую комиссию его не везли. И не повезут.

Московских заключенных после ареста главврача единственной во всем городе тюремной больницы Александра Кравченко, по сути, перестали «актировать» и направлять на диагностику и лечение в гражданские специализированные клиники. Тюремные медики боятся тех же самых обвинений в подкупе «за улучшение условий содержания», что предъявили и ему. Это полная победа следствия, которое всегда грезило возможностью определять судьбу тяжелобольных заключенных.

В этой истории переплетено множество сюжетных линий, а в качестве героев фигурируют известные сидельцы. Есть в ней место и тюремным интригам (все страшное начинается, как писал великий писатель Сергей Довлатов, с обыкновенных доносов), и даже… секс-скандал.

СИЗО «Матросская Тишина»

Как больной заключенный может получить долгожданную свободу и кто те люди, которые решают судьбы безнадежных арестантов и проявивших к ним милосердие тюремных врачей? Вот об этом попробую вам рассказать.

2014 год

Эту историю нужно начинать издалека. Много лет назад единственную в Белокаменной тюремную больницу (на базе «Матросской Тишины») возглавлял врач, которого заключенные прозвали Доктор Зло. Когда он ходил по камерам вместе с нами, членами ОНК Москвы, то почти про каждого пациента говорил, что тот симулянт.

— Посмотрите, этот человек парализован, — говорили мы про очередного больного.

— Симулирует, — твердо отвечал Доктор Зло.

— Посмотрите, этот заключенный ничего не ест. Пища не проходит.

— Проходит. Я в дверной глазок видел, как он булочки по ночам трескал, — не моргнув глазом мог соврать Доктор Зло.

— А этот говорить не может, только шипит из-за опухоли в горле.

— Этот? Трагикомедию ломает!

На все обращения правозащитников не то что не реагировали — ФСИН их категорически опровергала. А потом, помню, случилось то, что называют фатумом: прямо во время пресс-конференции, где Доктор Зло рассказывал о качественном лечении, умер заключенный-предприниматель.

Зато никаких вопросов к нему у спецслужб и следствия никогда не было. Они знали: при этом докторе заключенный может освободиться только «ногами вперед». Хотя справедливости ради скажу, что мы добились освобождения парализованного парня, и он благодаря этому до сих пор жив.

И все же вскоре главврач покинул свою должность. На его место приходили другие, но долго не задерживались. Многие элементарно не выдерживали нагрузки. Только представьте: сотни страдающих ВИЧ, туберкулезом, гепатитом, онкологией и прочими серьезными недугами. И всем нужны лекарства, которых нет, всем требуется диагностика, которой тоже нет. Больные стонут, их родные и адвокаты жалуются, прокуратура лютует. В итоге с теми главврачами, которые задерживались в больнице, быстро происходила профессиональная деформация: они так же, как Доктор Зло, начинали жалеть таблетки, отказывали в вывозе на диагностику в гражданскую больницу и в каждом умирающем видели симулянта.

А потом ситуация изменилась. Врачей стали наказывать за смерти пациентов. Во ФСИН ужаснулись показателям и приняли меры. И хорошие врачи стали подтягиваться в «Матроску». А потом появился доктор Александр Кравченко. Благодаря ему в тюремной больнице стали проводить по 200 операций в год (до него — меньше 10, а в иные годы — всего по три). Он поразил нас тем, что всегда объективно описывал картину состояния заключенного. Правозащитники ему доверяли порой даже больше, чем пациентам, которые могли и «накрутить» себя, и напрасно цепляться за свою хроническую болезнь как за шанс оказаться на свободе. Вот, к примеру, говорит один: «Чувствую себя намного хуже! Все органы отказывают». Кравченко спокойно: «Показатели не изменились, но и положительной динамики нет». А еще мог он в сердцах ругнуться, когда привозили из суда очередного арестованного на инвалидной коляске. Кравченко не был героем, он не клал себя на алтарь борьбы за права больных заключенных. Но в наше время быть разумным, нормальным — уже геройство.