Бриллиант раджи - Роберт Стивенсон

Мисс Ванделер ушла в дом и вскоре вернулась с кофейным прибором на подносе и поставила его на буфетный стол. Отец ее сейчас же поднялся с места и Фрэнсис расслышал, как он сказал:

— Кофе — это по моей части.

Мистер Ванделер подошел к буфетному столу и встал так, что свечи его освещали.

Разговаривая через плечо, мистер Ванделер налил две чашки черного напитка и в тот же миг, с ловкостью фокусника, быстро вылил в чашку поменьше содержимое из какого-то крошечного пузырька. Сделано все это было до того проворно, что Фрэнсис, смотревший прямо на него, едва успел заметить проделку, как уж она была кончена. Вслед затем мистер Ванделер, продолжая смеяться, вернулся к обеденному столу, держа в каждой руке по чашке.

— Не успеете вы это выпить, как уже к вам явится ваш пресловутый еврей, — сказал он.

Невозможно описать смущение и горе Фрэнсиса Скримджиэра. Он видел, что у него на глазах совершается грязное, темное дело, а он не может ему помешать и не знает даже как. Может быть, все это только шутка, и его вмешательство было бы совсем неуместно? А если это и серьезно, то преступник, может быть, его отец, и тогда разве не будет он потом всю жизнь сокрушаться, что погубил своего отца? В первый раз за все время он обратил внимание на свое собственное положение в качестве шпиона. Быть пассивным зрителем такого дела и чувствовать в груди бурю самых противоположных чувств причиняло ему острую муку. Он схватился за раму окна, сердце его билось учащенно и тяжело, пот проступил по всему его телу.

Прошло несколько минут.

Казалось, что беседа затихает, становится все более и более вялой, но особенно страшного до сих пор ничего не произошло.

Вдруг послышался звон разбитой посуды и глухой, мягкий стук, как будто кто упал головой на стол. Вслед затем на весь сад раздался пронзительный крик.

— Что вы сделали? — вскрикнула мисс Ванделер. — Он умер.

Диктатор отвечал таким сильным, свистящим шепотом, что Фрэнсис, стоя у окна, расслышал каждое слово.

— Молчи! Он жив и здоров, как и я. Бери его за ноги, а я понесу его за плечи.

Фрэнсис услышал, как мисс Ванделер расплакалась и разрыдалась.

— Мисс Ванделер, вы слышали, что я сказал? — продолжал диктатор тем же свистящим шепотом. — Или вы желаете со мной спорить? Предоставляю вам выбирать.

Последовала новая пауза, потом опять стал говорить диктатор.

— Бери его за ноги, его нужно отнести в дом. Будь я немного помоложе, я бы один все сделал. Но годы и перенесенные труды и опасности сделали надо мной свое дело, руки мои ослабели, и мне теперь нужна твоя помощь.

— Но ведь это — преступление, — сказала молодая девушка.

— Я твой отец, — сказал мистер Ванделер. По-видимому, это напоминание оказало действие.

Послышалась на песке шумная возня, уронили стул, потом Фрэнсис увидал, что отец и дочь идут по дорожке к дому и несут на веранду за ноги и за руки бездыханное тело мистера Ролльса. Молодой кверджимен был неподвижен и бледен, и его голова при каждом шаге несущих качалась из стороны в сторону.

Живой он был или мертвый? Несмотря на заявление диктатора, Фрэнсис склонен был скорее думать последнее. Совершено было тяжкое преступление. Дому с зелеными ставнями грозила беда. К своему удивлению, Фрэнсис нашел, что в нем чувство ужаса перед преступлением поглотилось другим чувством — печалью и страхом за молодую девушку и за старика, который, как он думал, подвергался большой опасности. Прилив великодушия наполнил его сердце, он решил выступить на защиту своего отца против всего света, вопреки судьбе, вопреки правосудию. Растворив окно, он закрыл глаза и с распростертыми руками выбросился прямо на листву каштана.

Ветка за веткой выскальзывали у него из рук или ломались под его тяжестью. Наконец ему удалось ухватить руками большой крепкий сук и повиснуть на нем на одну секунду, но он сейчас же с него сорвался и тяжело упал на стол. Из дома послышался тревожный крик — значит, его увидели. Он вскочил на ноги и через три прыжка стоял уже перед дверьми веранды.

В небольшой комнате, устланной рогожным ковром и заставленной кругом стеклянными шкафами, наполненными редкими вещами, стоял мистер Ванделер, наклонившись над телом мистера Ролльса. Когда Фрэнсис входил, он выпрямился и что-то быстро сделал рукой. Молодой человек не разглядел хорошенько, что именно, но ему показалось, будто диктатор что-то такое вынул из-за пазухи у пастора, мельком взглянул и сейчас же передал дочери. Все это произошло в один миг, пока Фрэнсис стоял на пороге. В следующий миг он был на коленях перед мистером Ванделером.

— Отец! — воскликнул он. — Позвольте мне вам помочь. Я знаю, чего вам хочется, и не задаю никаких вопросов. Я вам отдам всю свою жизнь, только отнеситесь ко мне как к сыну. Вы найдете во мне полную сыновнюю преданность.

Первым ответом диктатора был самый невозможный взрыв ругательств.

— Сын и отец? — крикнул он. — Отец и сын? Это мы-то с вами? Что за нелепая история? Как вы попали ко мне в сад? Что вам здесь нужно? И кто вы такой?

Удивленный и сконфуженный, Фрэнсис поднялся на ноги и молча стоял перед ним.

У мистера Ванделера явилась догадка. Он громко расхохотался.

— Ах, я понял! — воскликнул он. — Это Скримджиэр. Очень хорошо, мистер Скримджиэр. Я сейчас вам скажу несколько теплых слов. Вы проникли в мое частное жилище не то силой, не то обманом, но во всяком случае без моего разрешения, и для своих излияний выбрали чрезвычайно неудобный момент, когда за моим столом сделалось дурно гостю. Вовсе вы мне не сын. Вы незаконный сын моего брата от одной рыбачки, если вы желаете знать. До вас мне никакого нет дела. Я к вам отношусь с полным равнодушием, которое близко граничит с отвращением, а теперь вы и поведением своим доказали, что оно вполне соответствует вашей внешности. Советую вам подумать обо всем этом на досуге, а теперь позвольте вас попросить — избавить нас от вашего присутствия. Если бы я не был так занят, — прибавил он с ужасным ругательством, — я бы вам задал перед вашим уходом хорошую трепку.

Фрэнсис слушал все это, испытывая глубокое унижение. Если бы было можно, он бы убежал, но ему никак нельзя было самому выбраться из дома, в который он так неблагоразумно забрался. Ему оставалось только глупейшим образом стоять на месте.

Молчание прервала мисс Ванделер.

— Отец, вы раздражены, оттого так и говорите, — сказала она. — Мистер Скримджиэр мог ошибиться, но намерения у него добрые и честные.

— Благодарю вас за ваши слова, — возразил диктатор. — Вы ими кстати напомнили мне о моих собственных взглядах на честность и порядочность мистера Скримджиэра. Мой брат, — продолжал он, обращаясь к молодому человеку, — был настолько глуп, что подарил вам ежегодную ренту. Еще того глупее его затея — устроить брак между вами и моей дочерью. Вы показываете ей себя целых два вечера подряд, с радостью могу сообщить, что моя дочь относится к этому проекту с полным отвращением. Позвольте мне прибавить, кроме того, что я имею большое влияние на своего брата, и не я буду, если на этой же неделе не уговорю его отнять у вас ренту, которую он вам подарил, и посадить вас опять в банк за вашу конторку.

Тон старика и его голос были еще оскорбительнее самих слов. Фрэнсис почувствовал себя жестоко, невыносимо оскорбленным и обесчещенным, у него закружилась голова, он закрыл себе лицо обеими руками и выпустил из груди тяжкий, мучительный вздох. Тут опять за него заступилась мисс Ванделер.

— Мистер Скримджиэр, — сказала она ясно и отчетливо, — вы не должны смущаться от грубых слов моего отца. Никакого отвращения я к вам не чувствую. Наоборот, я даже просила доставить мне случай познакомиться с вами поближе. Уверяю вас, то, что случилось в нынешний вечер, внушает мне к вам только сочувствие и уважение.

В это время мистер Ролльс конвульсивно пошевелил рукой, и Фрэнсис убедился, что викария только опоили наркотическим снадобьем, от которого он начинает приходить в себя. Мистер Ванделер наклонился над ним и с минуту рассматривал его лицо.

— Ну, вот что! — воскликнул он, приподнимая его голову. — Пора кончать эту музыку. А так как вам очень нравится поведение этого незаконнорожденного, мисс Ванделер, то потрудитесь взять свечку и выпроводить его отсюда.

Молодая девушка сейчас же послушалась.

— Благодарю вас, — сказал Фрэнсис, когда они вдвоем вышли в сад. — Благодарю вас от всей души. Это был самый тяжелый вечер в моей жизни, но, благодаря вам, я сохраню о нем приятное воспоминание.

— Я сказала, что чувствовала, — отвечала она, — и что считала справедливым по отношению к вам. Мне было чересчур тяжело видеть, что к вам так нехорошо отнеслись.

Они дошли до ворот. Мисс Ванделер поставила свечку на землю, а сама принялась отодвигать запоры.

— Еще одно слово, — сказал Фрэнсис, — скажите мне в последний раз, увидимся ли мы когда-нибудь, или никогда больше не увидимся?