Линейцы. Дилогия - Андрей Олегович Белянин

деревьев падали на весёлое разноцветье, где-то далеко слышались раскаты грома, в небе кружились ласточки, пели незнакомые птицы и…

— Не понял? — подпоручик поймал себя на мысли, что вот как раз пения птиц-то и не слышно. Просто доверчивый разум парня из средней полосы дорисовал идеалистическую картинку кавказских курортов, по классическим лекалам завлекающих реклам турагентств.

Но всё-таки что-то зацепилось в его памяти хотя бы на уровне школьной программы: птицы перестают петь, если чувствуют опасность. Но на первый взгляд, ничего такого видно не было. По крайней мере, пока Василий не повернул голову влево.

— Что за… как тебя обозвать-то, челдобрек неведомый?

Метрах в ста, в зарослях кустарника, угадывался всадник. Мохнатая чёрная папаха, надвинутая по самые брови, чёрная борода и усы, чёрная бурка, закрывающая почти всё тело и один глаз. Нет, не как у пирата, а просто один, словно у гомеровского циклопа. Миг, и он тронул коня. Вороной жеребец с нереально огромными, круглыми очами, ритмично пульсирующими синим цветом, словно новогодняя гирлянда, шагнул вдоль реки, и у Барлоги перехватило дыхание: конь имел лишь три ноги! Две передних и одну заднюю. И это не была травма или ампутация: жутковатый скакун был рождён таким. Рождён или кем-то создан…

— Кабздец… — негромко объявил бывший студент, бросаясь наутёк. Всадник с диким, режущим уши визгом бросился следом.

Учитывая фору, храбрый Вася успел выбежать к стене первым. Однако запрыгнуть обратно наверх не удавалось, ноги скользили по стеклянному разрезу линии, если бы над головой не грохнул выстрел и ему не протянули руку…

— Держись!

Трёхногий конь, аккуратно прыгая по камням, словно страдая водобоязнью, перенёс своего всадника на другой берег. Господин Барлога на взлёте поймал крепкую ладонь казачки, а там уже был подхвачен за воротник Зауром и общими усилиями втянут на свою сторону.

Одноглазый джигит не успел на какие-то доли секунды, стальная шашка на излёте срезала пару миллиметров с левого каблука офицерских сапог нашего недогадливого героя. Острота клинка была такой, что старшекурсник даже не почувствовал его касания…

— Спасибо, тронут, умилён, — виновато улыбаясь, покаялся второкурсник. — Что-то сдурковал я, да? Полез в одиночку на разведку. Но вы этого абрека видели? Какой у него конь? Три ноги! А ты ему глаз выбила! Единственный! В смысле, типу этому, мутному в чёрном, но он… он даже не тормознулся…

— Деду-от доложить надо, — оборвала его Татьяна, закидывая разряженное ружьё за спину. — Пошли уже.

Дорога была недолгой, но по пути владикавказец вкратце высказал калужанину всё, что он думает о его выходке. Хватило длинного ряда композиций из четырёх или пяти слов, в которых цензурными (в смысле литературными и печатными) были лишь предлоги и союзы. Покрасневший до ушей виновник всей суматохи и не предполагал, что его приятель знает такие идиоматические выражения. Даже Бескровная на минуточку прислушалась, уважительно изогнув чёрную бровь.

«Секрет» оказался всего лишь небольшой пещерой в горном склоне, удачно скрытой густой зелёной порослью молодых деревьев. Чтобы попасть туда, приходилось опускаться на колени и корячиться на четвереньках, но зато и любой, самый хитрый враг не смог бы влезть незамеченным. Секрет был и базой, и местом схрона, и крепостью одновременно.

Невозмутимый дед Ерошка ждал их внутри, сидя на небольшом камушке. Горел маленький костёр без дыма и толстые восковые свечи. На ребят дед и взгляда не поднял, сразу обратившись к внучке:

— Чёй стреляла-то?

— Чёрный абрек.

— Так они на нашу сторону не ходят.

— Он на свою и выскочил, вон, офицерика чуть шашкой не срубил. От тока из-за речки завозжался.

— Да, текучую воду они дюже не любят! — Кивком головы старик указал девушке на расстеленную в углу бурку. — Отдыхай, чего уж! Ружьишко сам почищу.

Татьяна явно хотела что-то ещё добавить, но, пожав плечами, передумала. Денёк сегодня действительно выдался суетливый, не без веселия и интриги. Оба молодых студиозуса, находящихся ныне в шкуре «попаданцев» (популярное, но жутко пошлое и богомерзкое словечко!), сначала помялись у входа, а после тихого короткого совещания осторожно присели на корточки у огня.

Первым слово взял Барлога. Да получалось, что он везде лез первым.

— Дорогой дед Ерошка! — прокашлялся историк-второкурсник, дипломатично начиная разговор с завуалированных комплиментов. — Мы предпочли бы обращаться к вам по имени-отчеству, что, несомненно, гораздо более предпочтительно в отношении столь заслуженной личности, но, уважая установленные конкретно вами границы меж банальной фамильярностью и полной невоспитанностью, решили дать вам внутрисемейное, свойское, тёплое и уютное имя Ерошк…

— По башке дать?

— За что?!

— А-от на всякий случай! Вдруг ты тут перед стариком-то необразованным изгаляешься? — Пластун пошевелил палочкой угли, стараясь, чтоб пламя не поднималось высоко и не давало дыма. — Мудрёно говоришь, хлопчик. Нехай-от за тебя кунак твой всё скажет. Эй, татарин, чё дружку-то твоему от меня нать?

— Нормально говорить или через «вах, э-э, мамой кылянусь!»?

— Как учили.

— Понятно, я попробую, — кротко вздохнул Заурбек, на мгновенье задумался и выдал эмоциональным каскадом с яростным жестикулированием: — Пачтеннейшый, тут вапрос возник, э-э! Как тибе в лицо такой слова сказать, стесняюсь даже… Мой кунак, русский афицер, каторый весь Вася, ба-альшой человек, да? Так он знать очень хочет, а ни может! Щито там на Линии такой-сякой было, э-э? Пачему земля резаный, пачему у конь три наги, пачему абрек пулю в глаз паймал, а сам савсем живой, да?!

— Ну, как у нас говорят, сопливых вовремя целуют, — многозначительно, хоть и непонятно к чему заключил старый казак. — Стало быть, всё, что знаю, расскажу. А уж где чего не так, сами разрешайте, своим умом кумекайте, себе-от на ус мотайте.

Поскольку здесь речь о моменте принципиальном, то, наверное, лучше отложить говор, или балачку[21], и на какое-то время перейти к современному общеупотребительному русскому языку. Итак, о старых засечных линиях на Руси мы уже говорили раньше. Когда целый ряд естественных исторических причин (расширение границ Российской империи, обеспечение их безопасности, веками устоявшиеся традиции местного населения, вступающие в открытое противоречие с царской властью, религиозные конфликты, непосредственные интриги англичан и турок, науськивающих одни горские народы на другие, и прочее) привели к довольно затяжным кавказским войнам, практика установления пограничных линий была разумна и вполне себя оправдывала.

Другой разговор о том, что одни эту границу постоянно нарушали, а другие методично продвигали вперёд. Но именно таким образом терцы и гребенцы, регулярно уходящие в разведку, воюющие и братающиеся с горцами, первыми набрели на Линию — некое препятствие, пересечение которого даже не грозило смертью, а жёстко гарантировало её.

И вот тут надо помнить и понимать — казаки понастоящему умели драться, учителя у них были