Хомут на лебединую шею - Маргарита Южина

– Вот сама бы и искала там себе принца! Тоже мне, Золушку нашла. Мне не надо к восьмидесяти. Молоденького хочу! – басом капризничала сестричка.

– Ты только подумай – сейчас молоденьких девчонок на стариков тянет. Оглянись вокруг-то! Девчушке двадцати нет, а муж у нее пенсионер! А все потому, что удобно. Скажи мне, ну зачем тебе молодой кузнечик? Ни слова сказать, ни жену обласкать. А вот выйдешь за зрелого мужчину, сразу генеральшей станешь. Чем плохо?

Аллочка мигом захотела стать генеральшей. Прямо сейчас. Она стремительно унеслась в комнату, сидела там пятнадцать минут и вынеслась к сестре совсем в другом виде. Обрюзгшие щеки и неправильный прикус Аллочки всегда делали ее похожей на английского бульдога. Теперь же ее веки хлопали накрашенными ресницами так, что с них кусками валилась тушь, ланиты горели свекольным румянцем, а губы были старательно обведены Варькиной праздничной помадой и блестели, будто Аллочка только что грызла кусок сала. Дополнял образ невыносимый шлейф духов, которые, вероятно, сестрице остались еще от матушки.

– Все, я готова. Едем в госпиталь, – горделиво выпятила грудь девица на выданье.

– Нет уж. Сначала дела. Ты же помнишь, тебе Фомка сказал, чтобы ты обеды-ужины готовила. Вот и пойдем в магазины. А потом я усядусь к телефону. Надо же все же найти тех дам, которых Псов облапошивал, – изложила свой план Гутя.

– И что, весь мой макияж даром пропадет?

– Подаришь свою красоту продавцам и простым покупателям, – вздохнула Гутя и вышла из двери.

Не успели женщины выйти из подъезда, как случилось нечто непонятное – со скамейки, которая всю жизнь стояла у газона, поднялся приятный, прилично одетый мужчина и прямиком направился к сестрам.

– Извините, это вы Гутиэра? – спросил он Гутю и уставился на Аллочку.

– Да… а вы, вероятно, по объявлению? Жениться хотите? – бросила наметанный глаз Гутиэра Власовна.

– Да хочу… На вашей сестре, – печально произнес красавец. – Вон на ней.

Аллочка задохнулась от восторга, потупилась и залилась румянцем. Причем румянец охватил и шею, и уши, и даже, кажется, руки. Гутя беззвучно зашлепала губами, а потом наконец вымолвила:

– А у вас… справка есть? Ну… что никаких черепных травм… я не знаю…

– У меня все нормально, я вас уверяю, просто… просто я очень хочу жениться на вашей сестре, – еще раз повторил интересный мужчина, с тоской разглядывая облака. – Все со мной нормально, не беспокойтесь.

– Ну… я не знаю… тогда приходите завтра… Поговорим как следует, познакомимся… – не слыша себя, лопотала Гутя. Она хотела еще что-то сказать, но тут вдруг ожила «невеста» и понесла откровенную чушь:

– Я прям и не знаю. У меня уже почти муж генерал… Гутя, ты же мне обещала генерала! Молодой человек, а у вас какое звание?

Мужчина вдруг сообразил, что даму могут увести, и заволновался:

– У меня никакого звания. А зачем оно мне? А вам оно зачем? Мы с вами будем жить долго и счастливо без этого самого звания. Так я к вам завтра приду?

Гутя только молча кивнула, и мужчина, еще раз со вздохом глянув на невесту, убежал, высоко задирая длинные ноги.

– Аллочка… что это было?

– Гутя, ну идем же в магазин! Кстати, я совсем не хочу выходить замуж за этого кузнечика. Я хочу генерала!

Фома несся на стареньком «жигуленке» на завод, где в последнее время трудился Псов. Нужное предприятие он отыскал без труда, а вот как туда попасть, еще не придумал. Завод был обнесен высоченным забором из бетонных плит, и пройти на территорию можно было только через проходные. Проходных было две. Там на посту сидели преклонного возраста женщины и бдительно охраняли блестящие вертушки, через которые полагалось проходить народу. Фома остановился возле одной такой вертушки, и, пока придумывал, что бы такое сказать, женщина с грозным лицом неприветливо его окликнула:

– Ты когойт здеся выглядывашь?

И Фому понесло. На чело наплыла грусть, в глазах появилась влага, и он, старательно отводя взгляд, хлюпнул:

– Да вот… брат у меня здесь работал… Псов Назар Альбертович… Пришел… Думал, может, у него кто из друзей здесь есть… Так поговорить о брате захотелось…

– Погодь-ка… Псов… Это же Назарка, из нашей смены… Его ж хоронили уже, да? – обратилась охранница к подруге, такой же седой тетушке. – Слышь-ка, Николавна, к Назарке брат пришел.

– Так нету ж его, – удивленно вздернула реденькие бровки Николавна.

– Ну… с другом хочет брат-то поговорить… Чево с им делать-то, пропускать?

Николавна поднялась, подошла к окошку и крикнула Фоме:

– Ты, слыш чево… Ты паспорт покажи свой.

Фома протянул паспорт.

– Дык а чевой-то у вас разны фамильи? – насторожилась охранница.

– У нас с ним матери разные были… – со слезой в голосе проговорил Фома. – У нас только отец общий… Вот поэтому и получилось, что он Псов Назар Альбертович, а я Неверов Фома… Леонидович.

– Ну чево ж, быват, – вошла в положение Николавна и щелкнула кнопочкой. Вертушка закрутилась, пропуская «несчастного брата» на завод.

– Ты вон туда иди, вишь, откуда дымок? Там Борька Аникеев работает, он больше всех с Назаркой-то дружил. Ты иди, спросишь Аникеева, тебе покажут.

Фома и правда спросил, ему и правда показали. Аникеев был щуплым мужичонкой, с добрыми красными глазами и с младенческим пушком на голове. Он упоенно швырял уголь лопатой в жаркую пасть печи, и по его костлявой спине сбегали струйки пота.

– Здравствуйте! – крикнул Фома. – Мне бы поговорить…

– Мне бы тоже, так вот видишь, едри ее! Не отпускает милашка моя. Сто потов сойдет, пока накормишь. А чего за разговор?

– Брат у меня… Псов Назар… Погиб брат, на похороны я не успел, добирался долго, вот и хочу сейчас с кем-нибудь о нем поговорить, вспомнить…

– Помянуть, что ль? – уже внимательнее посмотрел на непрошеного гостя Аникеев.

– Ну да… и помянуть.

– Так чего сюда пришел? На заводе нельзя, сразу всех премий лишат, а то, чего доброго, и вовсе выпрут. Сейчас сколько времени?

– Так уже час.

– У меня в четыре смена заканчивается. Ты к проходной подъезжай к четырем, я тебя встречу, и помянем. Только не забудь.

До четырех Фома успел съездить в забегаловку, купить нехитрой закуски, выпивки, взял в киоске журнал «Колесо» и уселся дожидаться назначенного часа.

Аникеев не подвел, появился ровно в четыре. Выйдя из проходной, он повертел головой в разные стороны и, заметив, что Фома машет рукой ему из «Жигулей», радостно кинулся к машине.

– Не подвел, значит, молодец, – похвалил он Фому-самозванца. – Ох, а ты и накупил всего! Пра-ально, негоже поминать на сухую-то. Токо слышь че… я это… не могу возле завода. Прям кто как за руку держит. Ты гришь, что добирался долго, значит, нездешний, выходит, к тебе не поедем. К себе позвать тоже не могу, жена у меня хорошая баба, но мегера. Чистый Геринг. Так что, ежли не брезгуешь, поехали ко мне в гараж.

Фома не стал брезговать, тем более что пить он и вовсе не собирался – за рулем. И вскоре новые друзья остановились возле подземных гаражей.

– Ты машину-то здесь оставь, не тронут, а сами пойдем, посидим, – позвал Аникеев. – У меня там чисто, не боись.

В гараже было на самом деле чисто. Диванчик застелен пледом, подушка с шелковой цветастой наволочкой, в углу то ли маленький столик, то ли тумбочка и… никаких следов машины.

– Машину-то у меня угнали еще лет семь тому назад. Да, – пожаловался Аникеев, будто подслушав мысли Фомы. – А вот здесь твой братец и жил…

– Как… как это здесь? – разволновался Фома.

– Да как… Каком кверху! Ты чего не разливаешь-то? Вот ведь я поставил стопки. Здесь он жил… Не всегда, конечно, когда с очередной бабой не уживался… А он отчего-то никогда ни с одной бабой ужиться не мог. Такой прям нежный был, не приведи господь. Я вон со своей уже сколько мучаюсь, а ведь ничего, терплю. А он нет, чуть что не так, и ко мне в гараж. Гордый был. Давай помянем. А тебе нельзя, ты за рулем. Ну да я один.

Фома терпеливо ждал, пока мужичок выпьет, потом тщательно закусит все это дело порезанной колбаской и настроится на продолжение разговора.

– Мы с Назаркой-то и подружились через этот гараж. Мужики у нас на работе болтают про комнатку-то эту, сами здесь не раз пили, ну и ему, видать, болтанули. Вот он и прицепился – пусти да пусти жить. Тебе же, говорит, удобнее. Сам дома спишь, а я в гараже. И уж точно знаешь, что никакая холера сюда не сунется. Я пустил, конечно, мне не жалко. А только потом подумал – а какого хрена ко мне кто залезет, машину-то все равно уже сперли! А только Назару ничего не говорил, пусть живет, ежли негде больше. А вот ты мне скажи… как тебя?

– Фома.

– Вот и скажи мне, Фома, чего ж ты брату-то не помог? Не дело ж это, чтоб человек без угла проживал.

– Да я… Дурак был. Вот теперь каюсь… А у брата были вещи какие-нибудь, может, письма, записки?

– Думаешь, он деньги запрятал? Не было у него денег, он мне сам говорил.