Шпоры на босу ногу - Сергей Булыга

Ну что ж, подумалось, знакомство состоялась, пора приниматься за дело. Сержант откашлялся и заговорил быть может и не очень складно, но зато достаточно уверенно и веско:

– Итак, повторяю еще раз: кто вместе со мной доставит эту чертову карету туда, куда велено, тот будет отпущен в отставку и уже больше никогда, ни под каким предлогом не станет подвергаться повторному рекрутскому набору. Слово чести! – Дюваль посмотрел на постные лица солдат и на всякий случай добавил: – Есть такое слово. Всем ясно?

Солдаты молчали. Зато…

О, вот оно! Привычное ухо сержанта легко уловило движение. Да, что ни говори, подумал он, как ты ни расхваливай кавалерию, но пехота это всё же есть пехота, и поэтому когда она идет – неспешно, тяжело, бряцая ранцами, – когда седые усачи берут ружья вот так и ухмыляются, а командир командует: «Первый взвод, третий взвод напра… второй взвод, четвертый взвод нале… во! Арш!», а после: «Взять прицел!», а после: «По моей команде!», а после…

Да, вот это действительно музыка! И эта музыка, что интересно, никогда не фальшивит. Подумав так, сержант привстал в седле и глянул поверх крыш – и увидел: и вправду идут. И хорошо идут, как будто не зима, не голод, как будто…

Вот! И тут тоже нужно, подумал сержант, маленько оживить этих молодчиков, потому что просто выйти из колонны – это дело нехитрое, а вот чтобы потом дойти туда, куда нас посылают…

Залп! Еще залп! Пошла стрельба! Сержант резко повернулся к вверенному ему отряду и бодро, даже, может, чересчур, заговорил:

– Ну, вот и началось! Вы слышите?! И этот шум, он, между прочим, ради нас! О нас заботятся! И это, кстати, преотменные стрелки: пятифранковую монету на ребро – и с тридцати шагов навскидку на ходу…

И замолчал. И снова посмотрел на то, как колонна уверенно поднимается на холм. А вот она уже и четко-ловко-быстро разделяется надвое и, не прекращая пальбы…

А пальба – как уголья в хорошем костре! Какое же это все-таки изумительно красивое дело – война! Но, правда, это только в том случае, когда под твоей командой настоящие солдаты. А если это просто всякий сброд, как сегодня, тогда…

И сержант, не додумав, поморщился и повернулся к вверенному ему отряду. Чего и говорить, расклад просто ужасный. Ну да с козырями и слепой сыграет, особенно, если колода крапленая, сердито подумал сержант. А вот если с такими…

А что? А как азарт? Азарт уже разве не в счет?! И сержант сразу приосанился, не глядя указал рукой на холм и начал, очень зычно, говорить такое:

– Вот так! И вот сейчас, вы это слышите, сейчас наши бравые вольтижеры покажут этим наглым варварам царскую мать! Да еще как! Во славу Франции!..

Но тут он замолчал, спохватился, а потом, немного погодив, продолжал уже совсем иным – неуставным, нормальным голосом:

– Да только что вам, если честно сказать, Франция? Да наплевать вам на Францию, на славу Франции, на ее честь, на ее импе… Да! Но вот зато на самого себя никому из вас наплевать не хочется! А сегодня мы как раз и имеем тот случай, когда нужно постараться на себя не наплевать и в то же время выйти из всего этого запутанного дела живым и, по возможности, даже невредимым. Так вот! Тот, кто будет меня во всем слушать, и не отставать, и без надобности не высовываться, и вообще… Вы понимаете! Так вот, только тот и доберется живым и невредимым туда, куда надо. А остальным…

И сержант снова замолчал, глянул на холм, на развернувшуюся там пехоту, и далее, на едва различимые точки. Это, наверное, казаки, подумал он, которые, наверное, готовятся…И пусть себе! А здесь… Сержант скосил глаза…

Ну вот, подумалось, это совсем уже прекрасно! Но, тем не менее, сержант нахмурился и мрачно сказал:

– Да, я чуть было не забыл. Так вот еще! И вы, и я, то есть все мы, конечно, добровольцы, охотники. И то, за что мы беремся, мы, конечно же, с легкостью, с радостью выполним. Но, боюсь, у генерала на этот счет уже начинают возникать сомнения – потому что уж слишком мы нерасторопны, господа добровольцы! Так что как бы вместо того, чтобы лететь на крыльях славы, нам не пришлось полечь… вот прямо здесь, у этого вонючего сарая, в этом замерзшем коровьем дерьме! Вот! Что я говорил?! Вот…

И сержант застыл! И замолчал…

Но зато за спинами у солдат раздался гневный – и весьма знакомый! – голос. Солдаты дружно обернулись…

И увидели, что у крыльца штабной избы, рядом с каретой маршала, замаскированной под возок, генерал Оливьер отдавал какие-то приказания полувзводу пехотинцев в синих шинелях и медвежьих шапках. В руках у пехотинцев зловеще поблескивали ружья. О, проклятая гвардия, черт подери! Вот о чем они тогда дружно подумали. И опять повернулись к сержанту – уже как к своему защитнику.

– Вот так! – строго сказал сержант. – Мы, как мне кажется, действительно замешкались. Так что как бы не вышло досадной ошибки!

Солдаты, явно оробев, поспешно подобрались в седлах и нетерпеливо забренчали уздечками.

– О, вот это уже другой разговор! – Дюваль тронул поводья, выхватил из ножен саблю и, махнув ею в сторону леса, не без насмешки воскликнул: – Вперед, верные сыны Франции!

И отряд съехал в сугроб, начинавшийся сразу же за дворовыми постройками.

Артикул четвертый

СЕРЖАНТ ТЕРЯЕТ АРМИЮ

Вольтижеры – славные ребята. Никто не сравнится с ними не только в меткости стрельбы, но и в искусстве маневрирования на пересеченной местности. И это не удивительно, потому что именно вольтижеры всегда первыми выставляются в авангард и служат застрельщиками в начинающихся баталиях. Так и в этой жаркой сшибке за голый безымянный холм они действовали в высшей степени грамотно и слаженно: то поднимались на него, то есть на холм, и застывали в неприступном батальонном каре, а то отступали с него. И отступали всякий раз по-разному: то общей колонной, то повзводно, а повзводно тоже переменно – то слитно, а то в шахматном порядке, время от времени переменяя фронт и ведя пальбу то с остановками, направо-налево рядами, а то на ходу. То есть, как вы правильно напомнили, вначале так: «Пол-оборота приняли, пали!», а после круто поворот – и снова на холм, и там построили каре, противник – кавалерия – на них, и тогда их капитан командует: «Сомкни ряды! До верного!.. Пали! Пали!». И так они стоят, палят, выдерживают две, а то и три атаки, а после снова перестроились – и начинают отходить, а капитан опять: «Повзводно направо-налево огонь!». И так два с половиной часа кряду. И только после этого они вернулись в общую колонну. Так что чего и говорить, шуму тогда было наделано немало, русские, отстояв высоту, ликовали, и тотчас отправили Старому Лису победную реляцию, что де они у Нея оторвали две дивизии и уложили их в лоск. Старый Лис прочитал…