Мой хозяин - Алиса Ковалевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Через полтора часа обед, – просипел, понимая, что, если сейчас же не выставлю её, меня уже ничто не удержит. – Приведи себя в порядок. Я буду ждать тебя в столовой.
Милана
Снова оказавшись у себя в спальне, я метнулась в ванную и, закрыв дверь, прижалась к ней спиной. Меня по-прежнему трясло, но от чего именно, понятия не имела. Запах Вандора до сих пор преследовал меня: сандал и свежий мужской пот. Никогда прежде не чувствовала ничего подобного. Солёная на вкус кожа… Самец, способный беспрекословно подчинить себе любую самку, выбранную им. По-хорошему или по-плохому. Внезапное понимание этого отдалось во мне очередной вспышкой страха. Если не будет по-хорошему, будет по-плохому, вот и всё. Он трогал меня, и я понимала, что внутри меня постепенно возникает тепло. Не в сердце и не в душе, а на самом простом, примитивном уровне. А вот разум… Подойдя к зеркалу, я посмотрела на своё отражение. Губы припухли, лицо было смертельно бледным, а в глазах стояли слёзы. Снова. Снова!!! Потому что я не хотела даже намёка на тепло внутри, внизу живота. Потому что я боялась этого мужчину. Потому что я – человек, а не животное, чувствующее лишь примитивные инстинкты. Человек, чёрт возьми, сколько бы раз меня ни пытались словом или действием убедить в обратном!
Глава 6
Милана
Проснулась, едва за окном забрезжил рассвет. От природы жаворонком я не была, любила поваляться в постели, но могла подстроиться под нужный режим. В детском доме режим был столь же неотъемлемой частью моей жизни, как ограничение личного пространства и свободы. Нет, совсем уж плохо не было. С детства я отличалась достаточно покладистым характером и умела терпеть, а потому нянечки меня любили. Помню, как одна из них подсовывала мне конфеты, когда я была ещё совсем маленькой, а другая уже позже взяла в парк аттракционов вместе со своими детьми. Нянечки меня любили, и там, в далёком-далёком детстве я наивно надеялась, что одна из них удочерит меня, но…
Перевернувшись на другой бок, я уставилась в окно, на сереющее рассветное небо и подумала о Стэлле. Она оказалась единственной девушкой в питомнике, кто хоть как-то помог мне в первые дни. В те дни, когда мне было особенно страшно. Что с ней будет? В отличие от меня, за годы в детском доме научившейся приспосабливаться, она почти всю жизнь провела на улице и походила на волчонка. Увидев её в первый раз, я подумала, что она, должно быть, настоящая сука… По сути, она и была сукой: закрытая, резкая и зачастую отстранённая. И всё же, она оказалась единственной, кто обнял меня в мою первую ночь в питомнике, когда я, испуганная, беззвучно плакала, боясь разозлить охрану. Это уже после меня, как одну из самых перспективных в плане продажи, поселили в отдельную комнату, поначалу же нас было человек десять.
Но дело не во мне… Сейчас, глядя на то, как полоска неба в зазоре меж штор из грязно-серой превращается в бледно-голубую, я всё отчётливее понимала, что долго Стэлла в питомнике не продержится. Владельцу не нужны проблемы. А надеяться на то, что ей повезёт, и она попадёт к хорошему хозяину… Вряд ли. Я видела, каких девушек выбирают: милых, длинноволосых и послушных. Девушек со светлой кожей и розовыми сосками, без татуировок на теле. Таких, как я. И не важно, что она очень красивая. Мужчинам, готовым платить большие деньги, нужно другое. Как бы мне хотелось знать, что с ней всё в порядке…
Прикрыв глаза, я выдохнула и укуталась в одеяло. Что у нас осталось? Что у каждой из нас осталось? Воспоминания о прошлом, о детстве, о Стэлле застряли комом в горле, и я поспешила отогнать их. к чему это, если изменить я ничего не могу?
Примерно в десять утра в комнату ко мне вошла горничная. Та самая, что приходила вчера. Тактично и безэмоционально поздоровавшись, она поставила на тумбочку возле постели поднос с кофе и тарелкой чего-то, напоминающего украшенную свежими фруктами овсянку, и сказала, что через час я должна быть готова.
– К чему я должна быть готова? – не сдержав непонятно откуда взявшегося раздражения, осведомилась я и перевела взгляд с тарелки на женщину.
– К встрече с господином Вандором, – ответила она и пошла к двери.
Внезапно захотелось выругаться матом. Неужели нельзя двигаться нормально, говорить нормально, отвечать нормально?! Мне так и казалось, что если сдёрну с неё униформу, на спине у неё обнаружится прикрытая крышечкой выемка для батареек. Точно такая, как были у старых кукол в моём детском доме. Перевернёшь их, и они завякают своё однотонное «мама», а если уложишь на спину, закроют стеклянные глаза.
– А что господину Вандору от меня потребовалось? – не сдержавшись, осведомилась я.
– Он мне не сообщил, – тут же сказала горничная, обернувшись ко мне лишь на мгновение, и, поняв, что больше задавать вопросов я не намерена, вышла из комнаты.
Обхватив стаканчик с кофе ладонями, я подошла к окну. Окна комнаты выходили на внутренний двор. Поодаль виднелся край открытого бассейна, а правее – беседка, утопающая в тени старых плодовых деревьев. Господин Вандор… Ненавижу его! Господи, как же я его ненавижу! Отпив кофе, я заставила себя успокоиться. Просто не думать, не чувствовать. Я – кукла, точно такая же, как та, что только что вышла за дверь моей спальни. Нужно отключить чувства. Стэлла говорила мне, что тело – это только тело. Если тебе делают больно, нужно просто отключить чувства и спрятаться. Туда, где когда-то было хорошо, в потаённый уголок. Всё, что делают с телом можно пережить. Нужно только спрятаться.
Когда я в сопровождении горничной спустилась вниз, Вандор, одетый в чёрные джинсы и чёрную рубашку, стоял у последней ступеньки лестницы. Увидев меня, он кивнул горничной и сказал:
– Пойдём.
– Куда? – вырвалось у меня прежде, чем я успела подумать, стоит ли вообще открывать рот.
Губы его, красиво очерченные, исказила едва заметная ухмылка, а на щеке появился намёк на ямочку. Почему-то это привело меня в ступор. Ямочка… Я смотрела на
