Шкатулка с бабочкой - Монтефиоре Санта
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 5
Проснувшись, Федерика расстроилась, увидев, что за окном клубится плотный и серый морской туман, застлавший солнечный свет и заставивший примолкнуть птиц. Было холодно и сыро. Мать всегда говорила ей, что морской туман притягивает к берегу тепло Сантьяго. Когда в столице становилось по-настоящему жарко, Вина скрывалась в дымчатой мгле. Федерика ненавидела туман, который действовал на нее угнетающе. Но через несколько мгновений она уже забыла об угрюмых небесах и положила на колени свою шкатулку с бабочкой. Она открыла ее, стала поворачивать в разные стороны, проводить пальцами по камням, довольная тем, что таинственный свет никуда не исчез и по-прежнему заставляет трепетать радужные крылья бабочки. Мать застала ее погруженной в мечты о магическом мире ее отца, находящемся где-то среди горных вершин Перу.
Элен почти совсем не спала. По крайней мере, она чувствовала себя совершенно разбитой и невыспавшейся. В затылке ощущалась тяжесть, а в висках нарастала пульсирующая боль. Приняв болеутоляющее, она уповала на его быстрый эффект. Она вошла в комнату Федерики, уже одетая в платье и сопровождаемая Хэлом, который тоже был одет и на ходу умудрялся играть со своим новым поездом. Увидев мать, Федерика мгновенно заметила ее бледность и круги вокруг глаз и поинтересовалась, все ли у нее в порядке.
— Все хорошо, спасибо, дорогая, — ответила Элен, пытаясь улыбнуться. Но в ее глазах улыбки не было. Их взгляд был застывшим и равнодушным. Федерика нахмурилась и закрыла крышку шкатулки.
— Ты не очень хорошо выглядишь, мама. Можно я приготовлю тебе завтрак? А где папа? — спросила она, соскакивая с кровати.
— Папа еще спит, так что лучше его не беспокоить. Одевайся, и мы вместе позавтракаем, — предложила Элен, погладив по голове Хэла, который прошел мимо нее, издавая звуки, подобающие поезду. Федерика быстро надела платье и подумала о том, вспомнит ли отец о своем обещании взять ее на берег вместе с Растой. Она надеялась, что он все-таки скоро встанет, а не будет, как обычно, все утро валяться в постели. Федерика легким шагом спустилась по лестнице через холл в кухню. Хэл, разговаривая сам с собой и продолжая пыхтеть, как паровоз, устроился на полу, запуская игрушку по терракотовым плиткам пола под столом и стульями.
Федерика помогала матери накрывать в столовой завтрак. Когда отец появлялся дома, они прекращали питаться в кухне, что было типичной английской привычкой Элен, которую она никогда не забывала, и переходили в столовую, как это принято у чилийцев. Лидия должна была прийти в десять, чтобы убрать в доме и приготовить обед. Рамон редко появлялся в кухне. Он, в отличие от Элен, для которой семейная кухня являлась сердцем дома, вырос в семье, где кухня считалась местом для прислуги.
Рамон проснулся, обнаружив себя в одиночестве в непривычной постели. Ему понадобилось какое-то мгновение, чтобы вспомнить, где он находится, и вновь пережить неприятное ощущение от воспоминаний о том, что, увидев его, жена почувствовала себя несчастной. Он лениво взглянул в окно, где занавеси плясали под напором холодного бриза, дувшего с океана и приносящего с собой сырой морской туман. Вставать совершенно не хотелось. Атмосфера в комнате была душной и давящей. Хотелось закутаться с головой в простыни и представить, что он где-то далеко на облаках, парящих над зоной тумана и страданий, плотной стеной окутавших стены этого дома. Он лежал, ощущая слабость в груди и подавляя в себе импульсивное желание встать, упаковать вещи и уехать.
Внезапно он услышал мягкие шаги дочери. Ощущение слабости превратилось в чувство вины, и он приподнялся в постели.
— Ты уже проснулся, папа? — спросила Федерика. Он увидел ожидание на ее лице и большие голубые глаза, смотревшие на него с надеждой. Она ступала тихо, будто считая, что он еще спит, и боясь его разбудить. Ее медленное приближение напоминало действия пугливой лани, не уверенной в том, что за зверь скрывается в постели — друг или враг. Рамон откинул покрывало, так что она могла ясно видеть, что он не спит. Ее лицо засияло и расплылось в широкой улыбке. — Я приготовила тебе завтрак, папа, — сказала она, и ее щеки засияли гордым румянцем. — А мы сможем пойти на берег, несмотря на туман?
— Мы можем отправиться на берег прямо сейчас, — сказал он, ощущая прилив бодрости при мысли о возможности поскорее выбраться из дома. — Мы возьмем с собой Расту. Ты ведь этого хочешь, не правда ли? А потом поедем в Качагуа.
— Мама сказала, что, когда мы доберемся до Качагуа, уже появится солнце, — доложила она, от нетерпения перескакивая с ноги на ногу.
Пока Рамон находился в ванной, Федерика сновала по комнате, раздвигая шторы и заправляя постель. Она привыкла убирать после матери, но та же процедура для отца доставляла ей больше удовольствия, поскольку в этом заключалась приятная новизна. Рамон терпеливо ел свой завтрак, чтобы доставить удовольствие дочери. Хэл тем временем уже покончил с едой и без особого шума играл в детской. Его интерес к поезду перевесил интерес к отцу, на которого он глядел с подозрением, подсознательно ощущая, как все маленькие дети, напряженную обстановку в доме. Элен сидела за столом, потягивая маленькими глотками черный кофе. Рамон обратил внимание на ее красные глаза и побледневшее лицо. Он вежливо улыбнулся ей, но не дождался ответной улыбки. Только когда появилась Федерика с тарелкой горячих круассанов, она выпрямилась и сделала попытку держаться так, как будто все было в порядке.
После завтрака Рамон взял Федерику за руку и отправился по знакомой дороге, ведущей к берегу, другой рукой удерживая на поводке Расту. Федерику уже не интересовало, солнечной или пасмурной была погода. Она находилась рядом с отцом, и, кроме них двоих, рядом не было никого. Крепко прижимая к груди шкатулку с бабочкой, она наслаждалась его заботой и своей исключительностью, хотя бы и сиюминутной. Они сняли обувь, и на фоне больших загорелых ног вечного бродяги Рамона маленькие розовые ступни Федерики казались еще более миниатюрными и эфемерными. Они спустились к берегу, позволив морю коснуться их пяток и обдать их пенными брызгами. Рамон рассказывал ей чудесные истории о тех местах, где побывал, и о людях, с которыми встречался. Федерика зачарованно слушала его, требуя новых рассказов еще и еще, пока, в конце концов, они не очутились в машине, мчавшейся сквозь туман по дороге на Качагуа.
Когда город остался позади, вокруг развернулись пасторальные сельские пейзажи. Они проезжали мимо ярко раскрашенных домов маленьких деревушек с гофрированными жестяными крышами и темными окнами без стекол. Вдоль дороги выстроились открытые лотки с фруктами, а маленькие лошадки под управлением смуглых до черноты чилийцев, закутанных в пончо, бодро тащили повозки по песчаным проселкам. Тощие собаки в поисках еды вынюхивали иссушенную землю, а грязные ребятишки играли пустыми банками из-под кока-колы. Их блестящие черные глаза с любопытством следили за проносившимся мимо автомобилем. Дорога была пыльной и усеянной большим количеством хаотически разбросанных выбоин и ямок. Через некоторое время они остановились, чтобы немного размяться и напиться воды. Туман понемногу рассеивался, и сквозь его пелену уже проглядывало солнце. Тени стройных акаций сгущались по мере того, как свет позади них стал все больше усиливаться, пробиваясь сквозь туман. Федерика сидела с большим стаканом лимонной газировки, а Рамон жевал эмпанада. Темнокожие чилийские дети кучкой расположились у побелевшей стены хижины, широко раскрытыми глазами наблюдая за Федерикой и Элен и шепча что-то друг другу, прикрывшись ладошками и горя желанием подкрасться к ним и прикоснуться к их светлым ангельским волосам, чтобы понять, из чего те сделаны.
Выбравшись из дома, оба они — и Элен, и Рамон — чувствовали себя гораздо лучше по мере удаления от места, где находился их дом, — места, которое не принесло ничего, кроме несчастья для Элен и разочарования для Рамона. При появлении солнца они даже начали улыбаться друг другу и с удовольствием присоединились к радостной болтовне детей. Напряжение в глазах Элен спало, и легкий румянец вновь вернулся на ее бледные щеки. Рамон втайне надеялся, что, возможно, она изменит свое решение. Пара недель, проведенных в гостях, может оказать на нее благоприятное воздействие.