(не) Рабыня для двоих (СИ) - Рождественская Тоня

Он оказался около нее за долю секунды. Очередным рывком, он практически до конца разорвал ее платье, отчего оно упало на землю, оставив несчастную лишь в одних почти прозрачных панталонах.

— Знай свое место! — крикнул принц, хватая девушку и одним резким движением бросая ее к своим ногам.

Эллания непокорно посмотрела на него снизу вверх, но по щекам текли предательские слезы унижения.

— Гариф, — громогласно позвал Альмир Эмирхан.

Слуга образовался рядом с такой скоростью, словно прятался все это время где-то за фонтаном.

Принцу ничего не нужно было говорить своему подданому. Он лишь бросил на него тяжелый взгляд, и тот понятливо кивнув в ответ, тут же схватил бедняжку, отрывая от земли с неожиданно большой силой для такого, казалось бы, изнеженного человека. Элла, которая безуспешно старалась прикрыться руками, безвольно повисла на нем. И ее снова потащили куда-то прочь…

Разрываемая обидой, позором и необъяснимой пульсирующей болью где-то внутри, девушка кинула прощальный взгляд на мужчину, которого некогда считала эталоном галантности и деликатности, но получила лишь суровый жесткий ответ бескомпромиссных глаз, в которых не было ни грамма сожаления.

За пределами сада, Элланию подхватили еще двое мужчин, освободив Гарифа от его ноши. Почти такие же огромные, как Карл, они быстро дотащили свою безвольную поклажу до темной маленькой сырой комнатки где-то в недрах дворца, больше напоминавшей тюрьму, чем жилое помещение. Закинув ее внутрь, они тут же удалились.

Элла шлепнулась на холодный пол, и рядом с ней тут же приземлился простой серый кусок ткани, скорее похожий на тряпку, чем на одеяние. Девушка посмотрела на Гарифа, и в ее взгляде читалась такая боль и мольба, что должна была разжалобить любого человека, но мужчина молча стоял и бесстрастно смотрел на то, как несчастная хватается за предложенный ей обрезок дрожащими руками, чтобы накинуть на себя хоть что-то. После чего он просто развернулся и вышел, не сказав не слова.

Эллания смотрела на то, как захлопывается дверь, и исчезает последняя полоска света, оставляя ее в полной темноте, и понимала, что сегодня закрылась не просто дверь. Это надежда на долгую и счастливую жизнь покинула ее, и, вполне вероятно, безвозвратно…

Глава 15. Путешествие сквозь тьму

Элла не знала сколько времени прошло. В комнате, куда ее поместили не было окна, чтобы она могла понять течение времени по солнцу. Окутанная постоянным мраком и абсолютной тишиной, она совершенно потерялась, не осознавая границ ночи и дня.

Иногда дверь отпиралась и ей давали воду и немного еды: кукурузные лепешки и маленькие кусочки мяса. В эти краткие минуты, она жадно ловила лучи света и потоки свежего воздуха, проникавшие внутрь ее темницы. Но потом дверь снова закрывалась, и она оставалась наедине со всепоглощающей темнотой, полная боли и отчаяния.

Иногда в проеме показывался Гариф, всегда с одним единственным вопросом: «Ты готова подчиниться своему господину?» Но получив бескомпромиссное «нет», он исчезал, надолго оставляя ее в ужасающем одиночестве, постепенно сводящем несчастную с ума. Кутаясь в жалкие обноски, она сжималась в клубочек на жесткой циновке из соломы, из последних сил пытаясь не дать своему разуму впасть в безумие. Но сил на это у нее оставалось все меньше и меньше…

И вот однажды закрыв глаза, Эллания отчего-то не впала в привычное забытье, столь же бесцветное и выматывающее, как ее нынешнее существование, а вдруг очутилась в лесу, очень напоминавший тот, что она запомнила, когда в последний раз была в родной Фрории. Девушка беспрестанно крутила головой и не могла надышаться свежим ночным ветерком, шелестом перешептывающихся деревьев и стрекотом сверчков. Все это звучало будто сама жизнь, все это было частью чего-то такого необходимого, чего-то, чего она была так долго лишена.

Элла почувствовала едва уловимый запах костра и бесстрашно направилась в его сторону. Вскоре между деревьями она увидела и мерцающий огонек. Девушка с любопытством отодвинула ветки, и с ее уст сорвался вскрик радости. Прямо перед ней сидел Теодор, привалившись к поваленной коряге у маленького импровизированного лагеря.

Проснувшись от звука, мужчина поднял заспанные глаза и несколько раз моргнул, словно не веря тому, что видел, после чего вдруг резко вскочил и бросился в ее сторону. Эллания, тоже не совладав с порывом, кинулась ему навстречу и буквально через мгновение оказалась в его крепких объятиях.

Мужчина схватил ее лицо ладонями и принялся нежно ощупывать, будто пытаясь понять, насколько она реальна.

— Это ты? — спрашивал он срывающимся голосом. — Это действительно ты?

— Да, да, это я! — с таким же придыханием отвечала Элла, и по ее щекам безостановочно катились слезы дикой радости, удержать которые она была не в силах.

После жуткого выматывающего одиночества говорить с ним, ощущать тепло, слышать голос — это было что-то совершенно необыкновенное. Можно сказать даже чудесное!

Вдруг мужчина подхватил ее на руки — так легко, будто бы она была совершенно невесомой — и шагнув в сторону, прижал к дереву, почти вдавливая девушку к стволу, и раздвигая ее ноги своим телом. Элла вздохнула от неожиданности и нахлынувших вдруг на нее чувств, ее томные глаза посмотрели в его и этот взгляд решил все…

Тео впился в ее губы страстным, не терпящим отказа поцелуем. Поцелуем освобождения от долгого мучавшего его томления, застилающим разум, заставляющим забыть все, что было помимо этой маленькой опушки. Помимо них двоих и их маленького мира.

Эллания ответила на поцелуй столь же жадно, едва слышно застонав под ласками его языка. Она обвила его шею руками, прижимая мужчину к себе все сильнее, и поцелуй стал еще жарче и крепче. Девушка вбирала его вкус непросто как пищу, которой ей так не хватало, а будто глоток свободы, который так жаждала ее душа. Она словно наполняла свое истощенное тяжелым одиночеством тело живящими силами, и лишь его губы могли утолить эту потребность.

Ее отклик сводил Теодора с ума. Он вовсе не собирался продолжать, но это юное тело будто плавилось перед ним, пробуждая в нем что-то, с чем он был не в силах совладать. Руки мужчины сжали ее ягодицы, прижимая ее таз к пульсирующей от желания плоти.

Элла почувствовала твердый ком, оказавшийся рядом с тем местом, что изнывало от желания, и неосознанно потерлась от него. В глазах мужчины загорелось настоящее пламя, будто бы этим движением она окончательно сорвала оковы, которыми он все еще пытался удержать себя.

Теодор обхватил ее одной рукой, второй приподнимая одежду, и Элла испустила громкий стон, когда почувствовала, как его большой палец нащупал ноющую горошинку, а средний скользнул внутрь. Элла откинулась, изогнув спину, насколько это вообще позволяло ее положение, будто бы этим разрешая ему делать все, что он только не пожелает. А желал он сейчас слишком многого…

Мужчина завороженно следил, как румянец страсти заливает ее итак раскрасневшиеся щеки, как опускаются ее ресницы, прикрывая мутные от страсти глаза. Он склонился над ее выпирающей из одежды грудью, жадно целуя затвердевшие от желания соски, и принялся неистово теребить ложбинку, то нежно обводя ее, то надавливая, чувствуя, как ладонь наполняет влага, а средний палец сжимает горячая плоть, отзываясь на любое его движение. Она бормотала что-то несвязное, запустив ладони в его темные волосы и весьма неумело пыталась сдерживать стоны, подступающие все сильнее.

Теодор снова поцеловал ее. Жадно, страстно, еще более требовательно, чем ранее. Выливая в этом поцелуе все накопившееся в нем желание.

— Тео, — едва выговорила Эллания, кусая его губы и окончательно сводя его с ума.

Его движения стали настойчивее, а Элла все сильнее отдавалась каждому толчку пальца, извиваясь под его руками и судорожно дыша, пока, наконец, стон освобождения не вырвался из ее уст, и она не прильнула к его груди, содрогаясь в сладостных конвульсиях.