Последнее убийство в конце времен - Стюарт Тёртон

– Это совсем другое. Вечером я буду играть этот концерт перед всей деревней. – Хуэй понижает голос. – Аби сказала мне, что придут старейшины, все.

– Ну и что? – отвечает Клара. – Тебя же все любят. Всегда. Какая разница, как ты играешь.

В тоне Клары слышна ревность, и она торопливо добавляет, чтобы скрыть смущение:

– У тебя все получится.

Хуэй переваривает услышанное, а Клара ругает себя за то, что выболтала свой секрет, который так давно и старательно скрывала.

В защиту Клары я скажу одно: любить Хуэй сложно. Ее дар сияет так ярко, что перед ним меркнут любые заслуги, и на это трудно не обижаться.

Хуже того, Хуэй научилась извлекать выгоду из своих способностей. Если бы не мое вмешательство, нашлись бы те, кто ухаживал бы за ее овощами, стирал ей одежду и бегал за ней, подбирая каждую оброненную ею мелочь. Я никогда не понимала, отчего люди благоговеют перед талантом, но это случается в каждом поколении.

– Ты права, – с облегчением говорит Хуэй. – Конечно, ты права. Как всегда. Спасибо, Клара. Что бы я без тебя делала?

– То же самое, только не так быстро, – отвечает Клара и, поворачиваясь с боку на бок, чувствует запах, который идет от ее тела. – Хоть бы поскорее помыться, – ворчит она.

– Точно, – соглашается Хуэй и протягивает ей кувшин с пробкой. – На вот пока, попей.

Клара вынимает пробку и подозрительно принюхивается. Три недели подряд они едят только вареные овощи и бульоны, так что ее желудок уже подумывает, не сбежать ли туда, где лучше кормят.

– Апельсиновый сок! – восклицает Клара. – Где ты его взяла?

– Тея нашла несколько деревьев неподалеку отсюда. Она выжала его сегодня утром.

– Тея была здесь?

– Мы мило поболтали.

– А я что, храпела?

– И пускала слюни, – радостно подтверждает Хуэй.

Клара стонет, закрыв руками лицо.

Тея пять лет не брала новых учеников и вдруг объявила, что проведет набор в марте. Заявки подали сорок три человека, и Ниема полгода обучала их математике, физике, биологии и инженерному делу. Больше половины кандидатов отсеялись из-за сложности занятий, и только девятнадцать дошли до октябрьских испытаний.

Два дня они разбирали и ремонтировали механизмы из старого мира, решали задачи и разрабатывали химические соединения.

Учитывая непростые отношения Теи с Эмори, все очень удивились, когда заявку на участие в испытаниях подала и Клара, и были прямо поражены, когда она их прошла. Таких вообще оказалось всего двое – Клара и Хуэй, они и стали новыми кандидатками. Надо отметить, что они были самыми молодыми участницами.

До сих пор Тея не сказала и не сделала ничего такого, чтобы Клара сочла, будто ей могут не доверять из-за матери, и все-таки она старается быть безупречной во всем, даже во сне.

– Я пошутила, – говорит Хуэй и радостно хлопает в ладоши. – Утром я вышла из вагона, чтобы пописать, а на обратном пути встретила Тею, и она дала мне этот кувшин. Но даже если бы она действительно зашла сюда, то тебе не о чем беспокоиться. Ты очень красиво спишь.

Клара краснеет и отпивает глоток сока. Чтобы скрыть смущение, она начинает проявлять живой интерес к окружающему.

– Расскажи ей о своих чувствах, – подсказываю я.

Но Клара игнорирует меня, как обычно. Жаль; если бы она набралась смелости, могла бы быть счастлива с Хуэй. В их случае мне даже не нужно моделировать будущее, чтобы увидеть это. Любовь – это просто: весь вопрос в том, что у человека уже есть и чего ему не хватает. Это как создать одну новую вещь, соединив вместе две сломанные.

Но Клара опять ушла в себя, замкнувшись, как раковина, и, скорее всего, упустила свой шанс, а другого у нее не будет. Наутро Хуэй, скорее всего, будет мертва, а Клара до конца своих дней будет мучиться оттого, что не сказала эти слова, и оттого, что все могло бы пойти иначе, решись она это сделать.

Не заметив этой исторической развилки, Клара вытирает с подбородка апельсиновый сок и оглядывает вагон, в котором они спали. Он большой и просторный, с поломанными поручнями и смятыми металлическими сиденьями. Сквозь пол давным-давно пробилась лиана. Ее стебель толщиной примерно с Клару так сильно давил на окна изнутри, что стекла выпали, а рамы выпучились наружу. Однако лиана какая-то странная: она светится изнутри, причем свет пульсирующий, ни на что не похожий. Стебель покрыт сотнями поперечных надрезов, как будто от топора. Но все надрезы неглубокие – скорее царапины.

Допив сок, Клара бродит по вагону, собирая свои вещи. Вообще-то, ученикам разрешается брать с собой в экспедицию лишь то, что они могут унести в одном заплечном рюкзаке, но у Клары талант – даже из минимума вещей она способна устроить полноценный беспорядок. Вот и теперь ее нож валяется под какими-то сорняками, повсюду разбросана ее запасная одежда, а записные книжки перекочевали в самые дальние уголки вагона.

– Ты видела имена? – спрашивает Хуэй, пока Клара шарит вокруг в поисках маленьких деревянных брусков для поделок.

– Какие имена?

– Они нацарапаны на металле вон там, под сиденьем, – отвечает Хуэй, укладывая свою любимую скрипку в футляр, обшитый шерстяной тканью. – Последняя группа учеников Теи. Там твой папа.

Клара взволнованно смотрит туда, куда показала Хуэй.

– Артур, Эмори, Тасмин, Кико, Рэйко, Джек, – читает она вслух. На имени отца ее голос теплеет.

Она проводит пальцем по неровным буквам имени «Джек», представляя себе отца, который вырезает их сосредоточенно, негромко напевая, как всегда за работой.

– Ему было тогда семнадцать лет, – говорю я. – Столько же, сколько тебе сейчас. Тея всегда приводит сюда новых учеников после испытания. Твой отец тогда впервые покинул деревню. Он так радовался, что Тее пришлось приказать ему успокоиться и не бегать повсюду. Твоя мама очень смутилась.

Мать – больная тема для Клары. В отличие от отца, который наполнял ее детство рассказами о своем ученичестве, Эмори очень редко упоминала об этом периоде своей жизни.

– Эмори продержалась шесть недель, а потом уволилась, – объясняю я. – Она ушла бы и раньше, если бы не твой отец.

«Похоже на правду», – думает Клара. В отличие от вспыльчивой матери, отец никогда не повышал голоса и не рубил сплеча. Он почти всегда улыбался, а когда переставал, то это значило, что кто-то поступил совсем неправильно.

Пять лет назад он и другие ученики погибли во время шторма. Клара до сих пор думает о нем каждый день.

Под именами она замечает еще надпись, скрытую сорняками. Она раздвигает их и читает: