Шеф-повар придорожной таверны (СИ) - Коваль Кирилл

Так, то закипая, то остывая, то собирая вещи, то откладывая, я прожил два дня.

— Весел, выйди во двор, — окликнул с коридора Яник, когда я уже скинул с себя рубаху, готовясь лечь спать — тебя папа с дядей зовут.

Что еще? Воспитывать будут? Вот точно ночью уйду!

На улице кроме дяди и отца стоял Овер и его отец, Герг. Овер был бледен и смотрел в землю, не решаясь поднять глаза, а его отец напротив, был настроен решительно, крутя головой вокруг, со злой решительностью во взоре.

Не успел я как то отреагировать и что-нибудь спросить, как сзади вышла мама, с Машей. Девочка, увидев нас, ойкнула и спряталась за маму, к ней шагнул Ивер и спокойно произнес.

— Тебе нечего бояться. Просто Овер хочет кое-что нам всем сказать и в первую очередь тебе.

— В первую очередь я хочу сказать Веселу, — глухо, не своим голосом произнес Овер, не поднимая головы, и шагнул ко мне.

А после, совершенно неожиданно для меня, да и, пожалуй, для всех присутствующих, встал на колени.

— Я никудышный друг, если хочешь меня побить, бей — ты в своем праве. Но прежде дай сказать. Позавчера я совершил неприглядный поступок, но совершил его я. Весел напротив, пытался помешать мне и только моя вина в случившемся.

— А что убежал и не сказал сразу? — хмыкнул Ивер, делая шаг назад, — порол то я вас за дело, гостье обиду нанесли, но после мог и объясниться.

— Мне стало стыдно, — через силу произнес парень, выдавливая слова, — я видел, что Весу досталось больше, но он с честью выдержал, а я разревелся. Не смог удержать слезы… Как ребенок какой то… Весел, друг, прости, что я тебя так подставил и из-за меня ты пострадал. Я, правда, дорожу нашей дружбой и если тебе еще нужен такой бесполезный друг, то скажи, как я могу заслужить прощение?

Все выжидающе уставились на меня. А я даже не мог вымолвить ни слова, какой-то комок образовался в горле, мешая вырваться словам, да еще вдруг слезы попытались вырваться наружу. С трудом взяв себя в руки, я тихо произнес.

— Ты всегда мой друг. Каждый может оступиться. Если не прощать — так ни у кого друзей не останется… Но я рад, что ты смог признать свою ошибку.

Овер наконец поднял голову и несколько секунд смотрел мне в глаза. На секунду мне показалось, что у него они заблестели, но от тут же их опустил и произнес ломающимся голосом.

— Благодарю. Я точно недостоин такого друга…

Потом несколько раз сглотнул, мотнув головой и уже официальным тоном, повернув голову к Маше произнес.

— Льера Марьйа, я приношу свои извинения и готов искупить свою вину, так как вы посчитаете нужным. В свое оправдание я могу лишь сказать, что я потерял голову, как только увидел вас и в вашем присутствии мне отказывает здравомыслие.

Видно было, что это его заставили выучить и произнести родители, так как он сроду не объяснялся такими словами.

— Я брать ваш извинения, — звонким, но совершенно чужим голосом, таким взрослым и серьезным, произнесла Маша, но было заметно, как она смущена, — Ваш наказывать я сказать позже.

Было заметно, что Овер выдохнул с облегчением и незаметно расправил плечи. И до меня только сейчас дошло, что за обиду лиеры могут назначить любое наказание и даже если опротестовать его в суде, в девяти случаях из десяти судья подтверждал наказание назначенное лиером. Маша могла потребовать и более серьезное наказание, чем порка. А если еще взять в расчет, что мы нарушили какой-нибудь их важный обычай… Например, Ивер рассказывал, что есть народности, у которых девушку мужчина не видит до ее замужества и она везде ходит в покрывале… Вот что мне стоило подумать об этом когда я первый раз узнал, что она закрывается в портомойне? Может у них не принято показывать обнаженное тело?

— Чего замер то? — Легонько толкнул меня локтем Ивер, — пошли, потренируемся, пока еще не сильно темно.

Настолько я выучил дядю, это он так извинился за то, что плохо про меня подумал. Причем это очень чувственное извинение. Я оценил. И, конечно же, пошел тренироваться.

Овера отправили домой, Отец вместе с Гергом пошли в таверну выпить по кружке эля, а Маша постояла немного поглядывая на меня и ушла вместе с мамой.

— Помнишь ты неделю отрабатывал взмах крыла ворона? — сходу спросил Ивер, едва я взял в руку свой «меч», — сейчас я тебе покажу для чего это движение.

Ивер взял свою палку и сначала показал движение, что отрабатывали: взмах палкой снизу вверх, перед собой, слева направо, а после повторил его, ну уже с боевым приемом. Его «меч» со свистом стартовал от левого колена и на середине пути дядя шагнул вперед, перенеся вес с одной ноги на другую и чуть меняя направление кончика меча, за счет чего «клинок» устремился вперед и острием верх. Будь перед ним противник, его животу очень бы досталось… ну примерно с локоть каленой стали.

— Это удар гадюки, — пояснил дядя, — его ты сейчас и будешь отрабатывать. Очень эффективен, для удара, если противник провел верхнюю атаку, а ты ее не парировал, а уклонился. Благородные очень не любят этот удар, его сложно отразить, потому как взмах крыла ворона обычно используется для другой атаки, рубящей и ее проще избежать тренированному воину. Вот сейчас мы будем доводить этот удар до совершенства, а после потренируем его в разных комбинациях.

Тренировались в темноте, при свете двух факелов, пока не пришла мама и отругала нас, что мы своими криками и стуком мешаем спать гостям, только после этого я, совершенно счастливый, пошел спать.

Утром после того, как мы с братом покормили животину и натаскали дров с водой на кухню, я было подсел к маме, что бы она накормила, но она отмахнулась,

— В зал иди, там тебя кормить будут.

Недоумевая, кто там будет меня кормить, если мама и Лаура тут, на кухне, я вышел в зал и кроме двух крестьян, что ночевали у нас, обнаружил только Машу, сидящую с тремя тарелками и парой кружек, скучающе посматривающую в окно. Естественно решил подойти к ней, а не крестьянам, там поесть шансов было меньше.

— Садись, это твой миска, — ткнув рукой напротив, произнесла Маша, едва я приблизился, — а это нас вместе.

С этими словами она пододвинула третью тарелку с кусочками хлеба, на которых друг на дружке лежали ветчина, лук, белая субстанция, покрывавшая это все и нарезанный чуть ли не в пыль — укроп. На тарелке, что стояла у меня, было тоже что-то необычное.

— Это мешаный омлет с мясо и овощи и корова жидкость, — пояснила Маша, беря в руку ложку. Оказывается она не ела, а ждала меня, — а это горячий бутерброд, с хлеб, масло, мясо, лук, сыр и зелень. Не привык смотреться?

— Выглядит необычно, — как можно вежливее ответил я, не зная, можно ли пробовать такую необычную еду и как сказать, если не понравиться? Должен буду я это съесть, или достаточно просто попробовать?

— Ты пробовать, я так родителям когда маленький быть утрешний еда делать.

Еще и маленькой… ох, ну ладно, надо проявить вежливость, все же явно она так хочет помириться со мной, или может извиниться, что не разобралась в ситуации… М-м! Как это вкусно! Омлет — это такая яичница! А бутерброд — это вообще что-то невообразимое! Белая субстанция — это всего лишь сыр, только почему-то он стал жидким, но в сто раз вкуснее!

— Нравиться, да? — не скрывая удовольствия, наблюдала девочка за мной все время, пока я опустошал тарелку, — я любить готовить еда, создавать новое.

Да, признаюсь честно, это самый вкусный завтрак, с тех пор как от нас уехала сестра. Мама готовить начала после смерти бабушки, три года назад, до этого занималась хозяйством. Лаура готовить почти не умеет, но она делает изумительное тесто, хлеб и пироги из такого получаются вкуснее всех, что я пробовал.

Маша явно хотела сделать мне приятное, узнав, что я не подглядывал за ней, а хотел вывести Овера и приготовленный завтрак собственноручно дворянкой для простолюдина — это признаться очень лестный способ сделать приятное. Обидно, что таким не похвастаешь перед друзьями — просто засмеют, обозвав вруном.