Герои Черного моря - Владимир Шигин

Вскоре о Пустошкине заговорили как об опытнейшем хозяйственнике, к тому же и бескорыстном, к которому и полушка не пристанет. И снова назначение. На этот раз высокое и почетное – капитаном Севастопольского порта с чином капитана 1 ранга.

Перевез Семен Афанасьевич туда из Херсона семью, выстроил дом. У Пустошкиных всегда весело: детишки по комнатам бегают, стол накрыт щедро и каждому гостю рады» Сам хозяин от интриг да шептаний подалее держится. Всех всегда выслушает, улыбнется и тарелку ближе подвигает:

– Прошу от нашего стола отведать, а словесные поносительства дело пустое и никчемное. Все перемелется!

Наверное, поэтому Пустошкина уважали все: и чопорный, осторожный Мордвинов, и своенравный, злой на язык Ушаков.

До нас дошло описание внешности и характера Пустошкина. Вот оно: «С.А. Пустошкин был среднего роста, строен собою, имел прекрасные и приятные черты лица, в которых ясно отражалась доброта души, и всегда играл свежий румянец. До самых последних дней жизни сохранил он свежесть чувств, твердую память и светлый ум, украшенный многолетней опытностью. Счастливая наружность его, невольно привлекала к нему любовь и почтение. Он постоянно отличался веселым и кротким нравом; был терпелив и умел управлять собою; имел нежное и чувственное сердце, но никогда не предавался до излишества, ни радости, ни печали; любил помогать всякому, кому и как мог. В обществе был любезен и приветлив; отличался искренностью в разговорах, непринужденным и ласковым обращением. Будучи верным исполнителем… он требовал того же и от своих подчиненных, которыми был любим как начальник, и как отец и друг». Много ли мы найдем в анналах нашей истории столь трогательных и искренних описании человеческих качеств?

Последний год восемнадцатого столетия принес Пустошкину долгожданное участие в боевых делах. Высочайшим указом велено было спешить ему в Николаев, где собрать транспортную флотилию. Император Павел Первый заступился за битого французами неаполитанского короля и пообещал ему прислать в помощь три гренадерских батальона.

Вот и Николаев. Времени на особую подготовку к длительному плаванию уже не было. Под свое начало Пустошкину пришлось брать все, что было под рукой – и старое, и гнилое. Генерал Бороздин, гренадерский начальник, при посадке заметно нервничал:

– Насколько опасным будет сие путешествие?

– Пусть вас успокоит то, что тонуть станем с вами вместе! – отвечал ему, улыбаясь Пустошкин. – Не переживайте! Доставим как в почтовой карете в целости и сохранности. Ну, а за качку уж не обессудьте! Царю морскому «ура» покричать никогда не грех!

29 сентября 1799 года закончили посадку десантных войск, а 12 ноября Пустошкин уже вводил свою флотилию в только что освобожденный Ушаковым порт и крепость Корфу. Там флотилия стала на зимовку, приводясь в порядок и латая изношенные суда. В марте следующего года Пустошкин завершил операцию и высадил гренадерские батальоны в южной Италии. Командующий Средиземноморской эскадрой адмирал Ушаков, старый знакомец и сослуживец Пустошкина, был его действиями весьма доволен. B своем приказе по эскадре он отмечал: «Гребного флота г. капитану 1-го ранга Пустошкину, за ревностное и усердное старание, прилежность и скорое выполнение в доставление… войск… при противных погодах, успешно и благополучно, за высаживание оных в Отранте…. отношу признательнейшую мою похвалу и благодарность; также похваляю ревность и усердие его… за исправное доставление оных войск… до Корфу в прошедшее время глубокой осени, на судах не весьма благонадежных».

Приведши же обратно флотилию в Николаев в гораздо лучшем состоянии, чем он ее оттуда уводил, Семен Афанасьевич удостоился похвалы даже придирчивого Мордвинова: «Поздравляю Вас от всего моего сердца с благополучным возвращением. Вы можете почитать себя спасшимся после бурного плавания на ©удах гнилых. Мы сопровождали вас молениями, зная, сколь великим опасностям подвержены вы были».

Отдохнувши в семье и получивши первое адмиральское звание, был определен Пустошкин на испытания новых кораблей. Осенью 1801 года вывел он на чистую воду новостроенные 110-пушечный гигант «Ягудиил» и 66-пушечный «Варахаил». Попали в шторм. Корабли держались хорошо. По результатам похода контр-адмирал доложился севастопольскому начальству:

– Против прежних наших много имеют лучшего. Особо ж прекрасны на ходу, что птицы летят!

А жизнь продолжалась. Многочисленное семейство Пустошкиных перебралось из Севастополя в Николаев, где в то время определили к службе их главу. Купили дом с вишневым садом и беседкой, обвитой хмелем.

Софья Федоровна почти каждый год дарил мужу то сына, то дочь. Дружная семья Пустошкиных множилась за Марией Меланья, за Александрой Надежда с Семеном. Всего же детей было шестнадцать… Воспитывал их Семен Афанасьевич в строгости. Но ругани и побоев у Пустошкиных не знали, достаточно было, что глава семьи нахмурился, – это успокаивало самых занять шалунов.

По воскресеньям Пустошкины прогуливались по городской эспланаде. Впереди Семен Афанасьевич с супругой под ручку, следом вся детвора: мал мала, меньше. Обыватели николаевские, в окошки выглядывая, судачили:

– Ишь, Пустошкины со своими цыплятами выхаживают, а Софья Федоровна чтой-то пополела, никак, опять прибавления ожидают!

От Аккермана до Анапы

Осенью 1806 года началась очередная русско-турецкая война. Эскадра вице-адмирала Сенявина атаковала утрок со стороны Дарданелл. Черноморскому флоту предстояло блокировть турок со стороны Босфора. Тогда же Пустошкин снова был поставлен командовать гребными судами, которые и привел к Одессе. Там ему шлюпкой с берега передали пакет. Адмирал сорвал печати.

– Курс на Днестровский лиман! – объявил он своим капитанам.

– Есть! – коротко отвечали те.

Гребная флотилия, оглашая воды шумом весел, набирала ход к Аккерману – турецкой цитадели неподалеку от Одессы. Там уже вели бои сухопутные войска, во главе с дюком де Ришелье.

Как назло внезапно ударил мороз, диковинка для этих мест.

– Топоры да заступы в руки! Марш на лед! – скомандовал Пустошкин.

Так, рубя ледяные глыбы и растаскивая их в стороны, канонерки пробивались к крепости. Внезапное их появление у крепостных стен поразило турок несказанно. Еще бы, ждать подобного подвига от своего флота гарнизону не приходилось, десятки ж русских канлодок, каждая из которых являлась маленьким фортом, делали надежды на успех обороны иллюзорными. Над турецкой цитаделью был незамедлительно поднят белый флаг.

– Не овладеть бы вам Аккерманом, если б не налетели эти черные вороны! – в сердцах бросил паша, сдавая свой ятаган Ришелье.