Я тебя проучу - Лея Кейн

скованно, я боюсь мотать круги по городу и не смогу завезти тебя. Вызови такси или…

— Я могу остаться ночевать у тебя, — улыбается он, сбив меня с толку.

И мама, и Саша хорошо знакомы с Яром. Он бывает у нас дома, но оставить его на ночь я еще не решаюсь. Подсознательно не готова к постоянному мужчине на своей территории.

— Шучу, — добавляет он. — Я все понимаю. Приедешь домой — позвони.

— Хорошо, — киваю я, так и не встав из-за стола.

Как только он закрывает дверь, выдыхаю и отодвигаюсь от компьютера. Тошно от всего этого вранья. Я будто недостойна внимания Ярослава, а его кольца на своем пальце и подавно.

Отключив компьютер, собираю сумку и выхожу из кабинета. Ира что-то обсуждает с Миленой Каллистратовной, не обращая на меня никакого внимания.

— До завтра, коллеги, — отвлекаю их всего на секунду и иду к лифту.

На парковке долго ждать не приходится. Пока пристраиваюсь за руль маленькой машинки Мадлен и изучаю панель, Богатырев в сопровождении Иры и главного бухгалтера тоже покидают офис. Милена Каллистратовна задерживает их всего на пару минут, потом ее забирает приехавший за ней сын.

Выдохнув, чуть-чуть опускаю стекло, вставляю ключ в замок зажигания и жду.

— Не-е-ет, — смеется Ира после каких-то слов Богатырева, — только не ресторан. Я хочу своей еды. Домашней.

Он открывает для нее переднюю дверь.

— Домашнюю надо готовить. А там подадут и обслужат.

— Я готовлю быстро и вкусно, ты же знаешь, — хвастается она, усаживаясь в машину. — А посуду ты помоешь.

— В посудомойке, — шутит он.

Шутит, твою мать! Улыбается ей, ведет себя расслабленно, по-свойски, просто. Никакого прессинга. Словно они давние любовники или супруги с налаженным бытом.

Усадив Иру, Богатырев обходит машину, садится за руль и тут же трогается с места. Немедля следую за ними. Выдерживаю дистанцию, теряюсь в автопотоке спешащих домой горожан, но не упускаю их из вида.

Они заезжают в супермаркет, где проводят без малого час. Время, за которое я успеваю созвониться с мамой и узнать, как Саша; упреть без кондиционера и содрать с себя жилетку Мадлен; тысячу раз выругать себя за это безрассудное преследование.

Богатырев и Ира выходят из магазина довольными, с полными пакетами продуктов. Убирают их в багажник и едут дальше — в район новостроек. Паркуются во дворе благоустроенного квартала, опустошают багажник и отправляются в дом. Трудно определить, на какой этаж и в какую квартиру: свет в окнах зажигать еще рано. Так что смысла ждать чего-то еще нет. Я узнала, где живет Ира. Для начала и этого достаточно.

Развернувшись, еду домой. На душе странное чувство — отравляющая помесь пренебрежения и зависти. Богатырев никогда не был со мной так обходителен. Даже наш единственный ужин в ресторане закончился сексом в туалете. Галантный мужчина не опустил бы свою партнершу до такого унижения. С Ирой он ведет себя иначе. Трепетно. Ее он уважает, лелеет, жалеет. Никому не позволит укусить. Даже в офисе всех предупредил.

Приехав домой, вижу торчащие из почтовых ящиков газеты. Опять рекламщики постарались. Пока жду лифт, открываю свой почтовый ящик, чтобы все из него выгрести. Раньше этим занималась мама, но когда она стала забывать сообщать мне о срочных заказных письмах, я забрала у нее ключ. Теперь все приходится делать самой, зато я ничего не упускаю. Среди листовок и брошюр нахожу два конверта: один с налоговым уведомлением, второй без печатей, штампов и адресов, просто с размашистой подписью: «От друга».

Вхожу в лифт, озираясь по сторонам. Может, это какая-то ошибка? Кто-то перепутал ящики? Дети заигрались? Нажимаю кнопку и вскрываю конверт. В нем несколько ксерокопий старых документов. Какая-то выписка из роддома двадцатидевятилетней давности и свидетельство об усыновлении. Вчитавшись, хватаюсь за стену. Глазам не верю. Это невозможно!

Едва лифт останавливается, я просачиваюсь в проем, не дождавшись полного открывания двери, и несусь в свою квартиру. Ворвавшись, не снимая туфель, бросаю сумку и порванный конверт на пол, а с ксерокопиями шагаю в кухню, где мама возится с ужином.

— Что это?! — Кладу бумаги прямо перед ней.

— Откуда я знаю? — Пожимает она плечами, даже не взглянув. Откладывает ложку, закрывает крышку мультиварки и поднимает на меня хмурый взгляд. — Рита, все в порядке? Ты такая бледная.

Сую ей под нос бумаги.

— Я спрашиваю, что это?!

— Мамочка, ты вернулась!

Оборачиваюсь на голосок вбежавшей в кухню дочери. Подхватываю ее на руки, крепко прижимаю к себе и целую в теплую вкусно пахнущую головку.

— Привет, солнышко. Как прошел день?

— Петя с третьего этажа сказал, что любит меня.

— Ух ты! Здорово! Зайка, иди поиграй. Я поговорю с бабушкой, и мы с тобой посплетничаем о Пете, хорошо?

— Хорошо! — радостно взвизгивает она, чмокает меня в щеку и убегает.

Снова переключаюсь на маму, осевшую на стул и выронившую бумаги из ослабших от потрясения рук. На ее глаза наворачиваются слезы, и она едва слышно произносит:

— Мы надеялись, ты никогда не узнаешь.

— Хочешь сказать, это правда?! — рявкаю я. — Вы меня удочерили?!

— Как ты узнала? — всхлипывает мама, затеребив ткань передника. — Мы сделали все, чтобы это не всплыло.

— Не имеет значения, как я узнала, — дрогнувшим голосом отвечаю я. — Это правда?

— Мы ждали сына, а он прожил всего несколько минут после рождения, — заплакав, признается мама. — У меня были тяжелые роды, Рита. Меня спасли, а моего мальчика нет. Жизнь потеряла всякий смысл. Я умерла вместе с ним. Почти на сутки. Пока в мою палату не вошла медсестра с кульком на руках. Она сказала, что от этой малышки отказалась ее мама. Сбежала из роддома, оставив записку, что дочка ей не нужна. Меня попросили покормить эту девочку, если молоко есть…

— Этой девочкой была я? — спрашиваю, а у самой в горле ком застревает.

Мама кивает, смахивает слезы и продолжает навзрыд:

— Как только я прижала тебя к себе, как только ты начала сосать, я поняла, что не могу отпустить тебя. Что ты мой шанс на материнство. Ведь больше детей иметь я не могла… Следующим утром я поговорила с Андреем, показала ему тебя, и мы решили стать твоими родителями. Удочерить тебя оказалось нетрудно. Финансы нам позволяли. И мы поклялись, что никто никогда не узнает правду. Все родственники думали, что ты наша родная дочь. Мы никому не успели сказать об умершем сыне. Любовь, которую мы должны были подарить ему, мы подарили тебе. Ни разу мы не пожалели о своем выборе. Даже когда ты вышла за Королева. Мы переживали за тебя, но не жалели.

Ног я