Заря - Арин

В общем, как мы с подругой доковыляли до кабинета мастера Лейрона, даже вспоминать не хочется.

Тот на стук открыл быстро и, задумчиво оглядев, хмыкнул:

— С практики?

— Ага, — со стоном подтвердили мы.

Он пропустил нас в комнату, и я с интересом огляделась. Кабинет наставника всегда представлялся учениками каким-то волшебным местом, в основном потому, что попадали туда редко. Обычно за наказанием.

Первое, что бросалось в глаза — это массивный стол и кресло с высокой спинкой. Мебель была из черного дерева и имела темно-синюю обивку. У стены стоял таких же цветов диванчик — для посетителей. Два шкафа, полностью забитые свитками и фолиантами, канделябры на стенах и подсвечник на столе. Там же лежали какие-то бумаги, перо и чернильница. Плюс ко всему: резная дверь, ведущая, скорее всего, в спальню.

— Что встали? Садитесь, — мастер указал на диванчик, а сам сел в кресло. Когда же мы разместились, искоса глянул на бумаги, которые, похоже, разбирал до нашего прихода и спросил:

— Рассказывайте.

Ната послушно стала объяснять, как мы попали в город, не забыв добавить, что вернулись мы с рассветом. Мастер Лейрон слушал внимательно, не перебивая, а когда подруга закончила, вынес вердикт:

— Сумасшедшие. Ради какого-то застолья так рисковать жизнями. Там десять метров в высоту и голые камни на земле. С Натариной бесполезно вести беседы, но вы, Юриль! У вас же есть рассудок и голова на плечах! Вы-то, зачем полезли! У вас даже телесной подготовки нет: какое к Духам лазанье!

Я молчала. Как объяснить наставнику, что Ната — настоящий банный лист, мне было не известно. Да и подставлять подругу не хотелось. Все-таки своя зараза, родная — как говорил про неё Зан. Мастер посмотрел на нас, вздохнул, видать понял, что ничего путного не добьется, и сказал:

— Натарина Летеш — вы прощаетесь в последний раз, следующая ваша шалость окончится карцером. К Юриль Веран у меня слезная мольба о том, что принимать участие в «развлечениях» госпожи Летеш вы больше не будете. Это все. Вы свободны.

— И еще, — окликнул нас учитель у дверей, — не играйте со Стражами. Если они вас не заметили — это значит, что они НЕ ЗАХОТЕЛИ вас заметить.

— Ну, что скажешь? — спросила я подругу, когда мы шли по коридору. После разговора у меня остался неприятный осадок: слишком зловеще звучали последние слова мастера Лейрона.

— Да ничего, — спокойно сказала Ната, хоть и без обычной для неё смешливости, — нас ткнули носом в наши же ошибки.

— То есть? — не поняла я.

— Да, просто, — отмахнулась подруга, — мы забыли, что Стражи маги. И очень сильные, к слову. Скажи честно, даже ты — перестраховщица наша воспринимала их, как обычных воинов?

— М-мда, — тихо согласилась я. В мое «сознание» настолько сильно вплелась мысль о запрете на магию, что мне забылось — к Стражам это не относится, и волшебством они пользуются с бо-ольши-им удовольствием. А спокойно обсуждаем на их глазах, мягко говоря, опасные темы, да и вылазка эта. Странно, что за нами до сих пор не пришли.

— В любом случае, нас недвусмысленно попросили держаться от Стражей подальше, — добавила Ната, почему-то погрустнев.

— Это да, — поддакнула я. Мне и раньше не хотелось с ними «общаться», а учеба в Замке не растопила мое «ледяное» сердце. Только вот почему Ната так расстроилась?

— Придется и в самом деле вести себя, как тихони, — неожиданно с надрывом выдохнула подруга, а я чуть не согнулась пополам от смеха, еле-еле сохранив серьезное выражение лица и даже нарисовав на нем сочувствие. Так вот что так огорчило Нату! Невозможность дальше хулиганить и при этом выходить сухой из воды. Да-а, для неё это и в самом деле большое несчастье. Для меня же это было наоборот гарантией того, что в ближайшую неделю (на большее Наты не хватит) можно спать спокойно.

Но, похоже, судьба решила иначе, или, грубо говоря, своими надеждами я нас сглазила.

Неожиданно перед нами открылась дверь в аудиторию, и из лекционного зала начали выходить люди. По глазам собранным в кучку, можно было понять, что мастер Виарона совмещала в шестой день недели практику с теорией, с удовольствием оторвавшись от своих садов ради «любимых» учеников. А подпаленные в некоторых местах костюмы (притом, что те были сделаны из огнеупорной и кислотостойкой ткани) явно говорили, что выходившие были, по крайней мере, на третьем курсе обучения. На более младших курсах опыты проводились только под строгим наблюдением наставников, а те вряд ли позволили бы такие опасные эксперименты (говорили, такой надзор был введен после того, как один больно умный ученик чуть не поднял на воздух северную башню; интересно, что с ним после этого сделали учителя?).

Мы спокойно «врезались» в толпу, плавно огибая спешащих по своим делам (скорее всего куда-нибудь развеяться, если после урока многоуважаемой мастера Виароны этого не сделать то мозги начинают медленно, но верно спекаться), и прошли бы это «препятствие» спокойно, если не один, явно куда-то опаздывающий молодой человек. Тот стремительно, даже не вышел — вылетел из кабинета и направился в противоположную нашему движению сторону. А Ната, смотревшая куда-то вдаль, не успела увернуться. Они шумно столкнулись, и подруга, как более легкая, отлетела к стенке, ударившись спиной (голову она уберегла). Может это и забылось бы: все мы люди, и у всех бывает плохое настроение, но расстроенная после выволочки, Ната не выдержала и весь негатив выплеснула в «мир»:

— И как ЭТО понимать?! — рявкнула она так, что все присутствующие остановились и обратили свое взор на происшествие (обычно у учеников не принято вмешиваться в чужые дела, если они не сулят угрозу здоровью или психике).

— Что именно? — высокомерно спросил юноша, явно не считая себя виноватым. Ната вскипела, а я всмотрелась в лицо парня: светлые волосы длиной до плеч и голубые глаза, лицо аристократическое, с высокими скулами. Тонкий и изящный — ему, как никому другому подходил взгляд благородного на простолюдина. Последнее, кстати, говорило о том, что он из старейших родов (по слухам, в них со временем переродилось дворянство), а те всегда держались особняком от остального народа (а народ так же не стремился к сближению — старейшие держали в руках почти всю власть Города, и, как в любой стране, усиленно из-за неё грызлись).

С другой стороны, Старшие роды никогда не позволяли себе смотреть на целителей свысока — ведь от них зависит их здоровье и жизнь. Данный молодой человек видимо об этом забыл, или считал, что раз он сам целитель, то законы самосохранения ему не писаны.

— Вообще-то у нормальных людей принято, сбивая человека с ног, извиняться, — подруга из последних сил пыталась быть вежливой, но свистящее шипение уже пробивалось, говоря, что Ната в бешенстве. О, Духи! Чует мое сердце: быть драке! А Натке недвусмысленно обещали карцер!