Вы же не чужой - Хушанг Моради Кермани

– Казем, с кем ты разговариваешь?

– Ни с кем, ни с кем.

Иногда он ругался со своим собеседником, поднимал руки к небу и ругался, как будто бьет собеседника. «…Это тебя не касается… я хочу… дерьма объелся… ты не прав… не приду… не приду… оставь меня в покое… что ты ко мне привязался… сумасшедший».

Я хотел увидеть того, с кем отец разговаривал и ругался. Я становился у него за спиной и смотрел в ту сторону, куда смотрел и он. Но я никого не видел. Но отец ощущал присутствие собеседника и видел его.

– Папа, кто это был? С кем это ты ругаешься?

– Ни с кем. Иди, играй! Иди, читай свою книгу, делай свои уроки!

Большей частью он с понурой головой приходил на школьный двор, становился около волейбольной сетки и поворачивался лицом к солнцу. Он открывал рот, и казалось, он хотел проглотить солнечный диск. Учитель и ученики смотрели на него через окно.

– Пришел сумасшедший Казем. Учитель, скажите его сыну, чтобы он вывел его со двора. Сейчас он начнет чихать.

Раздавалось громкое чихание отца во дворе школы. Он громко чихает, так что его голос слышен в конце сада Машаллы, у подножья высокой чинары около его двора. Все уже привыкли к его чиханию. Дети в классе считают: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11. Сейчас ему станет плохо.

Я выбегаю из класса и бегу к отцу:

– Отец, пойдем домой. Я хочу учиться. Почему ты мне мешаешь? Здесь же школа.

– Ну и учись себе. Тебе же никто не возбраняет.

Он разговаривает сам с собой и идет к колонке с водой, расположенной рядом во дворе школы. Он все пьет и пьет воду. Ему нечем заняться. Все его дела – это ходить за мной по пятам. Мне стыдно перед учениками, мне стыдно перед учителем. На занятиях я сажусь рядом с дверью и, когда вижу голову отца, без разрешения выбегаю из класса и прошу его уйти домой. Дети называют меня «сын сумасшедшего Казема». Я стал объектом их шуток и проказ. Мне не нравится ходить в школу.

Я выхожу из школы вслед за отцом. Я беру учебник, тетрадь и ручку и выхожу из школы. Я иду и сажусь в дупло большой чинары возле ручья. Внутри дерева темное дупло. Оно словно маленькая комната, покрытая сухими листьями. Я сажусь на листья и наблюдаю за рекой, коровами, овцами и людьми, которые идут по берегу реки или перепрыгивают по камням.

Я смотрю на все это и рисую. Я рисую раков и лягушек. Сколько бы они ни искали меня, они меня не найдут. Бабушка будет волноваться. Дядюшка Эбрам и его дети тоже ищут меня. Наконец меня находит мой старший молочный брат – сын Эбрама Мальмалу. Он взваливает меня на спину и относит домой. Я иду к нему домой и вместе с Ахмадом играю в их саду.

Сад дядюшки Эбрама находился у подножья горы. В нем росли всякие фрукты и ягоды: абрикосы, персики, орехи, виноград и инжир. Инжир в саду созревал раньше, чем в долине у реки.

В саду у Эбрама был хлев для скотины. Я, Ахмаду и Кашангу днем заходили в хлев. Мы брали высокую тростниковую палку и били по потолку и балкам и сбивали летучих мышей. Когда мы били концом палки по стропилам, то летучие мыши падали сквозь темные балки из своих гнезд на землю. Мы нарушали их дневной сон. Они просыпались, бились о стены, двери и вылетали наружу. Там они натыкались на стволы и ветки деревьев и падали на землю. При дневном ярком свете они были слепыми. Мы налетали и хватали их. Мы силой раскрывали их тучные крылья. Какие же они были длинные, эти крылья!

Я смотрю в открытые глаза летучих мышей, которыми они ничего не видят. Я кладу руку им на грудь и слышу, как у них от страха трепещет сердце. Они не шевелятся. Я смотрю на черные жилы у них на крыльях. Летучая мышь – это кусок темного дрожащего и трепещущего мяса. У нее маленькая голова и то ли клюв, то ли рот. Я связываю ей ниткой концы крыльев, концы веревки привязываю к веткам и вешаю на них летучую мышь. Она начинает биться изо всех сил. Она дрыгает ногами. У нее острые когти. Они царапают мне руки. Когда мышь вцепляется мне в руку, Кашангу кричит: «Хушу, береги голову! Мышь может клюнуть тебя в лицо, в глаза».

Конец ознакомительного фрагмента.