Проклятый дар - Татьяна Корсакова

Матвей тоже молчал, баюкал укушенную руку и не сводил растерянного взгляда с девочки, а потом сделал совсем уж неожиданное – сжал ее ладошку в своей руке, сказал шепотом, едва слышно:

– Прости…

Скорее всего, пациентка его не услышала, а если услышала, то не поняла, что он хотел сказать, она высвободила свою руку, медленно провела по его волосам, а потом поднесла пальцы к лицу. Ноздри ее вздрогнули, словно принюхиваясь.

– Я не хотел. – Матвей встал, виновато посмотрел на Петровича. – Оно само получилось, рефлекторно.

– Орел! – Пришедший в себя Петрович неодобрительно покачал головой, склонился над девочкой и, стараясь не смотреть на голые коленки, одернул подол ее халата. – Тебе бы охранником в тюрьме работать, а не здесь… – Он злился на себя гораздо сильнее, чем на этого бестолкового мальчишку, злился и не знал, что делать с этой беспомощной злостью.

Матвей ничего не ответил, молча отошел к двери и уже там замер, привалившись спиной к дверному косяку. По прокушенной руке стекала алая струйка крови, капли падали на линолеум.

Петрович тяжело вздохнул, сказал севшим от волнения голосом:

– На пост пошли, герой. Рану нужно обработать.

– Да какая там рана! – Парень понуро посмотрел на свою ладонь. – До свадьбы заживет.

– До свадьбы заживет. – Петрович согласно кивнул и, обращаясь к Алене Михайловне, громко сказал: – Вы уж нас извините великодушно. Нехорошо, что все так вышло…

– Погасите свет, пожалуйста… – в ее голосе отчетливо слышался страх. – Просто погасите за собой свет, чтобы они не летели…

– Погашу! Вот прямо сейчас и погашу! – Он нарочито громко постучал по выключателю. – Все, погасил! Никто вас больше не побеспокоит, Алена Михайловна.

Петрович уже толкнул дверь, когда краем глаза увидел какое-то движение…

…Они кружились вокруг ее головы белесым нимбом, бог весть откуда взявшиеся ночные мотыльки… Хоть бы не забыть забрать вытяжное отверстие сеткой…

…Эта тень оказалась не такой, как остальные, она была злой и нетерпеливой. Нетерпение чувствовалось во всем: в жестах, голосе, даже запахе, том самом, который уже почти стал для Алены верным другом, который грелся на ее плече в сером мире и нашептывал что-то ласковое и успокаивающее. Запах обманул, обещал покой, а сделал больно. Или не запах, а его хозяин? Нетерпеливая тень с крепкими и злыми пальцами…

Да, у этой тени были пальцы. И когда они коснулись Алениного подбородка, она вдруг подумала, что у нее есть лицо. Не только полупрозрачные, непослушные руки, но еще и губы, брови, нос… Это было так странно и так неожиданно, что девушка совсем перестала слушать то, что говорила ей тень. Теперь она прислушивалась к другому: к теплу, струящемуся от чужих пальцев, к гулкому уханью где-то глубоко внутри того, что еще совсем недавно являлось частью тумана, а сейчас ощущалось чем-то с ней неделимым. А тень говорила все громче, и пальцы на Аленином подбородке сжимались все крепче и больнее…

Наверное, Алена что-то сделала неправильно, наверное, требовалось быть внимательной и послушной, чтобы понять, что от нее хотят, а она не поняла, и тень разозлилась окончательно. Так сильно, что ненадолго, всего на мгновение, обрела плоть…

…Серые глаза за стеклами очков смотрели совсем не зло, а удивленно и растерянно, уголки четко очерченного рта нервно подрагивали. Тень оказалась вовсе не тенью, и от этого то гулкое и нетерпеливое, название которого Алена так и не вспомнила, забилось еще быстрее, точно помогая вспомнить… Она уже почти поняла, почти дотянулась до тайны, когда брешь между мирами начала затягиваться. Серые глаза потускнели и вскоре совсем погасли, и прикосновений Алена больше не чувствовала. Единственное, что осталось с ней в сером мире, это что-то влажное и горячее, прочерчивающее по немеющим щекам дымящиеся дорожки. А потом ее окружили Другие, и, уже теряя себя окончательно, Алена закричала…

Ася. 1943 год

– Забыла сказать… Старая совсем стала… – Скрипучий голос змеей прокрался в Асино беспамятство. – А девка-то молодец, храбрая девка, только глупая. Молодые все глупые, просят-просят, а про цену не спрашивают…

Ася открыла глаза. Небо над головой уже не было синим, теперь на нем грязными заплатами серели тучи. Сколько же она пролежала без сознания? Как там ее летчик?

Девушка вздохнула полной грудью влажный от болотных испарений воздух и попыталась встать. Голова снова закружилась.

– Прыткая какая! – Старуха стояла на коленях перед летчиком и, как недавно неведомую травку, растирала в костлявых пальцах его русые волосы. – Очухалась?

– Что с ним? – Ася старалась не смотреть на эти страшные, своей собственной жизнью живущие руки и на затянутые бельмами глаза тоже старалась не смотреть. Она глядела только на летчика, на его бескровные губы и пропитавшуюся бурой кровью гимнастерку.

– Живучий. – Старуха пожала плечами, и гадюка на ее шее недовольно зашипела. – Думала, помрет, а он все не помирает… Ну раз до сих пор жив, так и дальше жить будет! Пойдем! – Опираясь на клюку, она встала на ноги.

– Куда? – спросила Ася испуганно.

– А ты куда хочешь? – Старуха даже не глянула в ее сторону.

– Я домой хочу.

– Домой? Ну коли домой, так туточки его брось, товарища своего.

– Как это – брось? – Ася вцепилась в рукав летной куртки. Не бросит она его, ни за что не бросит!

– А вот так. Зачем мертвяка в деревню волочь?

– Вы же сами сказали, что он жить будет! – от злой обиды перехватило горло. Да что же эта ведьма ее морочит?!

– На болоте будет жить, в другом месте – нет.

– Это почему?

– Потому что здесь я его сторожу! – Старуха обернулась, и змея уставилась на Асю внимательным, совсем человечьим взглядом.

– А мне что делать? – спросила Ася растерянно.

– А вот сажай товарища своего на закорки и за мной тащи. – Ведьма усмехнулась, змея закрыла глаза, положила треугольную голову ей на плечо. – Путь неблизкий, а я тебе в этом деле не помощница. Старая я уже…

Может, ведьма и была старой, да только скакала она по невидимой тропе так резво, что Ася за ней едва успевала. Сил не было вовсе, теперь ею двигало только упрямство и страстное желание довести начатое до конца. Несколько раз ноги подгибались, тогда девушка падала на землю, лежала так несколько минут и снова поднималась, взваливала на плечи летчика и, до крови кусая губы, уже ничего перед собой не видя из-за мутной пелены слез, шла вперед.