Тайная история Леонардо да Винчи - Джек Данн

Леонардо поклонился своим покровителям, и его представили Лодовико — коренастому и тяжелому, со смуглой кожей и блестящим шлемом темных волос. Симонетта взяла Леонардо за руку и под завистливыми взглядами остальных проговорила:

— Ну же, Леонардо! Покажи нам свой инструмент.

Тут же за спиной Леонардо возникли двое юношей примерно его лет. Высокий, с тонкими черными волосами, желтоватой кожей, глубоко посаженными глазами, синими и твердыми, как камушки, держал сверток в лиловом бархате. Звали его Томазо Масини, но он любил называть себя Зороастро да Перетола и утверждал (конечно, без всяких оснований), что его незаконный отец — Бернардо Руччелаи, дальний родич Медичи. Одет он был франтом, хотя и нелепо: оранжево-черные лосины, куртка, чулки и гульфик. Другой юноша, чуть старше Леонардо, был Аталанте Мильоретти. Он был робок и, подобно Леонардо, бастард, но мало кто во Флоренции лучше его пел и играл на лютне.

Подчеркнуто широким жестом Зороастро да Перетола протянул сверток Леонардо.

— Откуда вы взялись? — удивился Леонардо. — И как догадались принести…

— Всемогущий и всеведущий не отвечает на такие вопросы, — заявил Зороастро, но в глаза Леонардо не смотрел и был явно сконфужен и обеспокоен.

— Молю вас извинить моего глупого друга, — сказал Леонардо.

Зороастро частенько служил мишенью для шуточек Леонардо. Одаренный механик и великолепный златокузнец, он воображал себя искателем приключений, мистификатором и колдуном. Он научился музицировать и показывать фокусы, и хотя Леонардо и сам был мастером в этом деле, именно Перетола показал ему фокус, который да Винчи частенько демонстрировал в гостиных, — волшебное радужное пламя, секрет которого таился в красном вине, долитом в заготовленное кипящее масло. Нищие и крестьяне соглашались часами позировать Леонардо, лишь бы увидеть это чудо.

«Зороастро, должно быть, прятался где-то в студии, — подумал Леонардо. — Возможно, он придумал какое-нибудь подслушивающее устройство».

— Нет нужды извиняться за твоего юного друга, — саркастически, но не зло ответил Лоренцо. — В конце концов, он ведь Медичи.

Лицо и шея Зороастро залились краской, но он лишь вычурно поклонился.

Леонардо взглянул туда, где стояла Джиневра, и поймал ее ревнивый взгляд… она смотрела на него, а Николини — на нее. Джиневра быстро повернулась к своим обожателям, но Николини так и впился взглядом в Леонардо. Его острое ястребиное лицо выдавало владеющий им гнев. Чувствуя себя в безопасности, Леонардо выдернул лиру из бархатного футляра. Она была сделана из серебра, в форме конского черепа. Леонардо многому научился у своего мастера — Верроккьо. Зубы черепа использовались как колки, и это особенно понравилось Лоренцо и Симонетте. Суровый Лодовико Сфорца одобрительно кивнул и заметил:

— Это превосходно! При нашем дворе всегда недоставало таких искусных мастеров.

Смысл этих слов не ускользнул от Леонардо — и, конечно же, от Лоренцо, которому они, собственно, и предназначались.

— Я уверен, что великое искусство Леонардо украсило бы твой любимый город, — сказал Лоренцо. — Но сейчас, боюсь, некоторые обязательства удерживают его во Флоренции.

— И кроме того, Флоренция — мой дом, — сказал Леонардо. — Она — источник моего вдохновения.

Сказано это было, чтобы польстить Лоренцо, но приглашение Сфорцы не нанесет ущерба его репутации во Флоренции. Когда-нибудь Леонардо может понадобиться покровительство этого человека… И он улыбнулся Лодовико так, точно тот был Симонеттой.

— Пожалуйста, сыграй нам на своей лире, — попросила Симонетта.

И Леонардо играл и пел вместе с Аталанте Мильоретти, голос которого был глубок и звучен, как колокол. Наиболее подходящей показалась Леонардо песенка, которую он сложил, когда ночами напролет беззаботно шатался по городу:

Коль желанья нет силы исполнить,Делай то, что без силы доступно;Мудрый должен о слабости помнить,А не мочь и желать — безрассудно!

Симонетта захлопала прежде других; а потом, раззадоренный игрой, Анджело Полициано, лучший поэт Флоренции, напел на тот же мотив свои стихи:

Что за дева по травам и розамВ белоснежных одеждах ступает?Увенчали алмазами росыЧистый лик, где лишь скромность сверкает.

Пока он пел, Джиневра отошла от своего кружка и встала рядом с Леонардо, так что он чувствовал ее гнев — словно это он унизил ее. Все мужчины кланялись ей и хлопотали вокруг нее, и Симонетта тоже не пожалела любезных похвал ее платью и прекрасным волосам. Джиневру удивило то, что Симонетта была искренне счастлива, деля с ней внимание мужчин. Однако хотя Джиневра и была заметно красивее, все же ее окружали поклонники Симонетты — Симонетта царила здесь, Симонетта повелевала любовью величайших художников и правителей Флоренции.

Тогда Леонардо, взглянув на светловолосую, бледную, легкую, как воздух, Симонетту, запел для нее. Потом он повернулся к Джиневре и обратил к ней свои слова и взгляд. Этот миг он вырвал у Симонетты. Сейчас он не был отвергнутым возлюбленным, бастардом, художником без будущего. Он пел и играл на конской серебряной лире не для Симонетты, но для Джиневры.

В поступи ее величье королевы,Бурю укротит одна улыбка девы.

Когда он закончил, Симонетта поцеловала его в щеку, и Леонардо ощутил исходящий от нее запах мускуса — почти такой же, как у Джиневры, только в запахе Симонетты было что-то дикое, животное, почти мужское, будто и она только что занималась любовью. Тут он взглянул на Джиневру и понял, что она хочет его, что на самом деле ему незачем бояться этих ее хитростей. Лицо Джиневры было напряжено, быть может отражая смесь гнева и ревности; она коснулась его руки и похвалила его. Щеки ее пылали, как бывало, когда они занимались любовью в доме ее отца, под носом у слуг и родни.

И тут за своей невестой явился Николини. В тот же миг Леонардо почувствовал напряжение, возникшее между купцом и свитой Медичи, потому что Николини был политически и экономически связан с влиятельным семейством Пацци. Пацци были самыми опасными противниками Медичи в банковском ремесле и особенно ненавидели Лоренцо, обвиняя его в том, что он закрыл им пути на политическую арену.

Прежде чем Николини сумел вытащить Джиневру из кружка знати, ему пришлось выдержать представления и обмен любезностями. Наконец он подтолкнул ее вперед — жест, который привел Леонардо в бешенство, — и прошипел:

— Молодой человек, могу я поговорить с вами с глазу на глаз?