Чужая жизнь - Ньевес Эрреро

Глаза Лукаса раскрывались все шире и шире. Это не могло быть правдой! Врач говорил о «вчера», а для пациента прошло всего несколько секунд. Грузовик, руль его мотоцикла и… инфаркт!

На глазах Пилар выступили слезы, но она заставила себя молчать, чтобы не прерывать врача. Она знала своего сына и понимала: то, что сейчас рассказывал врач, Лукас воспринимал с трудом.

— Мы должны были сделать тебе пересадку сердца.

— Доктор! — Пилар не могла больше сдерживаться. — Не надо объяснять все сейчас, сразу.

— Сеньора, с пациентами нужно говорить прямо, а ваш сын — очень сильный человек. Он осознает происшедшее гораздо лучше, чем вы. Не так ли?

На этот раз Лукас не покачал головой. Он словно окаменел. Ему сделали пересадку сердца?! Молодой человек перестал слушать врача. Все это казалось юноше нереальным. Этого просто не могло быть! Лукас на несколько минут закрыл глаза, а затем вновь их открыл. Все было по-прежнему: врач, его мать, больной в глубине палаты, который теперь не двигал даже пальцем. Он был просто молчаливым слушателем.

— Тебе сделали пересадку сердца, и, если все пойдет хорошо, через пятнадцать дней ты будешь дома. Теперь все зависит от тебя.

Лукас снова закрыл глаза. Внутри него билось сердце, которое не было его сердцем. Он мог слышать усиленное монитором ритмичное биение: бип, бип, бип. Казалось, молодой человек оставался тем же самым, что и был. Но… другое сердце! Это никак не укладывалось в голове.

— Лукас, в течение года мы проводим много пересадок, — продолжал врач. — Это обычная операция в нашей больнице. Граждане иногда живут, повернувшись спиной к действительности. Именно это — правда. Сотни людей получают новое сердце и продолжают жить полнокровной жизнью.

По щеке Лукаса потекла слеза. Он чувствовал, как она медленно скатывается, ощущал ее путь. Мать нежно погладила руку юноши, но ее ласка не достигала своей цели.

В голове молодого человека была пустота. Он не хотел ни о чем думать. Лукас был измотан. Закрыв глаза, он постепенно уснул.

— Мы должны взять анализы у вашего сына. Я попрошу вас выйти ненадолго. Как только мы закончим, вы сможете вернуться.

— Доктор, я искренне полагаю, что не следовало говорить с ним вот так… напрямую. Можно было сделать это более мягко и не сразу.

— Сеньора, уверяю вас, что лучше говорить обо всем максимально ясно. Умалчивать — намного хуже. Ваш сын, в соответствии со своим возрастом, воспримет превратности жизни гораздо лучше, чем мы с вами.

Пилар медленно вышла из отделения интенсивной терапии. Она несколько раз обернулась, посмотрев назад, туда, где оставался ее сын. Аппараты, трубки, сыворотка крови, огромный шрам на его теле… Женщина была поражена, увидев своего сына в столь беспомощном состоянии. Пилар с усилием открыла серую металлическую дверь отделения. Там была Ориана. Девушка не могла скрыть своего любопытства.

— Ну, как там все?

— Я очень беспокоюсь за Лукаса. Представляю себе, что должен чувствовать мой сын. Одним махом ему сообщили и о том, где он находится, и о том, что его прооперировали. Мне кажется, что это слишком много для него. Ведь по существу мой сын — большой ребенок. Измотанный донельзя, он заснул.

— Не волнуйтесь, он очень скоро поправится. Сейчас надо запастись терпением. В больнице нельзя торопиться. Здесь время идет с одной скоростью, а за стенами — с другой.

У дверей отделения интенсивной терапии появилась большая группа людей в белых халатах, среди них был и директор больницы. Требовалась информация, так как сведения об операции намеревались опубликовать в прессе. Через некоторое время медсестра позвала Пилар.

— Вы можете пройти в отделение интенсивной терапии. Вас хочет видеть врач.

Женщина снова надела маску и вошла в помещение, где находился ее сын. Доктор Аметльер похлопывал Лукаса по щекам.

— Сынок! Ты должен проснуться. Знаю, что ты потратил много энергии на то, чтобы воспринять информацию о том, что тебя прооперировали и у тебя новое сердце. Ну давай же, открывай глаза. Я знаю, что ты меня слышишь…

Лукас снова открыл глаза. Казалось, что он не проявляет абсолютно никакого интереса к происходящему. Взгляд его потерял выразительность, которая была в нем еще несколько секунд назад. Каждый легкий шлепок доктора пациент воспринимал как пощечину. У него была обостренная чувствительность. Лукас посмотрел в сторону и, обнаружив рядом мать, уставился на нее.

— Спокойно, Лукас, спокойно. Все будет хорошо.

Врачу показалось, что Лукас вот-вот закроет глаза, однако юноша продолжал смотреть на мать, а затем попытался заговорить с ней.

— Подойдите, пожалуйста! — позвал врач Пилар. — Ваш сын хочет вам что-то сказать. Говори, Лукас! Мы хотим тебя услышать.

— Tnggg jammmbbb… — сумел выговорить юноша.

Никто не понял, что Лукас хотел сообщить своей матери.

— Сделай усилие, чтобы произнести слова. У тебя получится. Сначала тебе будет трудно, но ты должен пытаться, — настаивал доктор Аметльер.

Лукас опять закрыл глаза. Глубоко вздохнул. Собрал все свои силы и выговорил первые членораздельные слоги:

— Я хо-чу… ку-шать.

Воцарилась тишина. И вдруг доктор Аметльер громко рассмеялся. Его примеру сразу же последовали все остальные. И только Пилар всего лишь улыбнулась: она ничего не понимала.

— Что, проголодался? — спросил врач, глядя на Лукаса, в то время как пациент утвердительно кивал. — Что бы ты сейчас хотел съесть? Бутерброд с ветчиной? — Лукас продолжал кивать.

Пациент, лежавший в глубине палаты, обратился к нему, показав на этот раз два пальца, поднятых вверх.

— Это хорошо, что у тебя появился аппетит, — сказал кардиолог. — Однако должен предупредить, что до тех пор, пока мы не переведем тебя в обычную палату, ты можешь питаться только через зонд, который у тебя в носу. Не беспокойся, ты получаешь достаточное питание. Представь себе, что ветчина поступает к тебе по этой трубочке.

Так как с бутербродом не получилось, Лукас обратился к врачу с новым вопросом:

— Я мо-гу вста-вать? — Юноша попытался сделать движение, но боль не позволила осуществить намеченное.

— Ты слишком торопишься. Однако тебе удастся это сделать гораздо раньше, чем ты думаешь. Через некоторое время мы переведем тебя в другую палату, где находится еще один пациент, перенесший операцию по трансплантации. Он поднимет твое настроение.

Лукас посмотрел на Пилар, которая видела, что сын находится в лучшем состоянии, чем в предыдущие часы.

— Твоя мать, — сказал врач, — может оставаться с тобой в течение примерно двух недель. Но тогда все это время ей придется находиться в этой палате. Мы не вправе позволить тебе подцепить какой-нибудь вирус, понимаешь? Все последующие дни мы будем ухаживать за тобой, а ты должен думать только о своем выздоровлении.