Цветы из огненного рая - Сара Ларк

– Благодари Господа за то, что тебе дали, из этого твоя мать сварит суп для всей семьи, – заявил Фрисманн, когда Карл осторожно поинтересовался, нельзя ли получить гонорар в геллерах и пфеннигах.

После этого молодой человек ушел. Если Фрисманн забыл даже о том, что у него больше нет семьи, – его мать умерла в конце лета, а отец и младший брат еще раньше, – то бесполезно просить его увеличить плату за помощь. Более того, если напомнить ему об этом, он может даже ее сократить, поскольку одинокому холостяку много не нужно.

Карл вздохнул. Он смертельно устал и продрог после долгого рабочего дня, и ему очень не хотелось самому готовить себе суп, а перед тем еще рубить дрова и разжигать огонь в печи. Однако молодой человек взял себя в руки. Не стоило проявлять неблагодарность, ведь так или иначе он сегодня немного заработал, что зимой удавалось не всегда. Тот пфенниг, который дала ему вдова за два часа работы, и подачка фермера помогут ему протянуть несколько дней, почти не голодая. Однако подобное существование истощало его силы, и именно оно в конечном итоге привело его родителей и брата к преждевременной смерти.

Разумеется, он еще был молод и силен – временами он все еще кашлял, но давно перестал харкать кровью и мог выполнять самую тяжелую работу, не задыхаясь. Но в долгосрочной перспективе… Карл не обманывался. У поденщика в Мекленбурге жизнь была несладкой. Поэтому он перестал даже думать о том, чтобы жениться и завести семью, несмотря на то что ему, как наследнику, удалось арендовать дом своих родителей по довольно низкой цене. На него легла бы слишком большая ответственность. Карл мог голодать и мерзнуть, но не представлял себе, как обречь любимую женщину на те же страдания. И уж тем более Иду…

Снег повалил сильнее, так что Карл едва мог разглядеть деревенскую дорогу. Он смутно различал лишь силуэт женщины, которая, закутавшись в шерстяной плащ, пыталась выйти из ворот ближайшего крестьянского двора. Ветер норовил сбить ее с ног, кроме того, она, похоже, несла довольно тяжелый мешок.

Карл задумался, не прийти ли ей на помощь, хотя ему очень хотелось уйти в сухую и теплую комнату. А затем он узнал Иду и содрогнулся. Только что он подумал о ней – и вот она здесь. Странное совпадение, с другой стороны, не удивительное. В конце концов, он думал об Иде постоянно. Карл гнал от себя эти мысли, но чем бы он ни занимался, как бы ни пытался отвлечься, ее красивое лицо в форме сердечка постоянно появлялось перед его внутренним взором.

– Привет, Ида! – крикнул он ей, чтобы привлечь ее внимание. Ведь в такую метель она втягивала голову в плечи и не смотрела по сторонам, и, появившись перед ней внезапно, он мог ее напугать.

Ида взглянула на него. Густые снежные хлопья обсыпали ее брови и темные корни волос, как пух с крыльев ангелов. Узнав молодого человека, она улыбнулась.

– Привет, Карл! – ответила она и перебросила мешок с левого плеча на правое. – Ужасная погода, правда же?

Карл кивнул.

– Что ты делаешь здесь, на улице? – спросил он и потянулся к мешку. – Давай я понесу, нам ведь по пути.

Ида охотно рассталась со своей ношей, и у Карла потекли слюнки, когда он учуял ароматы, пробивавшиеся сквозь мешковину. Ветчина… свежий хлеб…

– Фермер Фит забил скотину. А мой отец решил созвать собрание – сегодня вечером, как стемнеет. И велел мне принести пару колбас, чтобы угостить мужчин. Вообще-то я давно уже должна была вернуться, но госпожа Фит… Она все болтала, болтала и болтала, совсем не хотела меня отпускать. И вот теперь уже почти стемнело, и снег пошел. Но зато она подарила мне еще одну буханку хлеба, потому что испечь я уже ничего не успею…

Карл вздохнул. Дочь малоземельного крестьянина вознаградили за болтовню с фермершей щедрее, чем поденщик получал за три часа тяжелой работы. Его матери фермеры могли сунуть разве что черствый ломоть, больше ничего ей даром не доставалось.

Он решил подумать о чем-нибудь другом. Как бы там ни было, сегодня у него счастливый день. Не только потому, что он немного заработал, – небо наградило его возможностью прогуляться вместе с Идой и поговорить с ней по-настоящему. С тех пор как он тогда ушел из школы – а Ида примерно через год после него, – они ни разу толком не пообщались. Они и встречались-то редко, особенно после того, как мать Иды умерла, рожая ее младшую сестренку. На тринадцатилетнюю Иду внезапно легло все домашнее хозяйство семейства Ланге и уход за болезненной малышкой. Девушка заботилась о младшей сестренке с большим рвением, однако она все же последовала на Небеса вслед за матерью всего полгода спустя.

«Бог дал, Бог взял», – стоически повторял тогда Якоб Ланге, но Ида была безутешна.

– Твой отец созывает молитвенное собрание? – поинтересовался Карл, подходя ближе к мерзнущей Иде, чтобы своим телом хоть немного защитить ее от промозглого ветра. Он готов был все отдать за теплую куртку, которую он мог бы снять и набросить ей на плечи. Плащ, похоже, плохо ее согревал. – В такую погоду? Да еще во вторник? Неужели кто-то заболел?

То, что его не пригласили даже на такое мероприятие, Карла не удивило. А ведь его отец был столпом старолютеранской общины. Пастор высоко ценил красивый голос глубоко верующего Фридриха Йенша, который снова и снова оживлял композиции Мартина Лютера во время богослужения. Что ж, не слишком-то это помогло Йеншу: многие зажиточные члены общины просто забыли о нем, когда он умирал дома. Карл до сих пор злился из-за этого, и он то и дело, не сдержавшись, резко высказывался о пасторе, фермерах и малоземельных крестьянах. С тех пор его стали считать склочным и упрямым человеком. Его терпели в общине, но ни к чему не привлекали.

Молодой человек заметил, что Ида покачала головой.

– Нет, не молитвенное собрание, – ответила она, стряхивая плотный слой снега со своего головного платка. – Речь идет о другом… Отец ведь был недавно в Шверине.

Это случалось нередко, поскольку Якоб Ланге был умелым кузнецом и считался знатоком лошадей. Даже помещик признавал его талант и брал его с собой, когда собирался купить новую лошадь. На этот раз речь шла об упряжке для саней. Карл издалека видел этих роскошных животных.

– И там ему на глаза попался плакат, а потом он встретился с одним человеком, важным господином со странным именем. Ну, фамилия у него простая – Бейт, а вот имя… Что-то вроде Джон Николас.

Карл задумался.

– Никогда не слышал, – признался он. – И кто же он?

– Он состоит в… Я точно не знаю, что это такое, торговый дом, кажется. В любом случае это называется Новозеландская компания, но пишется очень забавно, некоторые буквы совсем другие. И «Новая Зеландия» тоже как-то странно пишется[14]. Гамбургская судоходная компания имеет ко всему этому какое-то отношение… – Ида рассказывала с запинками, но подробно – чем-то эта тема ее волновала.

– А мы же читали про Новую Зеландию! – вспомнил Карл, радуясь, что может внести в разговор свою лепту. – Книга про капитана Кука, помнишь?

И он заговорщически улыбнулся девушке, но та ответила ему затравленным взглядом. Скорее всего, отец отругал ее за то, что книга тогда пропала. Наверное, она имела какое-то отношение к планам ее отца.

– Он хочет уехать! – вырвалось у девушки. – Ну, мой отец. Этот Бейт вербует поселенцев в Новую Зеландию. Говорит, там очень много земли и любой может купить ее. Не так, как здесь…

Несмотря на то что в Мекленбурге крепостное право отменили уже лет двадцать назад, фермеры и ремесленники могли брать землю только в наследственную аренду. Хотя это считалось делом надежным, именно членам старолютеранской общины не нравилось такое положение вещей. Герцог Мекленбургский никогда не преследовал их за веру, но вот предыдущий правитель, король Фридрих Вильгельм III Прусский, – еще как. Его сын отменил запрет на богослужения по старолютеранскому обряду, однако Якоб Ланге, как и многие другие, не верил в долгий мир со власть имущими. Поместные дворяне могли в любой момент воспользоваться их желанием придерживаться чистой веры Мартина Лютера как поводом к тому, чтобы прогнать их с земельных участков.

– И теперь отец хочет, чтобы другие малоземельные крестьяне тоже уехали с ним, – продолжала рассказывать Ида. – Мы можем отправиться туда всей общиной, сказал господин Бейт, и это не так дорого обойдется. Триста английских фунтов за восемьдесят моргенов земли, включая стоимость проезда. Не знаю, сколько это в талерах, но отец сказал, что мы это можем себе позволить.

Карл снова вздохнул. Пожалуй, малоземельные крестьяне действительно могли позволить себе это путешествие, как и фермеры, но он и мечтать о подобном не мог, даже если бы речь шла всего о тридцати пфеннигах. Однако сердце молодого человека забилось чаще, когда он услышал о новой земле. Бросить все это, начать новую жизнь…

Вот только Ида, казалось, не разделяла его восторга. Она выглядела скорее подавленной.