Сюжет в центре - Станислав Хабаров

Ближайшими соседями нам были Князевы, жившие с димиными родителями дальше по Ленинскому проспекту над магазином чешского стекла, а ещё дальше по Ленинскому жили Башкины. Когда я приходил к ним, то постоянно заставал Евгения Башкина копающимся в «Волге», которую он совершенствовал и перебирал и по рассказам довел до потрясающего совершенства.

В другую сторону по Ломоносовскому проспекту за Черемушкинским рынком жил Жора Сазыкин. Мы не имели телевизора, и когда Жора Сазыкин предложил мне на праздники взять у него черно-белый телевизор, я был очень рад. Явился я к нему за телевизором, где у него собиралась в какой-то поход литературная компания, среди них был и Лев Анненский. Тогда были модны походы по диким местам друзей, коллег, сокурсников, единомышленников. Походники занимались прозаическим делом, раскладывали по мешочкам крупы походного питания. Все они были тогда у истоков своей судьбы, и я, как всегда, не обратил на компанию особого внимания. А зря.

Я забрал громоздкий ящик телевизора, предвкушая зрелищное пиршество на праздники, но увидеть праздничные передачи нам не пришлось. Телевизор, увы, не работал. Его хозяин – Жора Сазыкин объяснил потом, что нужно было стукнуть кулаком по ящику, но я этого не знал и переживал, что по дороге, видимо, его испортил.

«Когда мы были молодыми и чушь прекрасную несли». Автор книги.

Наш тыл – наши жёны. Светлана Иванова.

Наши жёны не знали над чем работают их мужья. Жена автора – Светлана Иванова.

В Подлипках

В шестидесятые годы королёвское КБ считалось тайной о семи печатях. Но это время давным-давно ушло. Теперь на повороте Ярославского шоссе в город Королёв демаскирующи стоит вторая королёвская ракета Р-2, а над центральной проходной КБ высится легендарная «Семерка», ракета Р-7, вывезшая Гагарина в космос и до сих пор доставляющая космонавтов на орбиты.

Мы прибывали на службу электричкой. От станции Перловская электропоезд шел между рядами лип, как бы оправдывавших задним числом название нашей точки назначения. Липы росли и на территории КБ вдоль цехов. Слово «Подлипки» произносили в Москве чуть ли не шёпотом. Впрочем это было очередным секретом полишинеля.

У станции металлическая эстакада была перекинута через рельсы. Слева были Вторая территория и стадион, не основной, главный стадион «Вымпел» с трибунами, что с правой стороны, а местный. Справа у станции полукруглая пристанционная площадь, от которой, как от сказочного межевого камня, расходились три улицы: к рынку, центральная к парку и Дому культуры имени Калинина, виднеющемуся вдали, и правая к главной проходной королёвской фирмы. Упирается она в здание фабрики-кухни и памятник Ленину, который по странному совпадению поднял руку вверх, указывая на небо и космос. Отсюда обсаженная тенистыми деревьями прямая ведёт к проходной.

С платформы прибытия полагалось перейти пути по высокой железной эстакаде, но дело было молодое и мы шли в хвост платформы и спрыгивали на рельсы. Затем спешили наискосок прямой дорогой к проходной.

За проходной начиналась широкая асфальтированная аллея. Она вела между цехов, затем меж яблоневых садов к розовому инженерному корпусу, неприглядному с виду зданию, в которых тоже творилась история. Для участников коллективного творчества и оно – альма-матер, и в воспоминаниях прекрасно само по себе, и дело даже не в форме, его скромная форма была не помехой прекрасному содержанию.

Хорошо было идти утром со всеми короткой асфальтированной аллеей от проходной среди садов к светящемуся на солнце зданию. Это был как бы общий парадный марш до входных дверей тогда единственного на территории конструкторского корпуса.

Пройти проходную следовало заранее. Поднявшись на четвёртый этаж, мы становились в очередь к высоким трофейным часам, отбивавшим прибытие. Доставленные из Германии часы отбивали на личных карточках время прихода и ухода. Затем растекались по крыльям корпуса и его этажам, и начиналась общая производственная суета.

Нам, переведенным в ОКБ из вольного НИИ, здешние порядки казались драконовскими. Королёв старался всячески поднять производительность труда. В рабочее время воспрещалось ходить по территории, а при необходимости полагалось брать у секретаря отдела специальный вкладыш. За сходство цвета и формы его называли «горчичником». Без него нельзя было в рабочее время безнаказанно пройти по территории. Потом в первую половину дня запретили звонить по телефону. Теперь это кажется анекдотом, но не тогда… Всё это было в порядке вещей.

Мы заняли четвёртый, позже достроенный этаж. Вскоре и второй этаж сделался нам родным. Он начинался с тупика, за глухой стеной которого располагалась библиотека. Напротив нас была комната группы Славы Дудникова, а за коридорным поворотом сидели у дверей экзотичный Илья Лавров и странноватый Олег Сургучёв. В глубине за кульманом прятался Володя Осипов. Он начинал со Славой Дудниковым и их талантливый коллектив уже создал новую «Молнию», но скоропостижная славина смерть разбросала коллектив.

Со Славой мы одновременно поступали в институт и учились бок о бок на соседних факультетах, друг друга не замечая, а после встретились в КБ. Одновременно с созданием «Молнии» у Славы начались проблемы со здоровьем. Сначала ему удалили глаз, но разрушение организма продолжалось. Я помню наш последний разговор. Мы разговаривали по делу, но оба понимали, что дни его сочтены, и это делало наш разговор невыносимым.

Потом я встречал Володю Осипова в кабевских коридорах со славиным бегунком, потому что бегунок с перечнем того, что за тобою числилось, приходилось заполнять не только при увольнении, но и при уходе из жизни.

За поворотом начинался довольно длинный марш коридора, в котором справа сидели ракетные двигателисты, а слева был кабинет Бушуева, бывший грабинский. В самом конце его, в углу размещался скромный кабинет Тихонравова. И сам он был скромен до невероятности и приветлив при встрече. Ты заскакивал к нему в кабинет с бумагами, кои следовало всегда срочно подписать, а он говорил: «Помилуйте, задали бы нам проектировать автомобиль, и мы бы подумали: А что если он перевернётся на бок? Давайте колёса ему и сбоку сделаем. А если он перевернётся на крышу? И на крыше колёса…»

За кабинетом Тихонравова коридор снова делал поворот и шли комнаты спутниковых проектантов с Максимовым, Сусером, Алгуновым, Мариной Герасимовой и Лидой Солдатовой. Дальше творили другие проектанты и среди них Благов, Любинский, Горшков.