Аркай - Василий Герман

Он считал себя человеком дела. Служба для всякой там лирики времени не оставляла. О чём только голова не болела у Метальника Савелия! В котельной топливо на исходе, а танкер к сроку не прибыл. Тепло любят все, а обеспечить должен кто? Метальник! Без котельной на Береговой немыслима жизнь. Ни помыться, ни побриться. Дальше — вода. Без неё ни борща на камбузе не состряпать, ни тельняшек матросам постирать. А движки на водокачке древние, неизвестного происхождения движки, запчастей к ним не доищешься. Опять Метальнику задача. Пурга свистнет, тропки-дорожки завалит, как нынче — пять лет таких снегов не бывало. Всё исчезло под сугробами, по дороге к магазину люди о верхушки столбов спотыкаются на погребённой метелью волейбольной площадке. Смех! Из старого дома комсостава жильцы на волю выбираются прямо с лестничной площадки второго этажа. Расчистку должен обеспечить Метальник. В магазин товары припоздали, в общежитии стёкла снегом выдавило — Метальник! Метальник! Выходило, что жизнь на Береговой без Метальника невозможна. Замрёт она и кончится, если Метальник вдруг поденется куда-нибудь. Так о себе думал Савелий Тихонович Метальник, человек скромного служебного положения. И чтобы справиться со всем скопом забот, дать всем делам движение, нужна, понимаете ли, чёткость и определённость в действиях и мыслях. И каждое мероприятие должно быть доведено до конца, до полной ясности. Иначе завал, худо дело. Не будешь человеком твёрдых правил, начнётся ералаш, порядок рушится, одно на другое наползёт. Возникнет своеволие, враг порядка.

Взять хотя бы барбоса этого, из-за которого сыр-бор разгорелся. Его, Метальника, на Береговой в изверги зачислили, в живодёры. Сквозь зубы здороваются. А он и не хочет этого Аркая истреблять, может, он даже лечил бы его каким-нибудь способом. Той же девочке строптивой, что поперёк приказа идёт, отдал бы. Но на законном основании! Детишки наивные. Затеяли игру в добро и зло, в сыщиков-разбойников. Знает же он, где этот Аркай находится, может пойти и забрать пса. Не это ему нужно. Сами должны отдать, признать, что ведут себя неправильно. Не понимают: одно неповиновение тянет за собою другое, привычка возникает, разгильдяйство.

Так размышлял Метальник Савелий, следуя по узкой тропке к дому комсостава.

А сейчас анархия возникла потому, что матрос Онолов Андрей распоряжение насчёт пса выполнить отказался. Он так и заявил:

— Занимайтесь этим сами. И всё.

Метальник подивился тогда решительности отказа, а позже задумался: сам он, лично, способен на такое дело — пристрелить собаку? Нет, рука не поднимется. И понемногу точило Метальника Савелия изнутри сомнение, голос, что ли, какой-то: сам на это дело не пойдёшь, а человека заставляешь. Нехорошо становилось ему от этой мысли. Ну, ладно, говорил он себе, погорячился. Не следовало так распоряжаться, не подумав толком. Тем более, дети тут замешаны.

И всё-таки Метальник Савелий считал себя обязанным пресечь своеволие. В этом вопросе отступления он не признавал.

Он постучал в оббитую дерматином дверь, и звук получился глухой, едва слышный. В квартире могли и не расслышать этого стука. Дверь, однако, неслышно распахнулась, и на пороге возникла женщина, худенькая и немолодая. Метальник Савелий хорошо её знал. Это была мать Фёдора Николаевича Иванова, командира сторожевика. Они встречались не раз на территории Береговой. Выдержанная женщина, тихая, даже робкая вроде. Имени-отчества её Метальник Савелий не знал, поэтому, откашлявшись, обратился неопределённо:

— Дело, стало быть, такое, гражданка…

— Иванова я, — подсказала женщина, и в глазах её наблюдательный Метальник Савелий уловил явную лукавинку.

— Так, гражданка Иванова, значит, — подтвердил он. — В данной квартире проживает девочка, имя я запамятовал…

— Людмилой её зовут, девочку. Внучка она мне, а я ей, стало быть, бабушка.

Не подал Метальник Савелий виду, что крепко на себя осерчал. Неправильный он в разговоре тон взял, дубовый какой-то. А эта бабушка Иванова, оказывается, непроста, немедля это усекла и отвечала ему тем же, — ну, как деревенщине какой-то.

— У внучки вашей казённое имущество находится в виде ездового пса по кличке Аркай, которого она незаконно увела, — косноязычно продолжал Метальник Савелий, будучи не в силах избавиться от принятого тона. — И я обязан его изъять по силе приказа.

— Вот как, — сказала бабушка. — Она, значит, незаконно увела, а вы изъять обязаны по силе приказа. Присядьте, уважаемый, я мигом обернусь.

— Вам хоть известно, где этот Аркай упрятан? — спросил Метальник Савелий.

— Как же! Как может быть неизвестно!

И бабушка вышла, оставив Метальника Савелия в полной уверенности, что вернётся она уже с рыжим Аркаем, с которым он в настоящий момент не знал, что делать, ибо к подобному повороту событий подготовлен не был.

Бабушка появилась минуты через три без Аркая, но тем не менее видавший виды лихой мичман Метальник взлетел с табурета, будто под ним взорвалась граната среднего калибра.

На бабушке Ивановой красовались флотская парадная тужурка с погонами старшего лейтенанта медицинской службы и белая рубашка при чёрном галстуке. Обувь, правда, на бабушке была не уставная, но глаза Метальника Савелия зацепились за другое: огнём горели на тужурке ордена и медали. И среди них ордена Красного Знамени, Отечественной войны, а всего столько, что сукно тужурочное по левой стороне укрыто было начисто. Ни у кого на Береговой такого количества боевых отличий Метальнику видеть не приходилось. И цену этим наградам Метальник Савелий знал не понаслышке.

— Давай твою бумагу! — потребовала бабушка.

— Какую бумагу?

— Этот твой приказ, по силе которого раненого пса, труженика честного, ты казнить намерен.

— Такой бумаги на руках я не имею, — пробормотал Метальник Савелий. — Циркуляр — он в делах подшит. И не намерен я вовсе…

— На руках, значит, не имеешь, — тихо сказала бабушка. — Что же ты голову мне морочишь? Законом беззаконие прикрываешь, внучушке моей сердчишко рвёшь! И детишкам всем. Мичман боевой! Не совестно? Ты же не в собаку — в ребятишек выстрелить нацелился. Понимаешь хоть это? Давай-ка, милый, налево круу-гом! Маршируй за своим циркуляром. Принесёшь — потолкуем. Шагом марш!

И мичман Метальник Савелий против своей воли чётко исполнил «налево кругом», пребывая в смятении чувств и слабо в данный момент контролируя своё поведение. Оказавшись на улице, вздохнул глубоко, покрутил головой и вместо того, чтобы идти по своим хлопотам, побрёл через сопку к обрыву. Стояло у него перед глазами строгое лицо гражданки Ивановой, и слова её бередили ему душу: мичман боевой! В ребятишек выстрелить нацелился! В самом деле, куда это его занесло? Мозги, что ли, закисли на бумажках? Мысли его двоились между циркуляром, пылившимся где-то в канцелярских папках, и боевыми наградами на тужурке скромной бабушки Ивановой. И оказаться в глазах такой бабушки дубом беспросветным было горько Метальнику Савелию.