Росток - Георгий Арсентьевич Кныш

Козак. Петр Яковлевич представил на миг сухощавого, подвижного, непоседливого академика, который больше походил на туриста-спортсмена, чем на ученого.

— Как дела, Петр Яковлевич? — с характерной протяжной картавинкой спросил Козак. — Достраиваешь свои хоромы?

— Достраиваю... Лепится понемногу...

— Как это понемногу?.. Ускоряй темпы. Понемногу не годится. — Козак помолчал. — Порадовать тебя хочу... В Москве смилостивились, глядя на вашу бедность... Получите все самое новое, современное... Завтра запрягай заместителя. Прибывает пять вагонов... Мобилизуй транспорт, людей...

— Спасибо, — вяло отозвался Петр Яковлевич.

— Ты что — не рад? Столько добивался!

— Адам съел кислицу, а у нас оскомина на зубах, — отшутился Петр Яковлевич, намекая на проблемы, изучением которых занималась его лаборатория.

— Активней жуйте, оскомина пропадет, — в тон ему ответил Козак. И жестко добавил: — За простой вагонов заплатишь из собственного кармана. Ясно?

Петр Яковлевич понял, что никакого послабления ему не будет, что за любую промашку Козак воздаст полной мерой. И правильно. Так и надо. Полной мерой! Без послабления! И ему, и всем, кто несет на плечах тяжелый, но приятный груз дела, даже если и сгибается до земли под его тяжестью.

— Кому же не жалко заработанного, — бросил в трубку Петр Яковлевич. — Я не миллионер...

— Этого и держись!

В трубке зазвучали короткие гудки.

Вошла Натали, принесла перепечатанные выборки — материалы вчерашнего эксперимента, проведенного Савичем вместе с биохимиками и нейрохирургами мединститута. Петр Яковлевич хотел было тут же углубиться в анализ полученных данных, в четко выстроенные столбики чисел, но сдержался. Наклонился к селектору:

— Орест Остапович, заставляете ждать.

— Заканчиваю разговор с прорабом. Сейчас буду, — отозвался «Три О».

Петр Яковлевич был уверен: изворотливый Гузь клянется и божится сейчас перед Олияром, что он нисколько не виноват в истории с автокраном, мол, обстоятельства заставили. И Олияр примет на веру сказанное Гузем и пообещает ему заступиться.

Он не ошибся. Не успел Орест Остапович войти, как с его широких губ сорвалось:

— Слишком наседаете на прораба... День и ночь мотается, добывает...

— Да, это занудное дело, голубчик, — охотно согласился Петр Яковлевич. — День и ночь... — Уловив, что Олияр приободрился, пригласил его сесть. — Вы помните один из принципов принятия решения на основе изучения статистического распределения наблюдений? Выбираем из распределения тот, в котором наблюдения совпадают с большей вероятностью.

— Не забыл... — растерянно ответил Олияр.

— Так вот... Из двух вероятностей — «плохая организация труда» и «использование механизмов не по прямому назначению» — я не отбрасываю ни одной. Почему? Не имею достаточного статистического материала для вывода. Есть еще и другое понятие — «плотность вероятностей»... При сравнении вероятностей удобно брать их в соотношении и сравнивать с единицей. Тогда одни вероятности можно заменить их плотностью, что называется «соотношением вероятности». — Петр Яковлевич улыбнулся: — Не хлопочите... Ловкач ваш Гузь, проходимец. Ну, довольно с этим! Сколько машин на ходу? Сколько в разъездах? Сколько ремонтируется?

— Я мигом, — Олияр выскочил из кабинета, быстро вернулся с приклеенной к фанерной дощечке схемой. — Удобно. Сразу видно.

Петр Яковлевич присмотрелся к красным кружочкам вокруг черных квадратов с номерами.

— Почему обведены?

— На приколе...

— Сколько на ходу?

— Пять машин. Загоняли мы их...

— Прибывает оборудование. Норматив простоя вагонов не забыли?

— Какой бы из меня хозяйственник был, если бы запамятовал?..

— Хозяйственник с научной подготовкой... — улыбнулся иронично Петр Яковлевич, стараясь поймать неспокойный, блуждающий взгляд глубоко посаженных глаз Олияра. — Воспользуйтесь не столь должностью, сколько знаниями.

— Что вы имеете в виду? — заерзал на стуле Олияр, почувствовав плохо скрытый намек на его научную некомпетентность. Намек как намек — в каждом есть зернышко правды. Иногда — хлебное, иногда — из перца. Петр Яковлевич угощал перчиком.

— Помните случай с молодым ленинградским математиком? Небольшая фабрика попросила его разработать систему перевозок... Он воспользовался теорией предвидения случайных процессов и стал нобелевским лауреатом. Вы, Орест Остапович, такой премии, конечно, не получите... Засядьте на полдня с нашими программистами, разработайте оптимальную схему использования автомашин. Оборудование надо вывезти своевременно.

— Вам легко говорить. Я так закопался в этих болтах, гайках, панелях, что и подзабыл все премудрости функционального анализа, функций комплексного переменного, не говоря уже о методах прогнозирования. — Олияр знал, чем польстить своему начальнику.

— Ну-ну, голубчик. Вы назвали нужное. Ночью полистайте справочники, освежите память. Нобелевской не обещаю. А вот своей властью отмечу.

— Попробуем! — приободрился Олияр, наконец уразумев суть нехитрого маневра Петра Яковлевича, который хорошо знал, что толстый, подобный танковой броне панцирь безразличия Олияра способен пробить единственный снаряд — копейка.

Прищурившись, Петр Яковлевич хитровато добавил:

— По инициалам вас называют «Три О». Я расшифровал бы их так: оперативность, организованность, оптимальность.

— Все сделаем в срок! — бодро кивнул Олияр и выбежал из кабинета.

Петр Яковлевич пошевелил протезом руки — подчиняется, слушается. Стукнул ногами об пол. Тупой удар отдался в коленях, не вызвав боли. «Каждой свашке по колбаске, — подумал он об Олияре. — Пусть кушает свою». Представив, как исчезает колбаса за толстыми губами Ореста Остаповича, невольно улыбнулся. Ну что ж, теперь можно заняться и материалами вчерашнего эксперимента. Вот только где черти носят этого Савича и когда принесут его в лабораторию?

6

Григорий взобрался на Кайзервальд — лесистое взгорье на восточной окраине города с песчаной, облезшей лысиной холма. Холм так и называется — Лысая гора, в отличие от соседнего, когда-то выбранного князем для своего замка и поэтому нареченного Княжьей горой.

Направляясь сюда, Григорий заглянул к Фариде, выпил кофе, утолил немного голод. Домой не заходил. Пусть Аида Николаевна добавит еще одну гирьку на чашу своих весов, все подсчитает и подведет черту. Каков будет итог — ей, наверное, уже известно наперед.

Похрустывал под ногами желтоватый, припорошенный занесенной из города пылью снежок. На зеленых ветках молодых, густо насаженных на склонах елей и сосен снег казался белее и чище. На крайней сосенке, низкой и разлапистой, сквозь кружево снега торчало пять растопыренных веток. Они напоминали протянутую пятерню горемыки, который, провалившись слишком глубоко в сугроб,