На рандеву с тенью - Татьяна Степанова

— Слушай, Баюн, такое дело... — В трубке раздался низкий осторожный мужской голос. — Они его нашли.

— Подожди секунду. — Мужчина осторожно спустил на землю ребенка. — Где? — спросил он в трубку.

— На дороге возле Александровки, точнее, за ней, под мостом. Мне человек верный в больнице сказал: сейчас вскрытие идет.

— Узнай, как он умер, и сообщи. — Мужчина смотрел на белоснежную скатерть стола. — Позвонишь мне после двенадцати, сейчас я занят.

— Понял. А что ребятам сказать?

— Ничего пока.

— Баюн, они того... Разговоры тут разные ненужные уже пошли... Он ведь, ты знаешь, авторитетом пользовался. Некоторые говорят, ты просто погорячился, и зря, потому что...

— Наплевать на их болтовню. Я сказал, я занят! Позвонишь мне после двенадцати. Все.

Мужчина со злостью отключил мобильный, швырнул его на плетеное кресло. Встретился взглядом с женщиной. Она отвела глаза, вздохнула. Он наклонился к сыну, потрепал его по льняному затылку и за руку повел в дом.

— Знаешь, а мы все здесь чего-то такого ждали. — Варвара Краснова, присев перед стеллажом у сейфа, искала бланки для допросов.

Очередной свидетель запаздывал. И они с Катей, пользуясь минутой, продолжали обсуждать вчерашние события.

После спонтанного знакомства с Антоном Новосельским Катя вернулась в отдел. Вкратце изложила Красновой новости, затем отправилась в экспертное отделение. Вечером дома у Красновой они снова и снова возвращались к происшедшему. Гадали, кем же мог быть убитый. Варя достала из сумки новенький ключ, сказав, что это для Кати:

— У нас с тобой график работы разный, золотце. Это я с девяти до шести в кабинете парюсь. А ты — волчок, которого ноги кормят. Командировочный волчок, вольная птичка. Так что со вторым ключом и тебе и мне удобнее будет.

Вечером же Катя наконец встретилась с Вариной дочкой Катей Маленькой, вернувшейся от бабушки. Первый же заданный вопрос был: когда снова в зоопарк? Второй: а когда приедет дядя Вадик?

Катя ответила ребенку максимально правдиво: в зоопарк — когда пожелаешь, только мигни. А насчет Вадика...

Ненаглядному мужу и господину Вадиму Кравченко уже сообщили через турфирму телефоны, по которым он мог разыскать жену (телефоны отдела и квартиры Красновой). Но Кравченко до сих пор не звонил. Не звонил и Мещерский, что было весьма удивительно. На душе у Кати скребли кошки.

— Ты хочешь сказать: после исчезновения ребят вы все здесь в отделе ждали... убийства? — Катя, чтобы не сидеть сложа руки и чем-то помочь приятельнице, старательно составляла опись в пухлом уголовном деле.

— Не то чтобы наверняка ждали именно убийства, но... Знаешь, когда стало ясно, что среди пропавших дочь Островских... Ведь сначала здесь никто не удивился тому, что этим делом плотно занимался РУБОП. Это потом уже, когда «Жигули» нашли, заговорили насчет каменоломен, а в первое время Катя внимательно слушала Краснову: та сейчас сама себе противоречила. Еще сутки назад она говорила: это трагический несчастный случай.

«Типично женский подход к фактам», — подумала Катя, а вслух спросила:

— Этот ваш Кероян ничего мне толком не рассказал о пропавших — кто они, из каких семей. Только назвал их фамилии. Ну честно, Варечка, ты о ком-нибудь из них что-нибудь знаешь?

— Когда ты сюда ехала, еврокомплекс видела у реки? Это «Сосновый бор». Комплекс отдыха и развлечений ВИП. Уже два года как открылся. — Варя вздохнула. — Загородный отель пять звезд. Стандартный номер, говорят, бог знает сколько стоит. А есть и президентские люксы, и отдельные коттеджи. Все это можно снять хоть на целое лето. Яхт-клуб, рестораны, бар, боулинг, конные прогулки, два бассейна — уже в центре развлечений при комплексе. Можно пользоваться всем этим за плату, даже не проживая в отеле. Только плата довольно высокая Есть там и фитнесс-клуб. Зверски дорогой, мне не по карману Я в городской хожу при нашем стадионе. А к чему я все тебе рассказываю... Отец Веры Островских — один из совладельцев «Соснового бора». Он наш, здешний. Насколько я знаю, долго работал сначала в горкоме, потом в райисполкоме, это давно, еще до перестройки. Партийно-хозяйственная номенклатура. Потом ушел в бизнес, ну и дела пошли. Шесть лет назад начали этот комплекс строить. Эго его детище. В городе сразу рабочие места появились. Особенно для молодежи. В Москву наши почти перестали ездить. Там, в комплексе, говорят, весь персонал обслуживающий из местных. Островских даже школу менеджмента гостиничного открыл. У меня приятельница там учится.

— А Кероян мне ничего не сказал! — Катя уже злилась и на оперуполномоченного, и на Варю за компанию. Конспираторы!

— Ты же из управления приехала. Мы думали, там все давно известно.

Катя вздохнула: вот так всегда. В маленьких подмосковных городах считают, что приехавшие из Москвы знают все досконально о местных знаменитостях.

— Островских, значит, и живет тут у вас в городе? — спросила она, стараясь ничем не выдать своего раздражения.

— Да. И довольно давно, я же говорю — он что-то вроде здешнего непотопляемого авианосца. При всякой власти на плаву. Одновременно с «Сосновым бором» он себе дом построил загородный Говорят, у него и в Москве несколько квартир, в последнее время он в столице больше жил. Ну и понятно, когда единственная дочь такого человека бесследно исчезает, то...

— Но вместе с этой Верой Островских пропали еще двое — Славин и Коровина Мария.

— О парне ничего не знаю. С Коровиной лично я не встречалась, но... — Краснова порылась в сумочке, достала пластиковую карточку. — Это пропуск в наш фитнесс-клуб. После несчастного случая девчонки, с которыми я в группе шейпинга, говорили, что Коровина зимой клуб тоже посещала, занималась у Заварзиной Оксаны. Можешь ее разыскать, если она, конечно, не в отпуске. Только зануда она страшная. Кичится тем, что бывшая балерина, а сама дура набитая. Я у нее из группы через три занятия деру дала.

...По дороге на городской стадион Катя размышляла о том, насколько экстремальные обстоятельства изменяют отношение людей к целому ряду событий и фактов. Пример яркий и наглядный — Варвара. Об исчезнувших ей было все же кое-что известно. Но, решив про себя, что это несчастный случай, она даже не потрудилась ничего вспомнить. И вот потребовалось новое ЧП, да какое — убийство! — чтобы у дражайшей Варечки развязался язык.

«А разве убийство этого неизвестного и исчезновение ребят как-то связаны? Стоп! — Катя сама себя резко оборвала. — Конечно, не связаны. Мало ли что могло здесь еще произойти. Нельзя же все валить в одну кучу и...»

«Знаешь, мы все здесь чего-то такого ждали», — вспомнила она Варино туманное замечание и снова ощутила смутное беспокойство. Ей показалось: она тщетно пытается поймать какие-то призрачные обрывки, соединить несоединимое... Пока несоединимое...

Катя остановилась, огляделась: парк имени Чернышевского (как везде в провинции, здесь любили пышные литературные имена) примыкал к городскому стадиону «Звезда». Она стояла посреди центральной аллеи. Подошла к скамейке, села.

Итак, обрывки... Что же она узнала о событиях в Спас-Испольске за эти дни? Катя с усталым любопытством наблюдала, как у ее ног суетятся, чирикают воробьи, косятся, не даст ли чего эта особа, так энергично спешившая куда-то по аллее и вдруг впавшая в неожиданное оцепенение на парковой скамейке?

Обрывки... Чего-то... Чего только? Впечатления от дней, проведенных здесь. Какие же они, эти первые впечатления? Катя закрыла глаза. Увидела: милиционеры, сгрудившиеся над тесной ямой на поле за бензоколонкой, пожарное ведро, до краев полное глинистой воды, — затопленный вход в каменоломни, и другой вход — под корнями поваленной ели, откуда с такими усилиями выбирались спелеологи. Залитые кровью (чьей? Славина?) клочья рубашки, покрытое бисеринками пота, измазанное глиной лицо Гордеевой. («Боже, как же я ее там не узнала? — Катя почувствовала, как сердце ее чуть не подпрыгнуло в груди. — Ведь это же она, она там лежала на поляне голая, слушала музыку, загорала. Она швырнула венок. Как же я ее не узнала?») Напряженное, настороженное лицо Новосельского, когда он пытался выудить у «заезжей корреспондентки» информацию, тот отвратительный пластмассовый паук над барной стойкой «Пчелы», безжизненное тело мертвого незнакомца под мостом.

«У него две глубокие, проникающие ножевые раны — в горло и в грудь», — Катя снова слышала голос эксперта и негромкий меланхоличный голос Керояна: «Это не Славин»... и... Словно из какого-то тумана выплыло лицо другого незнакомца — того мужчины, приехавшего на джипе в лагерь спасателей. Лицо живое, но тоже странно безжизненное — застывшая маска отчаяния и фанатичной надежды. Надежды черной, без единого проблеска солнца, как тот подземный мрак в глубине входа в Съяны.

«А ведь это и был Островских, — осенило Катю. — Я видела его у спасателей. И в отдел он перед этим заезжал, видимо, справлялся, нет ли новостей. Он уже не надеется, что их найдут живыми. Он хочет отыскать тело дочери, чтобы похоронить. Вот и Новосельский на это же намекал. Но ведь они уже похоронены. Раз они там, под землей, они уже ей преданы».