Смех сквозь слезы - Марина Серова

— Спасибо, ничего не хочу. Где и при каких обстоятельствах состоялось ваше знакомство с покойным?

— Одно время он работал у нас в театре. Делал фотографии. Его рекомендовала жена. Она наша актриса…

— Мне это известно, — бестактно перебила его я. — С Тимирбулатовой я уже имела честь познакомиться.

— Ну вот… — замялся Анатолий Викторович. — Я и говорю. Он проработал у нас какое-то время и уволился. Вернее, я уволил его.

— За что?

— Мне не нравились его работы. Вернее, в целом они мне нравились. Даже очень, — мой собеседник окончательно запутался. — Но те деньги, которые он просил за свою работу в качестве оплаты… В общем, его фотографии таких денег не стоили, — завершил он.

Молодец! Все-таки выкрутился.

— Анатолий Викторович, — произнесла я, глядя ему прямо в глаза. — Сейчас я вам скажу кое-что, а вы, прежде чем ответить, хорошенько подумайте. Договорились?

— Хорошо, — кивнул он.

— Следствию стало известно, что Федор Ласточкин «зарабатывал» себе на жизнь шантажом. Это уже подтвердили некоторые люди, а при обыске фотолаборатории убитого обнаружено несколько пленок такого характера…

Услышав из моих уст эти слова, Велиханов побледнел как полотно, и рука его непроизвольно потянулась к области сердца. Я побоялась, что с ним сейчас может случиться инфаркт, а потому поспешно добавила:

— Вас среди так называемых «клиентов» Ласточкина нет. Но это еще ни о чем не говорит. Во-первых, пленки могут храниться где-то еще, а во-вторых, они могли быть при Ласточкине в момент убийства.

Анатолий Викторович хотел что-то сказать, но я жестом остановила его.

— Не торопитесь с ответом, я же предупреждала вас. Подумайте сами, если за верную брать вторую версию, то пленки сейчас в руках убийцы, а если первую… — Я помолчала. — Да и какая разница? Все равно в конечном итоге они окажутся у нас. Вы меня понимаете?

— Я не понимаю только одного. — Как ни странно, Велиханов основательно расслабился и даже выдал улыбку. — Что вы хотите от меня услышать? Каков ваш вопрос?

— Ласточкин шантажировал вас?

— Нет.

— Анатолий Викторович, подумайте еще раз, — настойчиво попросила я.

— Тут и думать нечего. — Велиханов достал руки из-под стола и потер их друг о друга. — Ласточкин не мог меня шантажировать по одной простой причине. Меня шантажировать нечем.

— Это ваш окончательный ответ?

— Более чем.

— Жаль, — сурово сказала я. — Видимо, нам еще предстоит в будущем более детальный разговор.

Во время последней фразы я слегка подалась вперед, как бы для того, чтобы подчеркнуть угрозу в своих словах, и незаметно для Велиханова прикрепила под крышку его стола самозаписывающий «жучок». Затем встала и энергично направилась к выходу. Уже взявшись за ручку двери, я обернулась и сказала:

— До скорой встречи, Анатолий Викторович.

— Всего хорошего. — Он тоже поднялся.

Я спустилась обратно на второй этаж и скрылась в Олиной гримерке. Спектакль близился к концу. До финала оставалось, может быть, минуты две или три. Я приняла свой обычный вид и улыбнулась в зеркало своему отражению.

Разговор с Велихановым казался мне весьма продуктивным. Во всяком случае, я теперь была склонна заподозрить именно его. Поведение Анатолия Викторовича при нашей беседе говорило само за себя.

Доказать, правда, я пока ничего не могла, а потому и не спешила разбрасываться обвинениями, но очень надеялась на то, что поставленный мной «жучок» в кабинете директора не сегодня, так завтра принесет свои плоды.

Из динамика зазвучала финальная музыка, раздались аплодисменты, актеры пошли на поклон.

Я отошла от зеркала и села на диванчик у стены.

Сейчас мне казалось ясным, почему охотятся на Ольгу. Один из тех, кого шантажировал Ласточкин (вполне возможно, что Велиханов), не выдержал и жестоко расквитался с Федором. Но нужной пленки при нем он, видимо, не обнаружил. И логично посчитал, что та осталась в руках у его жены. Преступник боится, что Тимирбулатова предаст дело огласке. Значит, изначально моя версия была верна. Охота на Ольгу Тимирбулатову — продолжение истории с ее мужем, берущее начало от его убийства.

Все верно, все сходится. Надо только выяснить, кто убил Федора Ласточкина, и нейтрализовать этого человека.

— Вот ты где! — воскликнула Тимирбулатова, входя в гримерку. — А я смотрю, за кулисами тебя нет, в курилке тоже, думаю, уж не уехала ли ты грешным делом, бросив меня на произвол судьбы.

— Хорошего же ты обо мне мнения, — упрекнула я клиентку. — У меня есть новые сведения. Хотя, как знать, может быть, для тебя они вовсе и не являются открытием.

— Расскажи. — Оля села перед зеркалом и приступила к снятию грима.

— Твой муж занимался шантажом, — сказала я.

— Да ну? — Она посмотрела на меня в зеркало. — Впрочем, это как раз в его духе.

— Ты не знала об этом?

— Нет.

— Лучше бы было, Оля, если бы ты знала, — произнесла я.

— Почему?

— Моя версия такая, — начала я. — Человек, убивший Ласточкина, не нашел у него то, что искал, то, ради чего он убил его…

— А что это? — перебила меня Тимирбулатова.

— Фотопленка. Убийца решил, что, раз ее нет у Ласточкина, значит, она у тебя.

— Это глупо, — возмутилась Ольга.

— Возможно. Но полагаю, что именно такая логика и движет преступником.

— Подожди! — До нее дошло, к чему я клоню, и она развернулась ко мне на крутящемся стуле. — Ты хочешь сказать, что меня хотят убить ради этой пленки?

— Вот именно.

— О боже мой. — Она театрально воздела руки к потолку. — Моя жизнь теперь зависит от какой-то злосчастной пленки, которую я даже в глаза не видела. Ну, спасибо тебе, Федя. Мне и после твоей смерти от тебя покоя нет.

Видимо, Тимирбулатова все еще не вернулась из грибоедовской пьесы в мир реалий. Все ее жесты и слова были сценическими.

— Оля, — окликнула ее я. — Чем причитать, ты лучше подумай, где Федор мог хранить свои пленки?

— В лаборатории, — уверенно ответила она.

— Несомненно, — согласилась я с Тимирбулатовой. — В лабораторию наведаться не помешает, хотя я думаю, что преступник уже успел побывать там.

— Тогда где?

— Вот я тебя об этом и спрашиваю, — с нажимом произнесла я. — Подумай, где еще мог хранить их твой муж? Может, где-то в доме?

— Хорошо, я подумаю, — пообещала она. — Но завтра. Все-таки сегодня как-никак праздник. Как ты смотришь на то, чтобы уютно посидеть сегодня вечером? А, Жень?

— Вдвоем?

— А с кем еще? Ты хочешь пригласить кого-нибудь?

— Я — нет, — ответила я. — Но разве Аркадий Александрович не присоединится к нам?

— Увы, — печально произнесла Тимирбулатова. — Ирина Юрьевна пригласила его на ужин, а отказать в чем-то этой женщине равносильно самоубийству.

— Ну, хорошо, — кивнула я. — Пусть наш ужин носит чисто женский характер.

— И ни слова о покушениях, шантаже, моем покойном муже, — подвела черту Ольга.

— Договорились.

Мы поехали домой именно с таким настроем. По пути Оля сделала покупки в супермаркете, что позволило нам быстро накрыть праздничный стол.

Я сдержала свое слово. Весь вечер мы с Тимирбулатовой говорили о приятном, делились прекрасными мгновениями, пережитыми ранее, и ни разу не коснулись наболевшей темы. Вообще-то все правильно. Праздник есть праздник. А я за информацией, полученной от Жемчужного, и разговором с Велихановым успела уже забыть о нем.

Мы мило просидели до самой полуночи и лишь в первом часу ночи, когда праздник, так сказать, остался в дне вчерашнем, разошлись по комнатам спать.

Разбудил меня телефонный звонок над самым ухом. Я машинально сняла трубку и только потом бросила взгляд на часы. Пять часов утра.

— Привет, Жень! С прошедшим тебя! — весело сказала трубка в моей руке. — Уже проснулась? Не разбудил?

— Кто это? — Я еще спала.

— Ну ты даешь! Я ведь мало того, что могу смертельно обидеться, я еще от расстройства могу и покончить с собой.

Я наконец-то сбросила с себя сонливость и узнала Жемчужного.

— Извини, Костя, не проснулась еще. — Я села на диване.

— Все равно, ты должна была узнать меня из тысячи звонивших. По тем флюидам, которые излучает мой голос. Флюиды, которые наполнены безграничной любовью, теплотой, нежностью…

— Что-нибудь случилось, Костя? — прервала я его словоизлияния.

— Случилось, Женя, — ответил он. — Меня осенила гениальная догадка.

— Какая?

— Это не телефонный разговор. Я могу приехать?

— Прямо сейчас?

— Нет, в следующем году, — съерничал он. — Проснись же ты наконец.

— Ладно-ладно, приезжай, — сказала я, зная, что отговорить его невозможно. — Жду.

Он тут же бросил трубку.

Я встала с дивана и прошла на кухню, сварить кофе. Что еще за гениальная догадка посетила Костю? Да еще и ночью.