Отпуск строгого режима - Кирилл Казанцев

– Стаканчик принеси.

Стаканчики и приносили десятками. Трезвый как стекло Валет вскоре почувствовал себя на борту инородным телом. Смотреть на все происходящее незамутненными алкоголем глазами было просто невозможно.

– Счастливый Борода, – пробормотал Валет. – Спит себе и в ус не дует. Бодрствовал бы, не удержался и примкнул бы к одной из компаний, а работать на трезвую голову надо.

Публика заводилась. Булькало спиртное. Люди менялись местами, сбивались в компании по интересам. В хвосте затянули гламурную песню. Напротив Валета устроился сидеть на подлокотнике абсолютно бездуховный мудила с бутылкой вискаря в руке, он охотно наливал каждому, кто проходил мимо.

– Батя, – обращался он к абсолютно трезвому пенсионеру, пробиравшемуся к туалету. – Выпей с нами, папаша!

– Да не могу я, с внуками лечу, сын путевку купил, – неосторожно стал рассекречивать семейные тайны пенсионер.

Мудила хохотнул:

– Ты что, меня и моих ебалок не уважаешь, – кивнул он на смеющихся прошмандовок.

– Я бы выпил. Стакана только нет, – попытался увильнуть пенсионер, хотя и смотрел возбужденно на бутылку, в которой призывно плескалось темное спиртное.

– Нашел проблему, отец, – расплылся в улыбке мудила. – Звезду Александру Васильевичу! – процитировал он старый рекламный ролик. – Стакан ему и звезды.

Вискарь заплескался в пластиковом стакане. Пенсионер взял его в руку.

– Пей до дна, пей до дна! – закричали прошмандовки.

– За здоровье всех присутствующих.

Пенсионер схватил вискарь, влил его в глотку, смял в кулаке пустой стаканчик:

– Спасибо.

– Будешь возвращаться, еще нальем, – пообещал мудила. – Только попробуй отказаться, папаша. – Это прозвучало как угроза.

Валет отвернулся к иллюминатору, возле которого дремал Борода, чтобы только не видеть пьяного разгула. Он и сам был не прочь нажраться, но понимал, что в аэропорт ему надо прибыть трезвым. На пьяную голову он никогда не работал.

Сзади раздался разбитной бас.

– Эти америкосы – полные мудаки, – надрывался кто-то.

Валет осторожно обернулся, чтобы не нарушить целостность собравшейся за ним компании, вливаться в нее ему не хотелось.

– Вот, моделирую ситуацию, как тогда в Нью-Йорке и в Вашингтоне. – Оказалось, что мудаками считал америкосов толстяк в майке с надписью «Водка сближает людей». – Представьте, в нашем самолете поднимается парочка чернозадых арабов, в руках у них ножики для резки картона. Все, больше оружия они пронести на борт не сумели. И говорят нормальным людям, что летят в международный торговый центр.

– Да это полная х…ня, – охотно согласилась молоденькая девчушка, которой восемнадцать в лучшем случае исполнилось только сегодня утром, и охотно глотнула предложенного ей вискаря.

– Так вот, представьте себе этих лохов в нашем самолете с их голимыми ножиками для картона. Типа, кричат: «Да, у нас оружие, мы захватили самолет, все в хвостовой отсек…» – попробовали бы они сунуться в наш самолет, я бы им первым «розочкой» горло вспорол. А эти америкосы все, как козлы или бараны, в хвосте сбились. Стадо.

Пенсионер скромно возвращался из туалета. Но ему не удалось просто так проскользнуть мимо мудилы.

– Папаша, держи.

В руки старику буквально вставили пластиковый стаканчик.

– Пей до дна! – запричитали российскую алкогольную мантру прошмандовки, следующие с мудилой на отдых.

Последний влил в стакан все, что оставалось в бутылке.

– Ну, на здоровье, – проговорил пенсионер и привстал на цыпочки, чтобы разглядеть в салоне оставленных без присмотра внуков, отправленных стараниями сына на турецкий курорт.

– Гуляй, плесень. – Мудила проводил пенсионера взглядом, осмотрел бутылку. – А у нас что, и бухла больше не осталось? – недоуменно спросил он.

– Ты последнее деду вылил, – подтвердили прошмандовки.

– Точно, вылил. Старикам и детям – это святое, назад ходу нет, – на секунду задумался мудила и внезапно закричал на весь самолет, так громко, что другие пассажиры мигом замолчали: – Человек! Гарсон!

Сквозь гуляющий и пьющий салон к мудиле протиснулся молодой человек в униформе:

– Я не гарсон, я стюард.

– Один хер. Ты понимаешь, у нас бухло кончилось. А это непорядок. Башляю, – мудила распустил веером пачку баксов. – Вискаря подгони.

– На борту спиртного нет, не продаем, – стараясь быть максимально вежливым, проговорил стюард.

– Тогда останавливай самолет. Мы за добавкой сбегаем, – абсолютно серьезно заявил мудила.

– Это как?

– Где тут у вас стоп-кран? – заозирался в дупель пьяный молодой человек. – Щас сорву.

Стюард оказался тертым калачом. Как же иначе, каждый день летал по маршруту Россия – Анталья, можно сказать, нагляделся всяких видов и мог принять адекватное решение в любой стремной ситуации.

– Секундочку, – сказал он предупредительным тоном. – Сейчас все будет в лучшем виде.

Буквально черед минуту был притарабанен вискарь, целых пять пузырей.

– Засцал, сука, – расплылся в улыбке заказчик и протянул веер баксов стюарду. – Но службу государеву понимает.

Стюард, как настоящий профессионал, не стал пересчитывать деньги клиента на глазах у людей – вдруг кто-нибудь из них еще не успел напиться и заметит подвох.

– Я вам еще двадцать баксов остался должен, – честно напомнил он мудиле. – На борту не у кого разменять. Вы когда назад летите?

Мудила спокойно сгрыз винтовую пробку с бутылки, сплюнул в проход и благостно добавил:

– Сдачу себе оставь. Можешь ее в задницу засунуть, если понравится.

Прошмандовки снова засмеялись. Спиртное вновь забулькало в стаканы.

Борода проснулся, обвел непонимающим взглядом салон самолета, затем мгновенно оживился.

– Валет, – зашептал он. – Да тут все бухие. Смотри, борсетка без присмотра на сиденье лежит. Баксы веером выставлены. Бери не хочу.

– Погоди, Борода. В замкнутом пространстве, когда сдрыснуть некуда, лучше ничего не брать. Мигом судом Линча окончится. А вот когда это пьяная шобла на землю сойдет, мы всех по одному как кроликов разведем. В нашем деле терпение – один из главных факторов успеха.

Борода нехотя, но согласился, ему не терпелось приняться за дело. Кожей чувствовал, что удача совсем рядом.

9

Аэропорт в Анталье, городе, расположенном на полуострове Малая Азия на побережье Средиземного моря, похож на прямоугольник с двумя подковами, от которых тянутся лучи трапов, возле которых словно ласточки замерли самолеты. Такую картину со своего места высмотрел Борода. Он, несмотря на просьбы, а потом на требование милой стюардессы, долго не пристегивался. Так уж ему – турку-месхетинцу, или, как говорил его отец, ахалцинскому турку – хотелось посмотреть сверху на свою историческую родину.

Самолет с освещенной садящимся солнцем высоты нырнул в сумерки, что сгущались у самой земли. Темнело очень быстро, как во всех странах, которые лежат ближе к экватору. Когда лайнер коснулся бетона взлетной полосы, выпустив из-под колес облачко дыма, за иллюминаторами уже была почти непроглядная ночь.

– Вот, блин, как, – проговорил Борода, – хоп, и по шарам – вырубили свет, а темнота – друг молодежи, – ощерился он в ухмылочке.

– Астрономическое явление: здесь темно, а на севере светло, – начал распрягаться Валет. – Гастролировал я как-то в Мурманске. Завис у Бритуна. Кореша надумали в футбол порезаться. Ну, сидим за столом, базлаем, бухаем, гляжу на часы – десять, думаю, когда же пойдем мяч пинать, уже одиннадцать, а все равно сидим, и хорошо сидим. Бухло допиваем. Ну, Борода, угадай, во сколько мы вышли на поле?

– Да достали еще пузырь, и еще накатили, и никуда не пошли, – махнул рукой Борода.

– Ты что, Бритуна не знаешь, он на зоне лоханку по камере гонял. Сказал, что пойдем с братанами в футбол играть, значит, пойдем. Вот Бритун ровно в полночь встает и говорит: ну че, пора. Прикинь, в полночь!

– В полночь? Гонишь! – цикнул Борода.

– А начали играть в час, и видно было как днем!

– Да когда же там шарить?

– Лето полгода, и зима полгода. Вот зимой и работай, только холод собачий. Я люблю юга, – Валет начал разминать кисти рук.

– Я вааще южный человек, вот только в Казахстане пришлось долго пожить. А там зимы холодные. Нас же, советских турок, всех из Грузии товарищ Сталин выселил. Вот моему отцу с матерью Казахстан достался.

Когда открыли дверь авиалайнера, южная жара ворвалась в салон, и пассажиры потянулись в рукав перехода.

В широком зале воздух был тяжелым, липким, мужика-попутчика вообще развезло, он сел на скамейку около окошка, где ставили турецкую визу, и клевал носом, при этом бросил пиджак рядом с собой. Его девицы, цокая шпильками, прошли в дамскую комнату.

Туристы, из которых больше половины были россияне, очумевшие от дальнего перелета, акклиматизации, а большинство еще и от обильного возлияния, выстраивались в кривые очереди к окошкам с надписью «Visa», намереваясь получить в паспорт марку – разрешение на пребывание в туристическом раю. А потом как можно скорей заселиться в гостиницы.