Грех, который не будет прощен. О самоубийстве с христианской точки зрения - Ф. Орнатский

Вопрос: Но некоторые, решаясь на самоубийство от чьих-либо угнетений, может быть, хотят этим самым отомстить своим угнетателям?

Ответ: Если так, то остается подивиться безумному пожертвованию этих людей своей жизнью на досаду другим! Враги их будут жить, а они простятся с белым светом. Врагам их, пусть вполне виновным в их самоубийстве, пусть это будут действительно самые жестокосердые и развращенные люди, еще остается время покаяться пред Богом и очистить себя от грехов какими-либо страданиями в жизни, а они сами добровольно отказываются от срока для покаяния. Они-то навеки уже погибают. Наконец, крайне неосновательно страдалец считает и последующие свои годы безотрадными. Нет, не все еще для него погибло, не все еще радости в жизни для него закрыты. Богодухновенный Давид уверяет: на мгновение гнев Бога, на всю жизнь благоволение Его; вечерам водворяется плач, а на утро радость (Пс. 29, 6). В воле Божией изменить обстоятельства нашей жизни, по-видимому, уже непоправимые.

Вопрос: Что можно сказать о тех людях, которые, совершив преступление под гнетом своей совести, поднимают на себя руки?

Ответ: Без сомнения, в самоубийстве этих людей нет ни содействия суду, который бы должен был казнить их (хоть и не смертною казнью), ни искреннего самоосуждения и смирения пред другими, ни богоугодного раскаяния. Эти люди только подражатели Иудину отчаянию. Но и сам Иуда не был ли бы прощен, если бы припал к ногам Спасителя на Тайной Вечери и сказал: "Я согрешил, я допустил страшнейший грех?" Пусть он уже продал неповинную кровь: но Господь Спаситель и проданную им кровь готов был принести, и действительно, принес в жертву за грехи целого мира, в том числе и за него. Так точно и ныне каждый из самых тяжких преступников, пусть совесть говорила бы ему, что он уже не достоин жизни, мог бы быть помилован милосердым Богом. К чему же его отчаяние? Напротив, жестокость мучений его совести - самый сильный урок против отчаяния. Он должен был бы рассудить здесь с собой так: "Если и в настоящей жизни совесть столь жестоко меня мучает, что не рад я существованию на свете, не еще ли сильнее мучения совести постигнут меня в будущем веке? Но там уже никаким оружием не в силах я буду лишить себя жизни. Итак, зачем же мне решаться теперь на самоубийство?.. Лучше уж обращусь к милосердому Богу, и буду молить Его о прощении".

Вопрос: Можно ли полностью оправдать самоубийство повреждением разума, иначе говоря, сумасшествием?

Ответ: Всего более оправдывают нынешних самоубийц помешательством, как бы слагают вину насильственной их смерти на Самого Творца, будто бы наделившего их болезненным состоянием мозга и нервов. Всевышний Боже! Можно ли помыслить о Тебе, чтоб Ты, всеправедный и премилосердый, пожелал кому-либо из людей дойти до такого страшного преступления, как самоубийство! Нет, Господь и в природу животных вложил чувство самосохранения. Видим мы, что и ни одно животное не бросается в пропасть, где через минуту обретет смерть, не заходит в глубокую реку, где может утонуть. Напротив, каждое животное - от насекомого до зверя - борется за свою жизнь, старается убежать от тех и даже повредить тем, которые хотят убить его. Стало быть, самоубийца в настоящем случае хуже животного. - Известны еще между людьми слабоумные от природы, люди с недоразвитым мозгом, так называемые "идиоты". Но разве и эти не берегут своей жизни?

Вопрос: Однако иногда человек, помешавшийся рассудком, теряет врожденное ему чувство самосохранения. Отчего же увеличились ныне случаи сумасшествия?

Ответ: Есть великое зло в современной жизни, это - торопливость жить. Люди нынешнего века, так сказать, бичом погоняют себя жить. Какое ни возьмите занятие - ремесло, торговлю, любую должность или науку - всюду увидите крайнюю напряженность сил, прибавление к одному делу, которым и можно было бы довольствоваться для существования, еще другого и третьего дела, не просто борьбу за существование, но искание себе гораздо большего, чем требуют личное положение и трудовая жизнь? Тому, кто еще не знаком с этой лихорадочной торопливостью нынешних людей жить, достаточно пробыть один только будний день в каком-нибудь большом городе. И - вот он будет удивлен, зачем это люди так бегут, точно гора на их головы валится. Постоянные же жители города уже довольны подобной толкотней, но отчего? Не в силу здравого рассуждения и сознания, что такова должна быть жизнь человека, а только вследствие собственной возбужденности.

При этом мы встречаемся еще с новой особенностью в занятиях нынешних деловых людей. Нынешние дельцы не так распределяют свои занятия, чтоб были им промежутки отдохнуть, но большей частью выполняют всю работу в один прием. После трудов, конечно, желателен отдых. Но в чем они, обыкновенно, полагают свой отдых? Совсем не в том, чего требуют благоразумие, здоровье и Господь Бог. Например, не в спокойном созерцании красот природы, не в прогулках на открытом воздухе, не в тишине своей семьи, тем более - не в том, чтоб в праздничный день сходить к заутрени и обедне. Неустанная их работа с раннего утра и до вечера, может быть иной раз даже без обеда, в свою очередь и отдыха требуют такого, который бы соответствовал возбужденному их состоянию, то есть взывают их к удовольствиям затейливым, бурным и острым.

Итак, что ж мудреного, что многие из нынешних людей, столько извращая для себя порядок жизни, указываемый природой, создав для себя головные и сердечные боли, испытывая так называемую "утомленность сердца", в заключение всего и приходят к сумасшествию! Конечно, в нынешних умопомешательствах, как затем и в самоубийствах, надобно обвинять так, а не иначе, сложившуюся общественную жизнь, Но ведь в воле каждого человека или жить по законам природы или же дерзко насиловать эти законы, следовать той дорогой в жизни, которую указывает нам Господь в Святом Писании и пример которой оставили нам святые Божий, или же идти за массой широким путем.

Вопрос: Как судит самоубийцу Церковь?

Ответ: "О таковом не подобает быти приношение", т.е. не должно быть поминовения, говорится в правилах церковных. Если его родственники и будут уверять священника, что он поднял на себя руки в сумасшествии: священник должен "со всяким тщанием испытывати", справедливо ли это уверение. Иначе священник сам подпадает осуждению. В номоканоне при большом требнике сказано: "аще убиет сам себе человек, ни поют над ним, ниже поминают его". Да и одно то обстоятельство, что он перешел в загробную жизнь без примирения с Церковью, что умер, ни исповедавшись и ни причастившись Святых Тайн, уже составляет достаточное основание для того, чтоб отказать ему в отпевании и поминовении. Но Церковь примет в свои материнские объятия тех из самых намеренных самоубийц, кто, не успев вдруг лишить себя жизни, одумается и прибегнет чрез нее ко Христу, искупителю грешников. Она удостоит этого человека всех Таинств, которых удостаиваются прочие в смертельных болезнях: исповеди, приобщения и елеопомазания.

В отношении же к самоубийцам, которые совсем отреклись от Церкви, и ей остается одно: отречься от них.

Вопрос: Как можно оказаться виновным в чьем-либо самоубийстве?

Ответ: Тяжелая ответственность пред Богом за самоубийцу падает на тех, которые видели его в состоянии отчаяния, и ничем не помогли ему: ни деньгами, ни советом, ни защитой. Так поступили первосвященники иудейские с предателем Иудой. Когда предатель, мучимый совестью, обратился к ним, чтоб найти у них помощь, они бессердечно ответили ему презрением.

Пусть иной человек, выражающий в отчаянии угрозу убить себя, и не возбуждает к себе сострадания, потому что сделался уже противен всем. Любовь христианская не дозволяет нам отступаться и от самых отчаянных людей, которые притом желают, чтоб мы "не вмешивались в их жизнь". Кто может сказать, наверное, что наши усилия помочь им, не увенчаются, в конце концов, успехом?

В значительной степени принимают на себя вину чужого самоубийства те люди, которые оправдывают самоубийц и называют их героями, относят к их самоубийству благородные побуждения или же говорят о ком-либо из них: "Иначе ему (в том положении, каким самоубийца был застигнут) и нельзя было поступить..." В особенности самоубийства усиливались (как знаем из истории), когда их принимали под свою защиту наука и законодательство. Для примера можно привести древнюю языческую философию и законоположения некоторых нынешних государств. Да, чем снисходительнее древние философы начинали смотреть на самоубийства, тем более число их увеличивалось. Наконец, надо щадить от испуга, угроз и других потрясений людей с неустойчивой психикой, пугливых, эмоционально подвижных, чтобы какой-либо жестокостью не толкнуть их к преступной мысли о самоубийстве.