Темные ангелы нашей природы. Опровержение пинкерской теории истории и насилия - Dwyer Philip

Основным аргументом Пинкера является общее долгосрочное снижение уровня насилия на протяжении всей истории человечества, а количественные доказательства, которые он приводит, касаются в основном убийств и военных действий. Ссылаясь на Эйснера, Пинкер также называет убийства надежным показателем насилия. Эйснер, однако, заявляет, что его "анализ основан на предположении, что убийства можно с осторожностью трактовать как индикатор только серьезного межличностного насилия". Конечно, кажется разумным предположить наличие корреляции между убийствами и насильственными преступлениями в целом. Также разумно ожидать, что эта корреляция будет достаточно стабильной в рамках конкретного общества. Однако при кросс-культурных сравнениях и долгосрочном анализе такое предположение выглядит менее убедительно. Здесь необходимо учитывать и тот факт, что Пинкер выходит далеко за рамки преступности. У него глобальные претензии к насилию в целом, охватывающие историю человечества с древнейших времен до наших дней. Дело не в том, что Пинкер обязательно не прав. Вполне возможно, что убийства являются хорошим косвенным показателем насильственной преступности или даже насилия в целом. Но мы не знаем, и мы, конечно, не знаем, подходит ли это для кросс-культурных сравнений и долгосрочных анализов.

Европа и мир

Большинство имеющихся количественных доказательств долгосрочного снижения уровня убийств взято из источников (Западной и Северной) Европы. Пинкер, однако, вписывает остальной мир в общий нарратив западноевропейского умиротворения. Данные, полученные в конкретном контексте, используются в качестве общей модели для глобальной траектории. При этом Пинкер, похоже, применяет довольно устаревшую модель диффузии: цивилизационный процесс начался в западноевропейском эпицентре, затем распространился на другие части континента, а затем и на весь остальной мир. То, что описывает Пинкер, конечно, может быть общей закономерностью в истории человечества, но мы не знаем этого наверняка, и количественные данные, которые он приводит, не могут этого доказать.

Для обоснования своего общего тезиса Пинкер приводит две карты, на одной из которых показаны средние показатели убийств в Европе в XIX веке, а на другой - в начале XXI века. Действительно, для некоторых регионов Западной и Южной Европы эти карты свидетельствуют о значительном снижении числа убийств. С другой стороны, для Восточной Европы и России они также свидетельствуют о росте числа убийств. Другая проблема заключается в том, что уровень убийств относится к средним национальным показателям, в то время как границы многих государств были радикально изменены в период между двумя картами. Например, империя Габсбургов была разделена на ряд независимых национальных государств с различными современными показателями убийств, а Польша и страны Балтии в XIX веке не существовали как независимые государства. По большей части Восточной и Юго-Восточной Европы, где есть признаки фактического роста числа убийств, мы располагаем весьма ограниченной информацией за столь отдаленный период времени. Соответственно, мы не знаем, какие траектории развития убийств наблюдались в этих регионах.

Пинкер также представляет глобальную карту, на которой показаны национальные уровни убийств в 2004 г. Она подтверждает огромные колебания в глобальных показателях убийств. Эти колебания фактически охватывают тот же диапазон, что и долгосрочное снижение убийств в Западной Европе. Пинкер не очень четко описывает, как модель умиротворения применяется к неевропейскому миру, и не приводит никаких цифр, доказывающих сходство глобальных траекторий с западноевропейскими. Он даже признает, что нам в значительной степени не хватает надежных долгосрочных глобальных показателей. Тем не менее, он утверждает, что современный мир менее склонен к насилию, чем когда-либо прежде.

С древнейших времен

Пинкер не только выдвигает далеко идущие глобальные претензии, но и стремится охватить общую траекторию насилия с самых ранних этапов развития человеческой цивилизации до наших дней, причем делает это преимущественно в количественном выражении. В этой операции Пинкер действительно гораздо смелее, чем средний историк или антрополог. Его основная идея - глобальное снижение уровня насилия, которое можно проследить вплоть до доисторических времен.

Пинкер критикует прежние представления о догосударственных обществах как о фундаментально мирных и гармоничных. Это не уникальная позиция. И археологи, и антропологи давно интересуются анализом доисторического насилия, в результате чего роль насилия в глубокой древности подверглась кардинальной переоценке. При анализе насилия в догосударственных и доисторических обществах нам, безусловно, нужны цифры и числа. Важно знать, на каком количестве случаев основывается тот или иной вывод, важно соотнести случаи убийств с численностью населения и временными интервалами, необходимо оценить, являются ли отдельные примеры исключительными исключениями или они вписываются в более общие закономерности.

Приведенные Пинкером цифры включают как смертность в ходе военных действий, так и количество убийств, и они демонстрируют принципиальные различия в уровне насилия между негосударственными и государственными обществами. На первый взгляд эти статистические данные могут показаться убедительными. Приведенные цифры подтверждают резкое снижение уровня распространенности насилия. Однако не все так однозначно и просто, как хотелось бы верить Пинкеру. Можно выдвинуть ряд серьезных возражений против того, как он собирает информацию, как приводит статистические данные и как использует эти цифры для аргументации своих тезисов. Он также подвергается серьезной критике за то, что опирается на преувеличенные вторичные интерпретации, выбирает исключительные случаи и игнорирует множество исследований, указывающих на иные выводы. Кроме того, вопреки мнению Пинкера, систематически утверждается, что широкомасштабные археологические данные не свидетельствуют о том, что война была повсеместной, и что она становилась обычной лишь постепенно в течение длительного периода времени.

Пинкер начинает свою аргументацию со ссылок на ряд этнографических отчетов XIX и XX веков, иллюстрирующих чрезмерное насилие в негосударственных обществах. Однако эти отчеты имеют ограниченную ценность для общих выводов о насилии в негосударственных обществах на протяжении всей истории. Основной проблемой является так называемая "дилемма племенной зоны", т.е. этнографическая документация, относящаяся преимущественно к обществам, уже глубоко пострадавшим от контактов с агрессивными колониальными державами. Установлено, что такого рода отчеты не могут быть использованы для выводов о догосударственных обществах в целом. Хотя это возражение относится именно к качественным данным, оно актуально и для использования Пинкером количественных данных.

На рис. 2-3 (53) он сравнивает число погибших в ходе военных действий на 100 тыс. человек в ряде негосударственных и государственных обществ. Все цифры по негосударственным обществам относятся к XIX и XX векам, и можно предположить, что все они представляют общества, на которые сильно повлияли контакты с государственными обществами. Эти цифры реальны, но их нельзя обобщать так, как это делает Пинкер, делая выводы о негосударственных обществах вне зависимости от временного и географического контекста. За исключением Центральной Мексики 1419-1519, Пинкер не приводит никаких данных о государствах до XIX века. Некоторые имеющиеся данные свидетельствуют о том, что военные потери в государственных обществах раннего Нового времени могли быть гораздо выше, чем те, которые приводит Пинкер. Часто эти потери были вызваны не столько гибелью на поле боя, сколько болезнями. В случае Швеции было подсчитано, что за десять лет военных действий с 1621 по 1632 гг. в общей сложности погибло около 50 тыс. человек. Это должно относиться к населению, составлявшему около 1 млн. человек. Уровень смертности здесь составит около 500 человек на 100 тыс. населения. Это намного больше, чем все цифры Пинкера по государственным обществам, и намного больше, чем многие цифры по негосударственным. По оценкам, эти потери привели Швецию к демографическому коллапсу в 1630-х годах, и можно усомниться в том, что общество способно в долгосрочной перспективе нести военные потери такого масштаба, которые Пинкер приводит для некоторых негосударственных обществ.