Проклятый дар - Татьяна Корсакова

Может, ведьма и была старой, да только скакала она по невидимой тропе так резво, что Ася за ней едва успевала. Сил не было вовсе, теперь ею двигало только упрямство и страстное желание довести начатое до конца. Несколько раз ноги подгибались, тогда девушка падала на землю, лежала так несколько минут и снова поднималась, взваливала на плечи летчика и, до крови кусая губы, уже ничего перед собой не видя из-за мутной пелены слез, шла вперед.

Наверное, именно поэтому произошедшие вокруг перемены она скорее почувствовала, чем увидела. Почва под ногами вдруг перестала пружинить, а воздух наполнился уже почти забытой свежестью. Девушка смахнула с глаз слезы, подняла голову.

Остров! Посреди Гадючьего болота возвышался самый настоящий, поросший березами и соснами остров. Большой или нет, Ася понять не могла, она, точно завороженная, не сводила взгляда с крохотной, вросшей в землю избушки, притулившейся на самом краю острова.

– Упертая! – послышался над ухом скрипучий голос. – Дотащила товарища своего. Ну раз дотащила, так и быть – помогу. Да не стой столбом, в хату неси!

В избушке было темно, сквозь мутные стекла света внутрь проникало совсем чуть-чуть. Ася постояла немного, зажмурившись, давая глазам возможность привыкнуть к темноте.

– На землю его клади, товарища своего, – скомандовала старуха. Сама она уже суетилась у печи, от которой волнами шло благословенное тепло.

– На землю? – переспросила Ася.

Пол в избушке и в самом деле был земляной. Утрамбованный, чисто выметенный, наверное, холодный.

– Вон рогожу подстели! – Старуха кивнула на припечек, где лежала небрежно свернутая и не особо чистая рогожа. – Делай, что велю! – прикрикнула она. – Ничего с ним теперича не сделается.

Придерживать летчика и одновременно стелить рогожу было тяжело, но отчего-то именно сейчас Асе не хотелось его отпускать. Она справится. И не с таким справлялась.

– За дровами сходи, – приказала старуха. – Березовые бери, от них жар лучше.

Дрова были сложены в аккуратную, почти истаявшую за зиму поленницу, рядом стояла колода с воткнутым в нее топором. Представить, что их неожиданная спасительница сама колет дрова, было сложно. Наверное, ей кто-то помогает. Вот только кто, если про этот остров никому не известно? А может… – от неожиданной догадки радостно забилось сердце – а может, старушка не одна на острове, может, именно здесь и скрываются партизаны?

Ася, как и было велено, набрала березовых поленьев, плечом толкнула дверь избушки, вошла внутрь.

Старуха суетилась у печи, а на Асино появление отреагировала новой командой:

– Ведро бери и за водой иди.

Ведро стояло тут же, у двери, но вот никакого колодца Ася перед домом не видела.

– А где…

– На озеро иди! – Старуха не дала ей договорить. – Навошта на болоте колодец?! За хатой – озеро.

Озеро было маленькое, почти идеально круглой формы, с лаково-черной поверхностью. Глубокое, наверное… Ася спустилась к берегу, зачерпнула в ведро воды и поспешила обратно к избушке.

– Тебя только за смертью посылать. – Старуха с неожиданной для ее тщедушного тела силой подхватила полное ведро, перелила воду в большой чугун, чугун сунула в печь. – Скоро уже, – сказала, вытирая руки о юбку. – Что стоишь? Телогрейку скидай, упаришься!

В протопленной избушке и в самом деле было жарко. Ася сняла телогрейку, пристроила ее на стоящую вдоль стены лавку, вопросительно посмотрела на хозяйку.

– Как зовут-то? – вдруг спросила та, и гадюка на ее шее с любопытством вскинула голову.

– Ася. Анастасия. А вас?

– А меня? – Старуха усмехнулась. – А не помню! Называй Шептухой, я не обижусь.

Шептуха – это, наверное, потому, что она такая же, как та, васьковская бабка-знахарка. Но неловко как-то…

– Тогда вообще никак не называй, – ответила на ее невысказанные сомнения хозяйка. – В этом месте по имени звать – беду накликать. Теперь вот что, раздевай-ка своего товарища. Вымыть его нужно.

Старуха подхватила стоящий в углу ухват, вытащила из печи чугунок поменьше, бросила в него горсть каких-то трав. По избушке тут же разнесся дурманящий дух багульника и еще чего-то Асе незнакомого. Девушка закатала рукава кофты, встала на колени перед летчиком. Он уже не казался мертвым, скорее спящим. На высоком лбу и на коротко стриженных, но все равно завивающихся волосах поблескивали капельки пота. Ася не знала, хорошо это или плохо, но интуиция подсказывала, что сейчас самое время довериться старушке со странным именем Шептуха.

…Голых мужчин Ася никогда раньше не видела, оттого, наверное, пока стаскивала с летчика исподнее, сама покрылась потом. А может, это от жары, а не от смущения? Чего ж смущаться-то, когда он одной ногой в могиле и нет ему никакого дела до ее детского стыда.

– Покажь-ка! – Бабка Шептуха присела рядом с Асей, коснулась пальцами запекшейся раны. Гадюка, всего секунду назад мирно дремавшая у нее на плече, серой лентой обвила руку, зависла над лицом летчика.

Ася испуганно ахнула.

– Не бойся, – прошамкала старуха, – пока я не велю, она не обидит. Мне посмотреть нужно…

Значит, так и есть, смотрит она змеиными глазами. Но как такое вообще может быть?..

– А это оттого, что ты молодая и глупая. – Гадюка соскользнула летчику на грудь, обвернулась кольцом вокруг раны. – Веришь тому, что скажут, и не веришь тому, что видишь.

– Так не бывает, – прошептала Ася.

– Так, может, обратно в топь пойдешь, если так не бывает? – усмехнулась старуха, обнажая пеньки гнилых зубов. – Или перестанешь болтать и поможешь мне наконец?! – Она протянула Асе смоченную в горячей воде тряпицу, скомандовала: – Оботри его пока, а я на полатях постелю, – а потом добавила каким-то другим, непонятным, тоном: – Хороший он у тебя, ладный. Жалко будет, если…

– Что – если? – вскинулась Ася. – Он не умрет! Я не позволю!

– А может, оно и плохо, что ты не позволишь? – сказала старуха совсем уж непонятное и снова протянула руку к гадюке. Та послушно, будто дрессированная, заползла обратно на плечи, обернулась вокруг шеи…

Матвей себя ненавидел. Для мужика, с детских лет взращивавшего в себе самоуважение, это было очень странным и очень болезненным чувством. Поднять руку на женщину… нет, даже не на женщину, а на это беспомощное и безропотное существо… И тот факт, что он всего лишь следовал инструкциям и не сделал ничего плохого, не позволял вздохнуть полной грудью и наполнял рот горечью.