Тайная история Леонардо да Винчи - Джек Данн

— Я постараюсь, чтобы он не слишком часто бывал у шлюх.

— Но бордели должны стать частью моего образования, — честно сказал Никколо. — Мастер Тосканелли слишком стар, чтобы водить меня туда, так что я ходил с мессером Деи.

— А, так ты там бывал, — сказал Верроккьо.

— Где же еще можно изучать государственную политику?

— И кто же тебе это сказал? — поинтересовался Верроккьо.

— На это отвечу я, — сказал Леонардо. — Звучит похоже на мессера Тосканелли, но он, наверно, шутил.

— Нет, Леонардо, вовсе нет, — сказал Никколо. — Он говорил, что улицы и публичные дома — лучшие учителя, ибо люди низки и их всегда следует искать там, где они удовлетворяют свои вожделения. Всего-то и нужно — понаблюдать и послушать важных особ, когда они навеселе. Но если хочешь знать, чем крутится мир, надо уметь слушать также и чернь. И еще нужно покровительство…

— Мальчик может жить со мной. — Леонардо, улыбаясь, потряс головой. — Пусть попросит Тисту положить ему тюфяк на полу.

— Отлично, — сказал Верроккьо. — Думаю, однако, тебе пора выступать, не то гости удерут на улицу. — Он глянул на Макиавелли и криво усмехнулся. — Ты обещал колдовство, — сказал он. — А у нас важные гости.

— Да, — сказал Леонардо, — но мне надо чуть-чуть времени…

— Слушайте все! — тут же прокричал Верроккьо. — Среди нас — непревзойденный мастер фокусов и волшебства Леонардо да Винчи, тот самый, что изобрел машину, которая может поднять человека в воздух, как птицу, что может налить вино в другую обыкновенную жидкость и тем зажечь ее, не пользуясь огнивом или иным огнем.

Тут Верроккьо, в свою очередь, был прерван Лоренцо Медичи. Хотя многие гости засмеялись при словах о летающей машине, Лоренцо не смеялся. Он оставил свой кружок и стоял в центре комнаты, неподалеку от Андреа дель Верроккьо и Леонардо.

— Мой любезный друг Андреа часто рассказывал мне о твоих исследованиях, Леонардо, — с легким сарказмом сказал Лоренцо. — Но как же ты намерен устроить это чудо с полетом? Ведь не с помощью же рычагов и блоков. Уж не призовешь ли ты чарами летающего зверя Гериона, чтобы спуститься на нем в адские круги, как сделал Данте, если верить книгам? Или просто нарисуешь себя на небе?

Все засмеялись, а Леонардо, который не осмелился перебить Лоренцо, объяснил:

— Вне всякого сомнения, ваше великолепие, вы видели, как биение крыльями о воздух поднимает тяжелого орла в высокие разреженные слои, почти к сфере изначального пламени. Воздух в движении можно видеть на море, когда он наполняет паруса и тянет тяжело груженные суда. Точно так же может человек с крыльями, достаточно большими и точно устроенными, преодолеть сопротивление воздуха и, используя его, подчинить его себе и подняться ввысь. В конце концов, — продолжал Леонардо, — и птица не более чем инструмент, работающий по законам математики, и человек может повторить все ее движения.

— Но человек — не птица, — сказал Лоренцо. — У птицы есть сухожилия и мускулы несравненно более сильные, чем у человека. Если бы мы были устроены так, чтобы иметь крылья, Всемогущий дал бы их нам.

— Вы считаете, что мы слишком слабы, чтобы летать?

— Я думаю, очевидность приведет разумного наблюдателя к такому выводу.

— Вы наверняка видели, — сказал Леонардо, — как соколы несут уток, а орлы зайцев, и бывают случаи, когда этим крылатым охотникам приходится удваивать скорость, чтобы нагнать дичь. Но им нужно очень немного сил, чтобы поддерживать себя в воздухе и балансировать на крыльях, простирая их на пути ветра и так направляя полет. Довольно легкого движения крыл, и чем больше птица, тем медленнее движение. С человеком то же самое, ибо в ногах у нас больше силы, чем требуется нам, чтобы поддержать себя. Чтобы убедиться в этом, взгляните на следы человека в песке на морском берегу. После прикажите второму человеку взобраться первому на плечи — и увидите, насколько глубже станут следы. Но снимите второго человека со спины первого, прикажите первому подпрыгнуть как можно выше — и вы увидите, что от прыжка остался более глубокий след, чем тот, что оставлен человеком с двойным весом. Таково двойное доказательство того, что в ногах у людей вдвое больше сил, чем надо им для поддержки себя… более чем достаточно, чтобы летать, как птицы.

Лоренцо засмеялся.

— Прекрасно, Леонардо! Однако мне хотелось бы своими глазами увидеть твою машину, которая превращает человека в птицу. Это на нее ты тратил свое драгоценное время вместо того, чтобы уделять его моим драгоценным статуям?

Леонардо опустил глаза.

— Нет-нет, — запротестовал Верроккьо, — Леонардо был со мной в ваших садах, используя свой талант для восстановления…

— Покажи мне свою машину, художник, — сказал Лоренцо. — Я смогу использовать такое творение, чтобы устрашить врагов, в особенности тех, кто носит цвета юга. — Он намекал на Папу Сикста Четвертого и флорентийское семейство Пацци. — Она готова к действию?

— Еще нет, ваше великолепие, — сказал Леонардо. — Я экспериментирую.

Все снова засмеялись, и Лоренцо вместе со всеми.

— Ах, экспериментируешь? Тогда будь любезен, сообщи мне, когда закончишь. Но, судя по твоему выступлению, никому из нас не стоит волноваться.

Униженный, Леонардо отвел взгляд.

— Скажи, как ты считаешь, долго ли продлятся твои эксперименты? — не унимался Лоренцо.

— Думаю, я могу с уверенностью сказать, что мое творение будет готово к полету через две недели, — ко всеобщему удивлению, заявил осмелевший Леонардо. — Мою Большую Птицу я собираюсь отправить в полет с Лебединой горы во Фьезоле.

По студии пробежал изумленный говор.

У Леонардо не было иного выхода, как только принять вызов Лоренцо; не сделай он этого, Лоренцо мог бы разрушить его карьеру. До сих пор, очевидно, Великолепный считал Леонардо дилетантом, разносторонним гением, не способным довести свои идеи до реального воплощения. Но было в выходке Леонардо и нечто большее, ибо сейчас Леонардо чувствовал, что потерял все; он мог позволить себе быть безрассудным. Возможно, безрассудство поможет ему отвоевать Джиневру де Бенчи… и, возможно, оно же поможет ему показать Лоренцо летающую машину.

— Прости мне едкие речи, Леонардо, ибо все в этой комнате уважают твои труды, — сказал Лоренцо, — но я ловлю тебя на слове: через две недели мы отправимся во Фьезоле. Ну а теперь, увидим мы сегодня вечером чудо или нет?

— Конечно, увидите, ваше великолепие, — сказал Леонардо и, поклонясь, отступил. — Если вы минутку подождете, я проясню для вас теологический спор, в котором мне удалось одолеть нашего новообрученного мессера Николини. — Он заговорил громче, чтобы слышали все: — Мессер Николини, если б вы были так любезны и вышли сюда, я бы показал вам… душу!