Дороги авантюристов, или Загадочная яхта лорда Гленарвана - Виктор Павлович Точинов

своды пассажиров и моряков "Дункана". Среди обширного нефа, усеянного, словно кладбище, надгробными плитами, высокопочтенный Мортон призвал благословение божье на путешественников, молясь о даровании им благополучного плавания. И вот в древней церкви зазвучал голос Мэри Грант. Девушка пела и в молитве возносила благодарность и хвалу своим благодетелям и богу.

В одиннадцать часов вечера все собрались на борту яхты».

«Дункан» пустовал три часа — более чем достаточный срок, чтобы расположиться в каюте, разместить там багаж и уснуть мертвым сном. Но как объяснить приступ религиозного рвения у экипажа и пассажиров? Он в корне противоречит всему, что мы узнаем о Гленарване и его спутниках в дальнейшем.

В сухопутной части своего маршрута экспедиция не раз посещала всевозможные городки и даже достаточно крупные города. Наверняка там имелись церкви, кирхи, соборы и т.д. И хоть бы раз, хоть бы кто из спутников Гленарвана заглянул туда помолиться. Не нуждаемся, дескать, — за трехчасовую службу в соборе Сен-Мунго напитались благодатью на два года вперед.

Можно допустить, что путешественникам в Южной Америке храмы попадались на пути исключительно католические, и правоверным протестантам заглядывать в них не комильфо. Но в Австралии, заселенной британцами, такая отмазка не годится. Нет сомнений, что там имелись протестантские храмы на любой вкус, — но и они не интересуют лорда Гленарвана и его сотоварищей.

Более того, путешествие по Австралии выпало на декабрь, и в один из дней Паганель говорит: друзья, а вы не позабыли случайно, что сегодня Рождество? Друзья дружно хлопают себя по лбам — и впрямь запамятовали, спасибо, что напомнил. Оплошность тут же исправляют, велят мистеру Олбинету приготовить праздничную трапезу.

Нет, считать Гленарвана и его спутников религиозно-озабоченными людьми нельзя. Иначе бы они не позабыли об одном из главных христианских праздников.

Остается лишь предположить, что религиозность Гленарвана показная, как и его якобитство, — «трогательное зрелище» коллективного молебна призвано произвести впечатление на стороннюю публику, и не более того. Но такое допущение объясняет лишь посещение Сен-Мунго, а не тот факт, что «Дункан» остался без присмотра. Яхта стоит у причала, на борту ни души, сходни опущены, помещения не заперты (Паганель, надо полагать, не взламывал дверь каюты, чтобы в нее заселиться).

При таких вводных, пожалуй, на борту мог обнаружиться не только прибыток — географ и его багаж. Могла и серьезная убыль случиться: исчезли бы в неизвестном направлении судовая касса, личные вещи пассажиров, драгоценности леди Гленарван. Даже если была не заперта лишь пустующая каюта номер шесть, — недаром ведь говорится, что все запоры от честных людей. Трех часов вполне хватит, чтобы одолеть любой замок, и не один.

Гленарван мог оставить на «Дункане» тех из своих слуг, кто в плавание не отправлялся, — и оттого не нуждался в благословении высокопочтенного Мортона и в его молитве о даровании благополучного плавания. Либо Джон Манглс мог поговорить с Бертоном, капитаном соседней «Шотландии»: пусть одолжит пару матросов, чтобы те за вознаграждение постояли три часа у сходней, не пропуская чужих. Едва ли капитан Бертон отказал бы в такой пустяковой услуге.

Ничего подобного не сделано. Заходите, все желающие, забирайте, что приглянется.

Чтобы вернуть здравый смысл и логику в эту дикую историю, предположим следующее:

— Гленарван, капитан Манглс и майор Мак-Наббс (или по меньшей мере один из этой троицы) прекрасно знали, кто плывет вместе с ними в каюте номер шесть, до поры не показываясь на глаза;

— Паганель тоже знал, на каком судне оказался и куда оно направляется, он именно туда и собирался, в Южную Америку.

Никакой чудовищной рассеянности нет и в помине. Рассеянность географа вообще проявляется как-то своеобразно. В обычной жизни совершенно не заметна: Паганель не теряет по рассеянности вещи, не надевает одежду на левую сторону, не кладет в кофе соль вместо сахара. Вполне адекватный, собранный человек. Но иногда он словно бы вспоминает, что надо поддержать репутацию, — и совершает очередной промах, глобальный и размашистый. Когда речь зайдет об этих эпизодах, мы подробно разберем каждое проявление рассеянности, — и убедимся, что все они столь же фальшивы, как рассмотренный выше случай.

Но зачем разыгрывался для остальных пассажиров и команды спектакль под названием «Появление рассеянного географа на яхте»? В чем его смысл? Неужели Паганель не мог взойти на борт, так сказать, в штатном режиме, как законный пассажир, внесенный в судовую роль?

Взойти-то он мог, но тогда все заинтересованные лица знали бы, куда отправился Жак-Элиасен-Франсуа-Мари. И гадали бы, чем он там собирается заниматься.

А так «Дункан» плывет на запад, «Шотландия» на восток, — и все уверены, что на борту ее находится Паганель, едет в Индию, чтобы обследовать там течение реки Яру-Дзангбо-Чу. Ложная та уверенность продержится несколько месяцев, — пока «Шотландия» не доберется до Калькутты, пока обратно в Глазго не вернется весть, что один из пассажиров не явился на борт.

Хотя Паганель мог разыграть еще одну простенькую комбинацию. Приобрел билет до Индии, но вместо географа на борт «Шотландии» явился посыльный с запиской для капитана, причем непосредственно перед самым отплытием: так, мол, и так, дорогой Бертон, не могу с Вами отплыть ввиду чрезвычайных обстоятельств; примите уверения, навеки Ваш, Паганель.

Тогда капитан Бертон даже не стал бы извещать пароходство о запропавшем пассажире: не смог отплыть, деньги вернуть не требует, ну и ладно.

«Да зачем же мирному географу учинять такую джеймс-бондовщину?! — могут недоуменно воскликнуть читатели. — Что за шпионские страсти?! Или Паганель человек с двойным дном, вовсе не тот, за кого себя выдает?»

Нет, Жак Паганель не был тайным агентом розенкрейцеров или шпионом японского императора. Он был именно тем, кем представлялся: секретарем Парижского географического общества.

Однако имеет смысл основательно разобраться, что это была за организация в те годы. Этим и займемся.

* * *

Парижское географическое общество (позднее переименованное во Французское) — старейшее в Европе и в мире. В других странах подобные организации начали появляться позже, и учредители их брали за образец Парижское общество.

Впервые идею о создании централизованной организации, объединившей