Путь к колодцу - Владимир Афанасьевич Середа

тот раз я не взял с собой ни каких припасов и был вынужден к ночи вернуться на кордон, но забыть о случившемся я уже не мог, не мог уже ни о чём другом думать, вновь и вновь возвращаясь в мыслях к таинственной мастерской и её хозяевам.

Так случилось, что ни на следующий день, ни даже в течении всего месяца, у меня не было возможности вернуться в лагерь, что бы дождаться хозяев. Удалось мне это сделать только в конце мая. Шёл я туда с двойным чувством — с одной стороны следы на берегу Удая явно указывали на причастность к станкам в подвале мехмастерской людей, а с другой стороны, станки эти внушали мне воистину мистический страх. Если бы ни эти следы, на пляже, ни тропа, не эти, небрежно сколоченные ворота с нелепой щеколдой, я бы постарался как можно скорее забыть всё увиденное там. Но люди..? Мне необходимо было увидеть их, и желание это гнало меня, существуя, как бы вне меня.

Я взял с собой достаточно припасов, что бы остаться там, на несколько дней, пока не дождусь людей. И, если в первый раз я не взял свою лайку из-за серьёзно пораненной лапы, то на сей раз я просто не решился её брать, настолько непредсказуемо могла сложиться обстановка, я не знал, что буду делать сам, встретив, хозяев всех этих машин.

Тот раз до самого лагеря я дошёл без приключений, и вновь, как прежде, остановился на склоне холма, вглядываясь вниз, но густая майская зелень скрыла своим занавесом весь лагерь, и что бы понаблюдать за мастерской мне пришлось спуститься вниз, к самой мастерской. Здесь я, устроившись среди кустарника в густых зарослях папоротника, долго наблюдал за ней, но ни что не нарушало покоя. Шумел, как обычно в вершинах ветер, поскрипывали под несильным его напором стволы деревьев, да птицы, в отличие от первого моего посещения, наполняли лес своим пересвистом.

После полудня я осторожно направился к мехмастерской. Когда же, обойдя её вокруг, вышел к воротам, моему удивлению не было пределов — вместо ворот чернел провал в залитый чёрной водой подвал, глубина которого угрожающе скалилась полузатопленным корягами. Вход же настолько зарос папоротником, что невозможно было даже отыскать, когда-то проходившую тут тропу. Не было ни малейшего признака недавнего пребывания здесь большого количества огромных механизмов, даже самый малый из которых не прошёл бы в проём этого полуподвала.

Неужели мне всё это только привиделось? — думал я, вглядываясь в сумрак полуподвала: — Как шум поезда?

Старясь не следить, я пошёл к знакомому пляжу на берег. «Не ужели и здесь следов не осталось?» — думал я, пробираясь до прибрежного ивняка, но не успел я пройти и двадцати шагов, как вдруг попал на знакомую тропу, по которой и дошёл до пляжа. Следов на нём было множество, в основном отпечатков обуви, но было и несколько отпечатков босых ступней, кто-то, разувшись, бродил по мелководью.

Сюда приходили часто, всё те же люди, приплывали на плоскодонке. Меня это удивило, ведь мой участок почти в центре заповедника, допуск посторонних вообще запрещён, за чем я обязан следить, но кроме этого, самое главное, что делало эту мою обязанность излишней, это удалённость участка от дорог. Удаем до ближайшего села километров тридцать, это почти десять часов хода вот такой плоскодонкой против течения, да учитывая заграждения на реке при въезде в заповедник… Ясно было, что снизу они приплыть не могли, а сверху, — там вообще до самого истока нет ни одного человеческого поселения.

Я очень внимательно изучил следы — их оставили два человека, один чуть крупнее, судя по глубине следов и величине отпечатка, и возможно повыше. И что ещё поражало — они постоянно приплывали в городской обуви, учитывая расстояние, понять этого, я не мог. После их не оставалось ни костра, ни остатков пищи, только следы на песке.

Пошёл я и по тропе, пытаясь выяснить, куда же она ведут на сей раз, но, проплутав с полчаса, так и ни чего не узнал — тропа терялась в густых зарослях папоротника бесследно, её продолжения я так и не смог найти.

Усевшись на поваленное паводком дерево, я задумался, состояние следов указывало на то, что были они здесь в последний раз вчера вечером, а значить ждать придется дня два, три. Перекусив, я занялся поисками места для наблюдения за рекой и пляжем. И вскоре я нашёл удобное место в излучине реки, среди густых зарослей ивняка, отсюда хорошо просматривался пляж и легко можно было выйти к тропе.

Готовился я основательно, наломал еловых веток на подстилку, устроил укрытие на случай непогоды, получился небольшой таёжный балаган, вполне обеспечивающий уют на несколько дней. И потянулись долгие часы ожидания, потом они сложились в сутки…

Я уже почти отчаялся дождаться, когда на третий день ожидания, около шестнадцати, семнадцати часов, что-то произошло…

Трое суток ожидания утомили меня, я не привык сидеть без дела, а тут по неволе приходилось сидеть, сложа руки, и это расслабляет, и ещё я опасался, что могу не заметить их приезда, увлёкшись благоустройством собственного быта, чем я занялся, спасаясь от ничегонеделания.

Но в момент их приезда, как будто толчок возбудил моё внимание. Враз потемнело вокруг, вроде тучка на солнце набежала, хотя и оставалось небо таким же безоблачно ясным. Я сразу бросил взгляд на реку, по ней уже вяло тянулись редкие клочья тумана, укрывая мелкие буруны на стрежне. Внезапно меня охватил озноб, и я невольно вздрогнул всем телом. Клочья тумана на глазах становились всё гуще и гуще, они как бы тяжелели, опускаясь к самой поверхности воды, от этого становилось ещё темнее.

И вдруг, как удар электрического тока, — из тумана выскочила лодка. Плавно и ровно скользила она против кипящего бурунами течения. Плавность её скольжения завораживала — идеально ровное, несмотря на множество торчащих из воды валунов. Но сразу же всё моё внимание поглотили её пассажиры, — сидели они строго в затылок друг другу, застыв в неподвижности, издали они казались близнецами.

Я невольно выпрямился, охваченный холодом жути и почему-то восторга, при виде их. Лодка совершенно самостоятельно и стремительно несла их через туман, казалось, она летит над самой поверхностью воды. А может, так оно и было?

До половины, выскочив на песок пляжа, лодка застыла на привычном месте. Я, схватив бинокль, с лихорадочной поспешностью начал вращать виньер наводки на резкость, позабыв, что загодя навёл его уже на пляж. Когда же мне удалось восстановить резкость, пассажиры