Грехи распутного герцога (перевод Lady - Софи Джордан

— Если нам когда–нибудь представится шанс повторить это, позволь, я избавлю тебя от лишних проблем. Просто назови цену заранее, – Селеста задохнулась, как от удара. – А пока возьми серебро. Тебе ведь оно так приглянулось, – его легкомысленность исчезла. Он отошел от колонны и бросил через плечо: – Теперь пошла вон.

С пунцовыми щеками Селеста набросилась на серебро в руках миссис Дэвис.

— Но… – начала было экономка.

— Миссис Дэвис! – отрезал герцог.

— Да, ваша светлость, – и, огорченно вздохнув, она отдала охраняемые сокровища.

Прижав серебро к необъятной груди, Селеста помчалась вниз, бросив несколько коротких взглядов через плечо, будто ожидала, что герцог станет преследовать ее.

Слуги бормотали ей вслед что–то неодобрительное.

— Гарпия, – пробурчала миниатюрная кареглазая служанка рядом с Фэллон.

— Даже не знаю, зачем его светлость тратит время на таких вот шлюх, – процедила еще одна.

— У него могла бы быть хорошая, приличная девушка, – высказала свое мнение кареглазая, снова с интересом взглянула на Фэллон и накрутила на палец толстую прядь, выбившуюся из–под чепца.

— Так, все вон отсюда! Принимайтесь за работу, – скомандовал мистер Адамс из холла, хлопая в ладоши.

Слуги начали расходиться. Маленькая служанка задержалась, застенчиво улыбаясь Фэллон и теребя завязки накрахмаленного чепчика.

Внезапно голос – темный и теплый, как пряный сидр – растопил воздух:

— А ты кто?

Фэллон задрожала от ужаса. Он не должен был заметить ее. Затаив дыхание, она медленно обернулась, молясь о том, чтобы он не узнал ее. Герцог изучал ее с каменным выражением лица. Фэллон выпрямилась во весь рост и лишь слегка запрокинула голову, чтобы посмотреть в глаза цвета стали, а потом вдруг вспомнила, что нужно изобразить почтительный поклон. И тут она почувствовала его запах. Герцог пах мужчиной и теплой кожей. Пульс в венке на шее Фэллон отбивал неровный нервный ритм. Прижав руку к себе, она отвесила поклон.

— Ваша светлость.

— Ах да, ваша светлость! – воскликнул мистер Адамс, поднимаясь по лестнице широкими, уверенными шагами. – Я как раз собирался утром представить вам Френсиса, – герцог одарил Фэллон быстрым взглядом, после чего посмотрел на краснеющую маленькую служанку. – Хотя, возможно, вам лучше самому поговорить с ним. Он еще не приступил к обязанностям.

Фэллон похолодела:

— Слушаю, ваша светлость.

— Мистер Адамс наверняка объяснил тебе, что входит в твои обязанности, а ты торчишь тут и флиртуешь с горничной. Разве он не приказал тебе приступить к работе?

Фэллон открыла рот. Флиртую?

Герцог обратил взгляд холодных серых глаз на мистера Адамса:

— Убедитесь, что ему понятно, что беспокоить служанок нельзя.

Беспокоить служанок? Да из всех самых абсурдных и невозможных сценариев… Она задохнулась, собираясь выпалить целую тираду в свою защиту, но он уже отвернулся от нее. Фэллон смотрела, как он уходит по коридору, мышцы на голой спине перекатывались под кожей по мере его движений.

Стряхнув с себя ступор, Фэллон взглянула на мистера Адамса.

— Уверяю вас, сэр, у меня и в мыслях не было…

— Герцог взял под свою опеку всех женщин в доме.

Тот самый герцог, который так поглумился над ней в карете? Тот самый герцог, который только что так жестоко обошелся со своей любовницей на глазах у всего честного народа? В нем есть частичка благородства? Внутри нее рос безудержный смех. Спохватившись, Фэллон прижала пальцы к губам, но звук вырвался через нос, превратившись в глухое фырканье, что звучало еще хуже, чем любой смех.

Мистер Адамс приподнял седую бровь. Фэллон пришла в себя:

— Разумеется, – покорно сказала она. – Но позвольте заверить вас, что я бы никогда не стал досаждать ни одной женщине в этом доме.

Как будто ей действительно нужно было убеждать дворецкого в том, что сама мысль об этом смешна и абсурдна. Особенно дворецкого, который работает на такого законченного распутника, как герцог Дамон. Герцог–демон. Неужели он действительно допускал мысль о том, что женщинам под крышей этого дома ничего не грозит? От такого негодяя? Фэллон категорически отказывалась в это верить.

— Вот и замечательно, – заключил мистер Адамс и бросил последний взгляд на служанку. – Иди отсюда, Ненси. У тебя прорва дел, а ты тут болтаешься все утро.

Смущенно взглянув на Фэллон из–под ресниц, Ненси унеслась прочь.

— Миссис Дэвис найдешь на кухне. Она введет тебя в курс дела.

Фэллон кивнула:

— Очень хорошо.

В последний раз измерив ее взглядом, мистер Адамс ушел. Фэллон наконец–то свободно вдохнула и прислонилась к перилам.

Не самое благоприятное начало, но, по крайней мере, герцог ее не узнал. Как раз наоборот: он решил, что ее нужно предупредить о том, чтобы она держалась от служанок подальше. Смех, да и только! Зато сейчас она в безопасности. Под защитой своей должности. Пока что.

Глава 6

Доминик провел рукой по волосам и снова упал на постель. После ночи с Селестой он нуждался в отдыхе. Он скривил губы. Пусть даже она воровка, она оказалась… притягательной. Вздыхая, он праздно протер свой лоб. Притягательной. И все же он чувствовал неудовлетворение. Неугомонность, которая мучила его, пока он был за границей, путешествуя из города в город, из страны в страну, от женщины к женщине до сих пор преследовала его. Возвращение домой не изменило это.

Он приписал необходимость вернуться домой тоске. Тоске по Англии. Не по дому вообще. Понятие дом не существовало для него. Он не ступал ногой в Вэйфилд–парк с тех самых пор, как стал его владельцем. И никогда он не поедет туда снова.

Да, Вэйфилд–парк принадлежал ему. Даже если старый ублюдок жил под его крышей. Доминик мог изгнать его оттуда, послать обратно в деревенский дом священника, где он с неослабевающим рвением мог со свойственным ему пылом предаться любимому занятию. Но разве Доминика заботило то, что старик останется в груде кирпичей и скал? Его дедушка мог гнить и умереть и под фресковыми потолками, которые стали безмолвными свидетелями всех испоганенных дней его юности.

И все же ничто не могло сравниться с этой скукой. После ночи с жадной Селестой он должен чувствовать удовлетворение. Даже его холсты и краски в соседней комнате не притягивали его, готовые изгнать его боль. Его жизнь состояла из двух страстей: shagging и живопись. Ничто более не могло заставить его чувствовать, не могло освободить его от атрофированности чувств, что он познал на коленях дедушки. Или в юбках миссис Пирс.

Он распростерся на постели, затылок покалывал от воспоминаний тех диких, непокорных волосах цвета красного заката, которые так потрясли его. Ее лицо было тусклым из–за слабого освещения в экипаже, но те волосы он бы никогда не смог забыть. Распутная девчонка с ядовитым язычком, которую он подвез до отеля Дэвентри, все еще заполняла его мысли. Его пальцы сжались в поиске кисти, и он знал, что до того, как закончится день, он напишет то, что запомнил – весь огонь и дикий ветер. Фэллон О' Рурк. Ирландское имя, предположил он. Возможно, ему не удастся уложить ее под себя, но он заманит ее в ловушку своего холста. Или, по крайней мере, то, что он запомнил о ней.