Безопасность Родины храня - Глеб Кузовкин

Только — Львов. Только — «неизвестный» и просто — «улица».

Теперь-то мы знаем, что ликвидация гитлеровских сатрапов была связана с именем Героя Советского Союза Николая Ивановича Кузнецова.

А выстрелы прозвучали именно здесь — на улице Ивана Франко (тогда Лейтенштрассе), как раз напротив дома-музея писателя.

…Спустя много лет, мы стояли на этом месте с Николаем Владимировичем Струтинским, полковником в отставке, бывшим разведчиком отряда «Победители», боевым товарищем Кузнецова. Стояли и смотрели на каменные плиты тротуара: они все те же… И одна мысль, что именно здесь стрелял в гитлеровцев Кузнецов, что по этим камням бежал он к своей машине, — одна эта мысль как бы приближала к нам то грозное время.

Струтинскии был задумчив. Среднего роста, крепкого сложения, с внимательным взглядом светло-серых глаз, он казался моложе своих лет. Неторопливый в движениях, и голос его звучал негромко, сдержанно. Подумалось: видимо, не случайно с первых же дней партизаны назвали его Спокойный.

Николаю Владимировичу выпала необычайная судьба: во многих боевых операциях, актах возмездия он действовал рядом с легендарным Кузнецовым. Потом участвовал в ликвидации на Ровенщине националистических банд. В сорок четвертом году Струтинскии впервые в своей жизни побывал в Москве. Он был окрылен и взволнован. В Кремле Михаил Иванович Калинин вручил ему орден Ленина. В эти же дни Николай Владимирович готовился к приему в Коммунистическую партию. Командир «Победителей» Д. Н. Медведев дал ему боевую характеристику, и Струтинскии очень гордился его отзывом. Так завершился для него тот предпоследний год войны.

Через несколько лет Николай Владимирович переехал во Львов. Закончил Высшую партийную школу, юридический факультет государственного университета. Трудился не покладая рук…

В летние дни 1942 года, когда первые группы партизан-медведевцев перебрасывались на самолетах в глубокий тыл врага, в ровенские леса, Николай Струтинский уже не один месяц партизанил в этих краях. В отряд «Победители» он пришел с оружием в руках. Пришел не один — вместе с отцом Владимиром Степановичем и братьями Георгием, Ростиславом и Владимиром. А позже они привели и мать, Марфу Ильиничну, с младшими детьми. В отряде она стряпала, чинила одежду бойцам и пользовалась у них глубокой признательностью, любовью и уважением.

Как каждая крестьянская семья, семья Струтинских трудилась на земле упорно и много. До тридцать девятого года лучшие наделы на Ровенщине принадлежали крупным землевладельцам, на которых приходилось батрачить и гнуть спину за кусок хлеба. Самый старший из четверых братьев — Николай — нанимался уже с двенадцати лет, помогая родителям поднимать детей.

Только после воссоединения западноукраинских земель с Советской Украиной Струтинские впервые почувствовали себя свободными, равноправными людьми. Николай стал работать шофером в Ровно, Георгий выбрал город у моря — Керчь, где на судостроительном заводе обучался на токаря. Подрастали младшие, и за их судьбу отец и мать были спокойны.

Если бы не война! Если бы не враг, захвативший родной край! Двух братьев, Николая и Ростислава, арестовали в первые же дни оккупации и хотели отправить в Германию на принудительные работы. Покориться?.. После того, как за два предвоенных года они полной грудью вдохнули свежий воздух свободы… Покориться?.. Нет, решили они, этому не бывать! И братья бежали в лес. После долгих мытарств к ним присоединился Георгий. С разбитого танка он снял пулемет и приспособил его для стрельбы с руки. Потом к ним в лес пришел отец. Так родился «семейный отряд». Никто не давал Струтинским задания, они не знали истинного положения на фронте, а геббельсовская пропаганда, захлебываясь, трубила на весь мир о якобы полном разгроме Красной Армии. Но они делали что могли. Подожгли склады на местном лесопильном заводе, предотвратили угон в Германию группы сельской молодежи, устраивали засады на дорогах. К. Струтинским присоединились знакомые колхозники и военнопленные, бежавшие из фашистских лагерей и разыскиваемые оккупантами.

Однажды в родной дом ворвались жандармы, избили на глазах у младших мать, требуя, чтобы она указала, где муж и сыновья… Но она молчала. Под покровом летней ночи Марфе Ильиничне с детьми удалось скрыться. Через несколько дней Струтинские повстречали в лесу разведчиков отряда «Победители».

Такими и увидел их впервые Медведев: русые, голубоглазые, похожие друг на друга парни и с ними — пожилой человек, опиравшийся на сосновую палку. Его-то Дмитрий Николаевич и принял поначалу за старшего группы. Но командиром оказался молодой: «Струтинский, Микола», — с достоинством представился он.

В первой же схватке с фашистами партизаны отметили смелость Николая. Среди братьев он пользовался непререкаемым авторитетом. Отец по своему житейскому опыту и мудрости считался в семье как бы за комиссара. Струтинские были ярким доказательством веры западноукраинских трудящихся в советский строй, их преданности социалистической Отчизне. И они, безусловно, были не единственными. Многие местные жители связали свою судьбу с отрядом «Победители» — семьи Довгер, Никончуков, Примак, Мамонцев. Кстати, хутор последних стал явочной квартирой Н. И. Кузнецова. Здесь уместно привести слова Д. Н. Медведева, сказавшего в одной из бесед с партизанами, что будет «грош цена, если мы не обопремся на помощь советских людей, оказавшихся на оккупированной врагами территории. Только в тесном контакте с советскими патриотами, опираясь на народ, мы сможем выполнить наши задачи…»

Струтинские хорошо знали свой край, имели множество родственников и знакомых, и это было особенно ценно для партизанского командования. Когда в отряде обсуждали, кого дать в напарники Кузнецову для его первого задания в Ровно, выбор пал на Струтинского-отца, знавшего город как свои пять пальцев. Знали, естественно, и самого Струтинского, знали, что он отец партизанской семьи. Риск был немалый, но Владимир Степанович твердо заверил Медведева: «Сделаю все, что смогу».

Кузнецову в тот первый выезд в Ровно нужно было проверить самого себя. Так они и шествовали: одной стороной улицы — стройный обер-лейтенант Пауль Зиберт, а другой — ни на минуту не выпускающий его из вида Владимир Степанович Струтинский, с волнением следящий за каждым шагом Кузнецова-Зиберта.

Все обошлось благополучно, и отец был счастлив. Остался доволен и Кузнецов, он вернулся в отряд не с пустыми руками. В тот же вечер в Центр ушла первая радиограмма с донесением: «Движение на шоссе оживленное. На Дойчештрассе стоянки автомашин, по сто штук на каждой приблизительно. Много штабных офицеров, чиновников, гестаповцев, эсэсовцев, охранной полиции… Город наводнен шпиками и агентами гестапо…»