Похищенные часы счастья - Оливия Уэдсли

Ди пошатнулась и опустилась на колени, голова ее прислонилась к прилавку, руки беспомощно повисли, касаясь пыльного пола.

— Это — результат переутомления, — резко сказал Гюг, обращаясь к Когену.

Он наклонился и осторожно поднял Ди. Коген суетился возле них. С его уст срывались бессвязные извинения, объяснения, выражения сочувствия.

— Покажите мне место, где мисс Лестер могла бы прийти в себя, — обратился к нему Гюг, — да поскорее.

В магазине было помещение для отдыха — пустая пыльная маленькая комнатка с плотно закрытыми окнами, из которых открывался скучный вид на склады.

Гюг уложил Ди на жесткую кушетку и послал одну из продавщиц за водой. Ди лежала совсем тихо — тоненькая девочка, слабое существо, лишенное жизненных сил, лишенное всяких желаний.

Глубокая жалость сдавила грудь Гюга.

Несмотря на снисходительное отношение к себе самому, несмотря на все растущий эгоизм баловня жизни, Гюг обладал врожденным благородством. Оно-то и беспокоило его все это время из-за того, что он забыл обещание, данное Ди в тот памятный вечер.

Он приложил много усилий, чтобы разыскать Ди, но все они оказались тщетными, и Гюг постарался уверить себя, что Диана уехала к отцу. Однако он не мог забыть ее смеха, ее самоотверженного поведения во время облавы.

Гюг был избалован удачей. Беззаботная жизнь, легкие победы над сердцами женщин и та легкость, с которой они шли ему навстречу, притупили в нем чувство благодарности. Но утонченность Ди, широта ее натуры, способность не думать о себе в опасную минуту ради интересов другого глубоко тронули его. Он не мог забыть об этом. И когда увидел, что след Ди потерян, не переставал упрекать себя. Гюг пробовал обратиться к сыщику, но очень трудно отыскать в Лондоне человека, не совершившего какого-нибудь преступления, ничем не известного, не старающегося скрыться от глаз полиции. Самое верное средство замести следы — это вести будничный образ жизни. Сыщику не удалось напасть на след Дианы, и Гюг оставил поиски. И вот он наконец нашел Ди; но как мало сходства осталось в ней с той Кармен, что с таким упоением танцевала перед ним, так заразительно смеялась.

Последние месяцы Гюг был загружен работой; кабинет еще не сместили, однако это могло произойти в ближайшем будущем. Гюг почти все время проводил в парламенте, стараясь укрепить свою кандидатуру, и постепенно всецело отдался работе, которую полюбил саму по себе, безотносительно к тому, что она должна была приблизить его к власти. Все другие интересы отошли на задний план.

Теперь, когда он смотрел на Ди, ему казалось, что прошло бесконечно много времени с тех пор, как он впервые стоял возле нее в темной комнате, охваченный страхом быть пойманным полицией.

В ту памятную ночь она, безусловно, спасла его карьеру, а что сделал он для нее? Сознание своего эгоизма заставило его особенно остро ощутить вину перед ней.

Между тем Ди открыла глаза и слабо улыбнулась ему. Он сел на край жесткой узенькой кушетки и обнял девушку. И тотчас она, как маленький обиженный ребенок, прижалась лицом к его рукаву — движением, полным доверия и счастливой уверенности.

Вернулась продавщица со стаканом воды в руках. Гюг поднес его к губам Ди. Она попробовала сесть.

— Мне уже лучше, — сказала она с улыбкой, — уверяю вас. Она неуверенно посмотрела на него. — Я думаю, мне пора возвращаться в магазин.

— Разве у вас были настолько стесненные обстоятельства, что вам пришлось взяться за эту работу? — спросил Гюг.

Ди утвердительно кивнула.

— Я часто думала, стоит ли это делать, — сказала она с веселостью, напоминающей прежнюю Ди, — то есть стоит ли жить на свете только для того, чтобы заниматься ежедневно делом, которое ненавидишь. Ведь, рассуждая логично, это глупо, не так ли?

В комнату вошел Коген, предварительно осторожно кашлянув и постучав в открытую дверь. Он, очевидно, уже узнал, кто такой Гюг, и обратился к нему с подчеркнутой почтительностью.

— Наш хозяин просил меня передать вам, мистер Картон, что обморок мисс Лестер нисколько не вызван переутомлением; он очень просил вас переговорить с ним по этому поводу, если вам будет угодно. Он поручил мне также предложить мисс Лестер недельный отпуск с сохранением жалованья.

Гюг встал и смерил Когена взглядом. Тот был высокого роста, но Гюг казался на голову выше него.

— Не будете ли вы так добры передать вашему хозяину, — сказал он высокомерно, — что мисс Лестер не намерена воспользоваться его великодушным предложением. Она сегодня же уходит от вас, вернее сейчас же. А теперь прощайте.

— Мне нравится быстрота, с которой вы с ним покончили, словно подвели итог на счете! — сказала Ди. — Но неужели вы полагаете, что облегчили мое положение тем, что отказались за меня от службы, в то время как у меня нет ни малейшей надежды на другое место; ведь скоро начнется мертвый сезон, и я…

Она остановилась и, топнув ногой, воскликнула с горячностью:

— Как вы могли так поступить? Теперь вам придется исправлять это, а я должна буду быть особенно признательной за недельный отпуск. Нужно поскорее позвать сюда мистера Когена.

Гюг лениво закуривал папиросу.

— Если вы не будете мешкать и сейчас оденетесь, — сказал он, — мы еще успеем выпить чаю на лоне природы. Я должен быть в городе к семи часам, и жалко терять драгоценное время. Я хочу отвезти вас в одно очень красивое место; дорога туда идет через лес, и будет досадно, если нам придется торопиться.

— Перестаньте! — воскликнула Ди с отчаянием. — Это ведь низко говорить мне о поездке за город, о лесах, в такой день, когда… когда так жарко и все кругом будто плывет у меня перед глазами, это все равно, что дразнить едой человека, умирающего с голода!

— Диана! — воскликнул Гюг; в голосе его уже не звучали больше веселые нотки. — Неужели вы можете подумать, что после всего того, что вы для меня сделали, я буду равнодушно смотреть, как вы убиваете себя непосильной работой в этом лишенном воздуха ужасном магазине? Неужели вы считаете меня таким бессердечным эгоистом? Может быть, я и плохой человек, но все же не настолько скверный, чтобы равнодушно видеть, как друг мой мучится на моих глазах, и не попытаться при этом прийти ему на помощь. Я беру на себя заботы о вас. Но ваша гордость нисколько не должна возмущаться. Я найду вам работу, и это не будет с моей стороны актом благотворительности. А сейчас, очень прошу, наденьте шляпу и едем хоть немного подышать свежим воздухом.

Она молча стояла перед ним. Румянец то сбегал с ее щек, то снова появлялся, словно легкие облачка проносились на предрассветном небе; руки ее были крепко сжаты.