О верности крыс. Роман в портретах - Мария Капшина

2272 год, 28 день 3 луны Ппд

Зелёный мост, Глинянка, Эрлони

В «Маэтишеной» говорили о том, что здравые мысли приходят иногда в любую голову, и в этом Кошка склонна была со здешними завсегдатаями согласиться. Нактирра то ли околдовали, то ли ударили по голове, то ли подменили на время, но Его Величество император умудрился за один вечер напакостить всем столичным подводникам так, как не напакостил за всю предыдущую жизнь. Он сменил тэрко. Прежнего, мирного пьяницу, состарившегося от избытка радостей к тридцати годам, в голос благословляли все: от кхади, безухих и лис, до любой мелкой рыбёшки, – и сквозь зубы проклинали все законопослушные горожане. Нынешний за пол-луны зарекомендовал себя так, что шипеть сквозь зубы впору стало подводникам.

За вечер, потраченный на элитный чай, Кошка замечательно отдохнула, выяснила, что о новом тэрко говорят с уважением, но немного… А полезной информации – пшик: слабых мест у лорда Нохо, герцога ол Баррейи выявить не удалось. Брак по расчёту, все силы на карьеру, образцовый порядок у подчинённых, налоги платит честно, в интригах и интрижках не замечен, взяток не даёт и не берёт, не пьёт, пыль не употребляет, в дуэлях не участвует, в азартные игры не играет. Любит игру в шаги да хороший чай, а потому бывает в «Маэтишеной». Где его очень уважают, за стратегическое мышление и гениальную игру в шаги.

– Хоть сейчас в кхади принимай такого безупречного, – пробормотала Кошка, ступая на ступеньки под Зелёный мост. Проблема состояла в том, что ол Баррейя с кхади собирался не сотрудничать, а бороться, как с крысами во вверенном ему амбаре.

Раздражённо перебирая пальцами воздух, Кошка свернула на тропинку под мост и вдоль реки, вниз по течению. Коса зацепилась за что-то, девчонка обернулась – и как раз успела заметить тусклый блеск и метнуться в сторону, перехватывая и заламывая руку с ножом.

– Хал! – коротко выругался нападавший, валясь набок. Кошка пнула его сбоку в колено, доворачивая вывернутую руку и отпуская его упасть в воду. Слишком долго получилось, и кто-то из остальных поджидавших со спины ударил в плечо, целя под лопатку, пока другой тянулся схватить за руки. Кошка ушла от удара – кубарем в просвет между нападающими. Зашипела, когда распоротое плечо попало на камень, и вскочила уже с этим камнем в руке.

Первый, длинноносый, выбирался на берег, матерясь и отплёвываясь. Его Кошка не знала. Ещё один, илирец, был из безухих, но имени Кошка и его не помнила.

– Доброй ночи, киса, – сказал третий, Чарек, неспешно доставая второй меч, покороче, под левую руку. Чарек был не только правой рукой Джито Безухого, но и дворянином, хоть и бездомным, так что мечи в городе носил вполне законно и не привлекая к себе лишнего внимания.

«Хал тэгарэ!» – подумала Кошка и обворожительно улыбнулась.

– Как здоровье? – спросил Чарек, шагая вперёд.

– Не дождёшься, – сказала Кошка, на столько же отходя. Дальше была стена – хоть не окружат…

Безухие медленно подходили, Кошка выжидала. За миг до того, как они начали атаку, она без замаха метнула невидимый в темноте камень, Чарек дёрнулся и пропустил пинок с пятки в пах, а Кошка обзавелась мечом, которым, отходя, полоснула длинноносого по руке. Получилось удачно, почти до кости. Оброненный нож отскочил к стене, взвизгнув по камню.

Краем глаза Кошка заметила на верху лестницы силуэт мужчины в арнакийской одежде, и тут же про него забыла: прохожие в драки не вмешиваются, а от атаки одновременно с трёх сторон защищаться надо.

Безухие явно решили не давать ей передышки. Чарека Кошка ранила, ещё раз задела длинноносого, но и сама, неловко уходя от удара, получила порез на боку.

За спиной илирца вдруг нарисовалась тень, безухий дёрнулся и едва не упал, роняя кинжал. Чарек бросил быстрый взгляд на новоприбывшего и резко скомандовал уходить.

Кошка обернулась… и перехватила меч как можно глупей и нелепей. На краю тротуара вытирал меч высокий дворянин в арнакийской одежде, недавний прохожий и сегодняшний предмет Кошкиных раздумий: Нохо, герцог ол Баррейя, тэрко Эрлони.

– Ты цела? – осведомился герцог, забирая у неё меч. Кошка кивнула.

Пока одна Кошка отметила приятную наружность герцога и не менее приятную бархатистость голоса, другая уже вовсю вжилась в давно разученную роль служаночки-Вейсы, бойкой и сообразительной, но робеющей при незнакомых и солидных господах. Эта Кошка успела и поклониться, и поблагодарить, и суматошно поойкать о троих разбойниках, хотевших честную девушку ограбить, снасилить и невесть что ещё, потом опять стала благодарить…

Ол Баррейя выслушивал эту трескотню стоически.

Потом обе Кошки совместились и вспомнили, что у Вейсы плечо болит страсть как, не говоря уж о боке. Обморок, поразмыслив, Кошка сочла художественным излишеством, а изобразила помутнение взора, покачнувшись.

– Что случилось? – ол Баррейя шагнул поддержать её.

– Плечо… – жалобно сказала Вейса.

Губы мелко подрагивали.

– Ты где живёшь? – спросил тэрко, осторожно трогая её плечо.

– В Новом городе, – печально сказала Вейса.

– Рана неопасная, но болеть будет, – заметил герцог. – Я перевяжу.

Перевязал плечо, оторвав кусок от подола рубашки, и повёл к ступенькам.

– Переночуешь…

Брошенный нож блеснул у стены. Ол Баррейя остановился, подобрал. Кошка успела заметить выжженный на рукояти знак «лис» и качнула головой с некоторым уважением: это завтра обнаружили бы, что Кошку убили люди Лиса Загри. А Джито молодец, кто бы мог подумать!

– А можно, я возьму? – Вейса просительно наклонила голову набок. – Вам он ни к чему, а ко мне вдруг ещё кто пристанет? Я от брата штукам набралась, вы не думайте, с ножом я могу…

Ол Баррейя повертел ещё нож в руках – дешёвка, таких на рынке на каждом втором столе, – и отдал.

– Переночуешь у меня, а домой утром вернёшься. И врач тебя посмотрит.

Кошка согласилась со сложнообъяснимой надеждой. Образ ол Баррейи складывался пока до приторного идеальным и светлым. Это раздражало. А если он, скажем, грубо и безапелляционно потащит бедную Вейсу в спальню или хотя бы в тёмный угол, то сумеет хоть отчасти упасть в Кошкиных глазах. Практической пользы никакой – так хоть моральное удовлетворение…

Чем ближе к дому ол Баррейи на Глинянке, тем сильней Кошка подозревала, что морального удовлетворения ей не светит. Ол Баррейя был предупредителен, вежлив и светски безупречен, но не более того, несмотря на некоторую кокетливость, проявившуюся в голосе осмелевшей Вейсы. Кошка ушла в глубокую задумчивость, оставив Вейсу без присмотра, и та потихоньку наглела и скоро уже трещала без умолку, всё чаще сбиваясь на арнакийский диалект. Ол Баррейя слушал всё так же стоически. И было у Кошки странное ощущение, что не она разговаривает с лордом Нохо, а Вейса – с тэрко, в отсутствие и Кошки, и ол Баррейи.

С Глинянки Кошке уйти не дали, а потому до «Башен», подворья рода ол Баррейя в столице, оказалось совсем близко. Подворье походило на миниатюрный замок с прочными стенами, узкими окнами (высоко над землёй и редко поставленными) и с двумя башнями по сторонам ворот. И с внутренним двором, как выяснилось вскоре, когда ол Баррейя, прихватив бодрого старичка из слуг (Ёнта его звали), вёл Вейсу по крытой галерее на втором этаже по периметру этого дворика.

Вейсу отвели в людскую, промыли и перевязали плечо и уложили на почти новый топчан между дверью в чулан и стопкой пустых корзин. За перевязкой ол Баррейя наблюдал лично. Кошка хотела было занести это наблюдение в пустующий список пятен на его совести, но с сожалением вынуждена была признать, что герцог смотрел на раненое плечо и порез на боку, а не на её грудь под тонкой рубашкой. Старые шрамы на её руках и плечах тоже заинтересовали его, Кошка успела заметить два ли три быстрых взгляда, но вопросов не последовало.

Она глядела на сплетение ивовых прутьев в корзинах, лёжа на неповреждённом боку, и обдумывала, как бы поизящней разыграть промах Безухого против него. Как бы подать информацию так, чтобы Загри поверил, что Джито хотел его подставить перед кхади…

Дверь распахнулась, пропуская сначала три звонких голоса, а потом – троих девушек в арнакийских передниках. Все три тут же устремились к Кошке.

– Ох, это ты же Вейса?

– Ой, бедная, ужас какой!

– Я б на месте умерла б, чесслово!

Одна из девушек села на край кровати, другая стала рядом, третья, рыжая, стала ободряюще гладить Кошку по плечу.

«Хал тэгарэ!» – в очередной раз с досадой подумала Кошка, а Вейса уже причитала и охала со всеми: ей, видите ли, всё равно не уснуть после такой жути, а срочно надо поделиться…