Рефлекс убийцы - Оксана Обухова

Почему Баранкин позже не отменил выступление Пугачева, узнав о смерти шефа?.. Вполне могу предположить ответ: «Сергей Федорович мне был отцом родным. После его смерти я пребывал в шоке. Горе подкосило. Выбило все из головы. О Пугачеве забыл напрочь. Не до того мне оказалось».

Генриетта снова смочила горло чаем, посмотрела на примолкших гостей:

— Как нам такой рассказ? Убедительно звучит?

— Вполне, — после короткого раздумья ответил Архипов. Потер пятерней скулу. — Жаль, жаль… Я надеялся разыскать Баранкина и припереть его к стенке…

— Ничего не получится, — жестко обрезала Генриетта. — Он будет говорить примерно то, что вы сейчас услышали. Ему не удастся ничего предъявить.

— А вы как будто довольны? — пробормотал начальник службы безопасности.

— Я могу быть довольна, Павел Павлович, только тем, что вы воочию увидели, с чем мне пришлось столкнуться шесть лет назад, — мягко возразила бывший циркачка. — Шесть лет назад так же хитроумно убили моего мужа. Я догадалась об лом только спустя пол года, когда сама чудом осталась в живых. Поделилась догадками с Терентием Богровым — он тоже умер.

— Сочувствую. И что же вы теперь намерены делать?

— Заниматься математикой, — развела руками Генриетта Константиновна. — Похоже, помочь в поисках убийцы могут математические выкладки. Но впрочем, и тут я не уверена. После смерти Миши все слишком запуталось.

Разольская повернулась к окну, на несколько минут забыла о гостях…

— О каких математических выкладках вы толкуете? — вернул ее к действительности Палыч.

— Ах да, простите… Я тут уже попыталась устроить для Надежды Прохоровны экскурс в прошлое… Хотела показать, как все запутанно с финансовой стороны… — Запнулась, прищурила глаза, глядя на Архипова. — Вот, Павел Павлович, вас не удивляет, что мы приехали в отель на поминки, где ранее намечалось торжество? Что остаемся здесь сейчас, несмотря на смерть одного из нас… Не удивляет?

— Есть немного.

— Объясню. Мы приехали сюда утрясти важные финансовые вопросы, только обострившиеся после смерти Сережи. Теперь, после гибели Миши, количество этих вопросов значительно умножилось. Никто из нас с места не двинется, пока не будет выяснено главное — будем ли мы продавать холдинг или оставим все как есть. Недавно появилось хорошее, адекватное предложение по продаже бизнеса, и компаньоны намерены решить: согласны ли мы на это предложение или оно будет отклонено.

«И как эта трезвая рассудительная тетка могла притворяться сумасшедшей?! — в который раз, поражаясь неуловимой многоликости Разольской, подумала Надежда Прохоровна. — Такие мозги в глубине не спрячешь. Прорвутся наружу».

Не иначе артистические навыки сказываются.

Или — страх. Он кою хочешь притворяться научит, мозги вывернет, душу высушит.

— …Еще шесть лет назад, — продолжала тем временем Разольская, — у нашего предприятия было три совладельца с равными долями акций — Разольский, Махлаков, Богров — без преимущества держателя «блокирущего» пакета акций. Никто не имел даже малейшего перевеса «плюс одна акция». Все решалось коллегиально, среди трех друзей. Прошу заметить — друзей настоящих, преданных. Правила были установлены еще при образовании компании на заре перестройки. У нас закрытое акционерное общество, в уставе очень жестко прописано: активы не уходят на сторону, если на то не будет специального разрешения каждого из совладельцев. Вначале акции обязаны быть выставлены на внутренние торги. Я доходчиво объясняю?

Архипов важно мотнул подбородком, Надежда Прохоровна, догадываясь, что разговор подбирается к «математическим выкладкам», не отважилась просить уточнений, залезать в дебри — застрянешь в них, а толку может не прибавиться.

— После смерти Андрюши всю его долю получила я, как единственная наследница. Терентию в равных долях наследовали Аделаида и сын Миша. Активы Сережи разделены между женой, сыном и невесткой Анютой. Недавно поступило предложение продать бизнес, и мнения акционеров по этому поводу разделились: я выступила против продажи, меня поддержали на совете директоров Аделаида и сын Сережи — Федор. Свои акции Федя получил еще от первой жены Сергея — Ольги в наследство. Ольга скончалась одиннадцать лет назад, при разводе она получила долю в холдинге, теперь эти десять с лишним процентов дают Федору право голоса. Четыре недели назад я, Аделаида и Федя заблокировали решение о продаже предприятия.

— Вопрос о продаже бизнеса, как я понимаю, поднимал покойный Махлаков? — спросил быстро считающий Архипов.

— Вы правильно все уловили, — похвалила его бизнесменша. — Примерно месяц назад Сережа пришел ко мне домой и начал уговаривать расстаться с холдингом. Тогда я отказала. Не была готова, так как этот разговор явился полной неожиданностью, а у меня были причины не действовать впопыхах. Я отказала. Сюда же я приехала поддержать противоположное решение. Сейчас я готова расстаться с предприятием.

— Об этом кто-нибудь знал?

— Могли догадываться.

— Решение будет разблокировано? Голосов достаточно?

— Вполне.

На взгляд Надежды Прохоровны, Разольская и Паша разговаривали как два марсианина. Архипов все смекнул, по всей видимости, задавал толковые вопросы, пробирался к сути…

Пенсионерка Губкина, и без того сидевшая, словно недавно на нее ушат помоев вылили, печально приходила к мысли: были когда-то и мы рысаками… да вышли все. Спеклись и выдохлись. За молодыми не угнаться.

По сути, вроде бы понятно. По делу — маловато. Хорошо бы бумажку взять и подсчитать проценты нагдядно…

— Завещание вы уже оформляли?

— Да. Но недавно оно было изменено.

— В чью пользу? Кто был раньше наследником? Вы ставили кого-то об этом в известность?

Пал Палыч торопливо подбирался к итогу, понятному даже самому престарелому из сыщиков, — ищи, кому выгодно. Пляши от печки, от мотива.

Это уяснила даже еще недавно плутавшая в дебрях организации бизнеса баба Надя.

Но Разольская почему-то перестала откровенничать. Выслушала последний вопрос, заледенела лицом и сомкнула губы в узкую, непроходимую для звука щель.

— Генриетта Константиновна? — удивленно поднял брови шеф.

— Пожалуйста, без отчества, — глядя прямо в глаза Архипова, четко проговорила бывшая циркачка. — Терпеть не выношу…

Чего она терпеть не выносит, понятно было не совсем. Кажется, Разольская отчетливо дала понять, что не выносит, когда ей намекают на Мафусаиловы года, но прозвучала отповедь двояко. Пожалуй, с акцентом на прежнее излишнее любопытство.

Под направленным взглядом с жестким излучением Архипов смутился.

Надежда Прохоровна пожалела мужика. Он парень подневольный, привык перед клиентами выкаблучиваться, а с бабы Нади взятки гладки. Где сядешь, там и слезешь.

— Ты, Генриетта, брось глазами сверкать. Человек тебе помочь хочет.

Излучающие рентгеновские лучи глазки мигнули. Циркачка стушевалась, вильнула…

— Говори по сути, — настаивала Губкина.

— Да я, по сути, и не оповещала никого об отданных распоряжениях. Так, намекала.

— Почему? — не собиралась отступать Надежда Прохоровна.

— На то были веские причины. Я… не была уверена в том, что хочу оставить все одному человеку.

— Какому человеку? — наседала баба Надя.

— Богдану Кожевникову! — разозлено выпалила Разольская. — В прежнем завещании я оговаривала несколько пунктов, но наше российское законодательство слишком прямолинейно подходит к вопросам наследования… Войдите!

В дверь номера тихонечко стучали. Сбившаяся с мысли Разольская раздраженно выкрикнула разрешение, и в узкой щели дверного проема нарисовалась озабоченная физиономия круглоголового ушастого паренька.

— Что, Максим?! — не менее раздраженно бросил тому охранный шеф.

— Приехали уже, Пал Палыч. Попросили вас позвать…

— Ухты! — подхватился Архипов. Посмотрел на часы, озабоченно нахмурился. — Заболтался совсем… Простите, дамы, у меня начальство приехало. Пора на ковер.

— Не гостиница, а проходной двор, — проворчала баба Надя в спину уходящего Архипова.

Генриетта Константиновна смотрела на Надежду Прохоровну чуть-чуть насмешливо. Той даже показалось, что после ухода сведущего в бизнесменских штучках Палыча ее дурить начнут. Всенепременно начнут!

Жаль, жаль. При Паше-то как все ловко получалось: он «штучки» рубит и проценты шустро подсчитывает, баба Надя в человеческую суть зрит…

— Так что там, Генриетта, с Кожевниковым? — спросила тем не менее отважно. — Почему ты вначале решила его наследником сделать, а после передумала?

Разольская убрала с лица выражение насмешливости:

— Не все так просто, Надежда Прохоровна. Вы когда-нибудь составляли завещание?