Ведьма с Лайм-стрит - Дэвид Джаэр

Скандальная пламенная речь полуобнаженной Айседоры Дункан в Симфони-холле стала настоящей сенсацией. Несколько дней назад она выступала с той же программой в либеральном Нью-Йорке – правда, не оголяя грудь – и получила хвалебные отзывы критиков как «самобытная представительница авангардного балета». Но тут ей не Манхэттен. В Бостоне ее поливали грязью в газетах, в штате ее выступление запретили, а в гостиных наиболее фешенебельного района Бостона ей не уставали перемывать косточки: мол, она старая и толстая, груди обвисли, задница разжирела. А ее речь – «Этот шарф красный! И я такая же!» – мол, была большевистской провокацией. Когда мэр Бостона Керли выгнал Айседору из города, запретив ее выступления, в газетах Херста это его решение нашло восторженные отклики. Многие из граждан, кто, подобно доктору Крэндону, редко одобрял поступки их консервативного мэра-католика, поддержали изгнание Айседоры Дункан. Пусть пропагандирует власть толпы сторонникам Ленина у себя на новообретенной родине, раз уж она их так любит.

Тут ей не Москва.

Бостонская элита ненавидела хаос и всяческие «-измы» того времени: социализм, спиритуализм, модернизм. Они хотели покоя и стабильности, обещанных президентом Гардингом. Но доктор Крэндон был отнюдь не аристократом по происхождению: его предки, приверженцы пуританской религии, прибыли в Америку из Плимута на торговом судне «Мэйфлауэр», и никто в его семье не удостоился титула. Кроме того, его поведение не всегда соответствовало ожиданиям бостонской элиты, согласно которым имя порядочного человека должно упоминаться в газетах дважды – в объявлении о рождении и некрологе. Развод доктора с его второй женой Люси Армс попал в новости. Более того, в городе, где большинство рьяно выступали против абортов, он не считал прерывание беременности недопустимым. Его неослабевающий интерес к исследованиям паранормальных явлений также многими считался странным. Сложно представить какого-нибудь Лоуэлла, Адамса или Куинси, занимающегося чем-то, связанным с призраками. В последние десятилетия спиритуализм ассоциировался со сторонниками свободной любви, суфражистками и другими радикалами. Невзирая на это, горячо любимый дедушка Роя, Бенджамин, был спиритуалистом – экстрасенсом-целителем, якобы умевшим видеть ауры и выписывавшим пациентам травяные отвары и «невидимые» бальзамы.

Доктор Крэндон говорил своей жене Мине, что не унаследовал этого экстрасенсорного дара. Он никогда не видел свет эфира, исходящий от пациентов, но ведь на медицинском факультете Гарварда его и не учили молитвам или ясновидению. Рой лечил людей более традиционными способами и настолько увлекался медициной, что после четырех лет в браке с Миной почувствовал, что любит работу больше, чем жену. Гуляя с Миной по Центральному парку, доктор часто раздумывал о каких-то медицинских проблемах, полностью погружаясь в свои мысли и отказываясь обсуждать это с женой. Но когда в его жизни появилось новое увлечение, исследование паранормальных явлений, он был готов разделить эту страсть с супругой. Подруга Мины, Китти Браун, говорила, что доктор Крэндон увлекся спиритуализмом, как иные евреи увлекаются марксизмом. Он, бывало, ночи напролет читал журналы об оккультных явлениях.

А вот Мина была не из тех женщин, кто станет тихо читать в постели. Рой, посмеиваясь, называл свою третью жену хамелеончиком за то, как ей удавалось влиться в круг его друзей и из научного сообщества, и из городской элиты. Но она не могла полностью проникнуться духом его компании, и некоторые считали, что ей скучно играть роль светской дамы. Иногда в сопровождении Китти Браун она прогуливалась по Пинкни-стрит к северной части района Бикон-Хилл, где жили художники и иные представители богемы. Там, в подпольных барах на Джой-стрит, фраза «Не позволяйте никому приручить себя» стала крылатой. Впрочем, в том году в Бостоне сэр Артур Конан Дойл поднял куда больший переполох, чем танцовщица-коммунистка.

Соляная дорога

«Спиритуализм охватит весь мир», – утверждает Дойл.

С навесной палубы британского пассажирского лайнера «Балтик» сэр Артур смотрел, как очертания его любимого американского города проступают в тумане. На фоне серовато-фиолетового неба Нью-Йорк напоминал какой-то город будущего, столь непохожий на что-либо в Европе. Рядом с сэром Артуром, раскрыв рты от изумления, стояли трое его детей, и он показал им самые высокие небоскребы – Зингер, Вулворт и Уайтхолл. Лайнер миновал Бэттери-парк, а Дойл все смотрел на город со смешанным чувством восторга и тревоги. Он знал, что целая армия журналистов ожидает его прибытия в порту. Сэр Артур понимал: мнение большинства американцев основывается на том, что они читают в газетах. Американские журналисты славились грубоватым юмором, а спиритизм был отличной мишенью для острот. Правда, Дойла несколько утешало то, что во время его предыдущего визита в Нью-Йорк, за два месяца до начала войны, они с журналистами отлично поладили. Тогда в газетах писали о его поездке в парк развлечений на Кони-Айленде – мол, автор книг о Шерлоке Холмсе пришел в восторг от американских горок. Писали они и о его прогулке по набережной среди уличных музыкантов и продавцов хот-догов. О том, как сотни мужчин сняли шляпы, а оркестр заиграл «Боже, храни Короля!», когда сэр Артур с супругой Джин шли по парку развлечений «Стиплчейз». За добрый и приветливый характер пресса стала называть Джин «Солнечной леди». Журналистам нравился ребячливый энтузиазм сэра Артура и его безграничное восхищение их городом. Но сейчас девятое апреля 1922 года. На этот раз сэр Артур приехал в Америку, чтобы миссионерствовать. В газетах его уже называли святым Павлом спиритуализма. «Что ж, если так, – думал он, – то Гудзон был его Соляной дорогой». Дойл был уверен, что апостол Павел, направляясь по Соляной дороге в Рим, не проповедовал в столь приверженном материализму городе, как предстояло сэру Артуру. Откажутся ли жители Нью-Йорка принять его «Новое откровение»?

Но надежду в него вселял предыдущий успех сэра Лоджа: после поездки ученого по США общение с духами стало популярно по всей стране, хотя практика спиритических сеансов, пусть и модная в Америке, рассматривалась, скорее, как пустое развлечение. Кроме того, сэр Артур находил утешение в послании из мира духов, полученном им пару недель назад в Кроуборо: «Ты не представляешь, сколь великий прорыв тебе удастся совершить. О твоих славных деяниях Америка будет помнить вечно. Мы все будем с тобой, даря вдохновение, силы и здоровье». Духи никогда не подводили сэра Артура. Он верил, что они были рядом, когда «Балтик» вошел в порт.

Первая волна газетчиков налетела на сэра Артура еще до того, как лайнер успел стать на якорь. Поднявшись на борт в проливе Нарроус, журналисты отыскали Дойла и окружили его – растрепанные, в мятых плащах и фетровых шляпах, и невероятно назойливые. Дым от магниевых вспышек ударил ему в лицо, и сэр Артур ощутил на губах порошок. Замелькали ручки, и Дойлу подумалось, что это оружие, готовое к удару при малейшем проявлении его слабости. Журналисты пытались отыскать проявления того, что их гостю из далекой Англии самое место в сумасшедшем доме. Того, что война отняла у него не только сына, но и рассудок. Психиатрическая клиника «Бельвью» находилась совсем недалеко оттуда, вверх по реке. Может, стоит плыть туда? Вот что могли спросить эти газетчики. И дело было не только в том, что сэр Артур якобы общался с духами мертвых. Теперь он еще и доказывал существование фей. Он поставил на кон собственную репутацию, поручившись за подлинность фотографии, сделанной одной девочкой-подростком в Коттингли, графстве Йоркшир. На фотографии были запечатлены крылатые феи, танцующие перед девочкой. «Неужели Шерлок Холмс сошел с ума?» – этим вопросом задавались многие. Однако же его прямые и серьезные высказывания часто обезоруживали зубоскалов. Мало кто ставил под сомнение его силу духа. «Артур – необычайно крупный мужчина, широкоплечий, ростом за метр восемьдесят. Его каштановые волосы поредели, но в них нет и следа седины. Прямая спина, могучие мышцы – никакой дряблости или слабости». Итак, Дойл вовсе не напоминал человека, страдающего старческим слабоумием и потому ставшего легкой добычей шарлатанов.

Сэр Артур остановился в дверном проеме, ведущем на верхнюю палубу: из-за сквозняка тут хоть как-то можно было мириться с вонью магниевых вспышек. Он предложил журналистам задавать вопросы. Его спросили, чего он хочет добиться на этих берегах. «Пошатнуть американский скептицизм. Убедить как церковных лиц, так и светских». В этот момент его дети завизжали от восторга – они увидели статую Свободы. Тем временем Дойл говорил, что спиритуализм нанесет «сокрушительный удар по материализму». «Но есть ли в Стране лета виски и сигары? Можно ли там поиграть в мини-гольф? И как там насчет взаимоотношений полов?» В ответ сэр Артур искренне рассмеялся – возможно, это и спасло его речь. Дойл не знал, почему в объемной – на четыреста страниц – книге сэра Оливера о его общении с Раймондом некоторых американцев больше всего заинтересовало краткое описание услад загробного мира. Раймонд лишь упомянул, что в Стране лета были астральные копии всего, что есть в нашем мире. Сэр Артур сказал газетчикам, что, хотя некоторые высмеивают спиритуализм, это единственная религия, располагающая доказательствами существования мира иного.