Грязные игры - Фридрих Незнанский

Может, не надо, а, Костя? — взмолился я, — рабочий день кончился, пора домой. Поздно уже.

Меня жена ждет. Я уже два месяца раньше двенад­цати не возвращаюсь.

Служба дни и ночи, — назидательно поднял Костя указательный палец. И достал из сейфа по­чатую бутылку коньяку. Почали мы ее как раз по­завчера. И я тогда поехал домой отсыпаться. Что из этого вышло, вы уже знаете.

Меня вызывал Генеральный, — сказал Мер­кулов, разливая коньяк.

Мы выпили, не чокаясь и без тоста.

И что он тебе сказал?

Костя достал из ящика стола припасенный заго­дя лимон и порезал его тонкими ломтиками.

В общем, так, Саша. Он дал неделю на рас­крытие убийств Сереброва и Старевича.

Но это же нереально, Костя.

Меркулов пожал плечами.

А что я могу поделать? Завтра выступит Пре­зидент со своим еженедельным обращением по ра­дио и скажет, что берет под личный контроль рас­следование.

Откуда это известно?

Что ты имеешь в виду? — не понял Мер­кулов. — Президент выступает с еженедельным обращением. То есть это происходит каждую не­делю.

Нет. Откуда известно содержание будущего об­ращения?

Шефу звонил пресс-секретарь.

Ну, — махнул я рукой, — они дела Листьева, Меня, Холодова и все остальные тоже под личный контроль брали. И Президент, и премьер, и министр внутренних дел... И что? Помогло? Очень киллеры и организаторы убийств боятся этого «личного кон­троля». Им плевать на этот лич...

Ну хватит, — стукнул ладонью о стол Мерку­лов, — хватит юродствовать. Тоже привычку взял. В кабинете старшего по званию...

Извините, господин-товарищ государственный советник юстиции первого класса. Увлекся. Об од­ном прошу: на гауптвахту не сажайте.

Меркулов только фыркнул и разлил коньяк.

Саша, пойми. Это касается и тебя, и меня. В кои-то веки у нас появился приличный Генераль­ный прокурор. И чем дольше он тут продержится, тем лучше. Для нас лучше. И, прости за высокий стиль, для страны это тоже лучше.

В глубине души я не мог с ним не согласиться.

Мы выпили.

А между прочим, недельный срок не с неба взялся. Через неделю намечается отчет правитель­ства у Президента. И наш шеф, к твоему сведению, будет отчитываться тоже. А если ему в Кремле по­хвастаться будет нечем, то не исключено, что он попа­дется под горячую руку и вылетит из своего кресла.

Да ну!

Ну да! И тогда один Аллах знает, кого нам сюда пришлют. На этот счет у меня самые песси­мистические прогнозы. Что же мне, опять перед соседями краснеть, как при прошлом генеральном?!

От этого вывода я так и сел.

О чем речь, Меркулов? Чтобы спасти твой ав­торитет в глазах соседей, я и в огонь и в воду...

Ну ладно, ладно, кончай язвить, — сдвинул брови Меркулов, — имей в виду, я тоже беру это дело под личный контроль.

Вот это другое дело, — серьезно 'сказал я, — пусть меня обвиняют в отсутствии патриотизма, но тебе, Костя, я доверяю как-то больше.

На этот раз мы с ним чокнулись.

Значит, так, — Меркулов положил перед со­бой чистый лист бумаги взамен изрисованного, — давай соберем вместе наши соображения и вырабо­таем круг основных версий. Выберем из них самую правдоподобную и...

Он поставил в углу листа цифру 1.

Костя, — сказал я, с сомнением глядя на эту цифру, — мне кажется, до версий еще далеко. Во всяком случае, пока мы не обладаем никакой ин­формацией по поводу убитых. Ни об их связях, ни о том» чем они там в своих конторах занимались. В сущности, что нам известно? В один день застреле­ны два спортивных функционера — из одного ору­жия, предположительно одним и тем же человеком. На дачу этот убийца приехал на черном «Мерседе­се-600», если, конечно, верить старику сторожу...

И тут я застыл с открытым ртом. Я вспомнил еще одну вчерашнюю деталь.

Ну! — нетерпеливо воскликнул Меркулов. — Что там у тебя в черепушке сварилось?

Слушай, а ведь Серебров со своим телохрани­телем тоже ехал в «мерседесе», и тоже в черном. Значит, еще одна сходная черта.

Меркулов покачал головой.

В Москве шестисотых «мерседесов» полно. И заметь, почти все они, как один, черные. То, что у Сереброва и убийцы Старевича, а также предполо­жительно его собственного оказалась машина той же марки и цвета, думаю, чистая случайность.

Что-то много случайностей и совпадений...

Мы, конечно, отмели «мерседесы» в сторону. Труд­но было предположить, что киллер вышел из машины у Лужников, забрался на чердак, застрелил оттуда Се­реброва, потом спустился, спрятался, а когда уехала следственно-оперативная бригада, сел в «мерседес», по­ехал в Калчугу и застрелил Старевича. В нашей стра­не, конечно, всякое может быть, но до такой научной фантастики даже мы не дошли. И все-таки где-то в глубине своего мозга я поставил невидимую птичку...

В бутылке уже оставалось совсем на донышке. Меркулов вылил остатки коньяка в рюмки и задум­чиво сказал:

Убийства, конечно, заказали люди, как-то свя­занные с доходами, которые контролировались Се­ребровым и Старевичем. А эти доходы, Саша, судя по сообщениям в прессе, просто огромные.

Это с чего же?

Турецкий, ты хотя бы время от времени бе­решь в руки газеты?

Не беру. И телевизор не смотрю. И радио не слушаю.

Как будто он не знает, что у меня времени на это не остается!

Надо следить за средствами массовой инфор­мации, — назидательно сказал Меркулов, — ив них иногда содержится разумное, доброе, вечное. Вот, например, в сегодняшних «Известиях» напечатали большую статью про спортивную мафию.

Я понял, Костя, откуда ты берешь все свои гениальные версии причин преступлений. Из газет.

Меркулов загадочно улыбнулся. Может, я хотя бы частично угадал? Впрочем, я хорошо знал, что в кабинет Меркулова регулярно поступали статис­тические отчеты обо всех преступлениях, соверша­емых по всей матушке России. И Костя каким-то неведомым образом складирует их в своей голове. И не просто складирует, а еще и умеет извлечь нуж­ные сведения в нужный момент. Прямо компьютер какой-то, а не мозг у него!

Вот посмотри, Саша. «Еще в конце 1993 года вышел указ о протекционистской политике Россий­ской Федерации в области физической культуры и спорта. Он позволял фактически без таможенных пошлин импортировать и перепродавать любые то­вары, если выручка от этих операций пойдет на финансирование спортивных мероприятий, содер­жание стадионов, экипировку спортсменов и тому подобное. И сразу же, как грибы, стали расти спортивные и околоспортивные организации, фон­ды, федерации и так далее. Разумеется, в большин­стве своем они занимались наиболее выгодным — экспортом табачных изделий и спиртных напитков. Во-первых, их ввоз по сравнению с другими груп­пами товаров дает самые большие доходы, а во-вто­рых, если не платить налогов и акцизных сборов, прибыли поднимаются до фантастических сумм. На­пример, по непроверенным данным, за полтора года подобной деятельности Российский фонд спорта по­лучил более двух миллиардов долларов чистой при­были. Информацию о том, как были распределены эти деньги, нам предоставить отказались». — Мер­кулов поднял брови и отодвинул газету в сторону, чтобы посмотреть на мою реакцию.

Я вздохнул:

Слушай, Костя, я в свое время за школьную сборную по футболу играл. Как ты думаешь, меня возьмут в этот фонд?

Не смешно, — рявкнул Меркулов и снова утк­нулся в газету. — «Разумеется, никого не волнова­ло, что спортивные организации, которые прежде всего должны заботиться о здоровье граждан Рос­сии, фактически занимаются противоположным де­лом. На развитие спорта шли ничтожные суммы, в то время как доходы росли день ото дня. Разумеет­ся, огромными деньгами заинтересовалась мафия. Ее задачей было как можно быстрее взять под кон­троль всю деятельность фондов. По мнению неко­торых экспертов, на сегодняшний день этот про­цесс в России практически завершен».

Он отложил газету.

Костя, ежу ясно, что и Старевич и Серебров распоряжались большими деньгами и из-за этого их и убили. Для этого не нужно быть семи пядей во лбу. Для меня важно знать, какие отношения с ма­фией были у Сереброва и Старевича.

Да, — согласился Меркулов.

Которые, между прочим, если судить по доку­ментам, отданным мне Быстровым, были в после­днее время злейшими врагами.

Странно...

Что странно?

Все странно. То, что Быстров неожиданно про­явил активность и в мгновение ока добыл эти доку­менты. Странно, что жена Старевича ничего не знает об этих конфликтах, а если и знает, то не говорит.

Ты знаешь, Костя, мне сегодня показалось, что ей известно очень много важного. Но почему она не стала колоться?

Это как дважды два четыре, Саша. Если она зна­ет, хотя бы гипотетически, конкурентов своего мужа...

Она мне сказала, что была в курсе его дел.

Тем более. Если она знает, но не говорит, то, по всей вероятности...

Он замолчал, внимательно разглядывая свои ногти.