Серенада для Грейс - Сан-Антонио

— Брандон?

— Yes…

— Сан-Антонио…

— О! Ну что у вас нового?

— Ничего, — говорю я сухо, — а у вас?

— Девушка была отравлена. Лошадиная доза кураре. Знаете, есть такая индейская отрава из коры ядовитых растений, которой они намазывают свои стрелы…

— Кураре! Черт возьми, это что, английский детективный роман? — смеюсь я.

Но он не разделяет моей веселости.

— Ее отравили недели три назад…

— Что-нибудь известно о Хиггинсе?

— Ничего… Его описание мы разослали. Я опубликовал в газетах объявление, что полиции хотелось бы побеседовать с ним.

— Ловкая формулировка, — соглашаюсь я. — Действительно можно сказать, что вы боитесь подмочить чужую репутацию.

— Мы просто осторожны, — произносит Брандон с явным превосходством в голосе, — поскольку для нас официально не существует подозреваемых, а только виновные и невиновные. А так как не имеется неоспоримых доказательств вины, то…

— Знаю, — перебиваю я. — Скажите, у вас нет досье на Хиггинса?

— Нет.

Ему, видно, осточертело быть допрашиваемым, поэтому он переходит в наступление:

— Откуда вы звоните?

— Из Бата.

— Из Бата?

Инспектор изо всех сил старается сдержаться, чтоб не спросить, какого черта мне там надо.

— Ладно, — говорю я, — желаю удачи, мой дорогой…

— И вам того же, — отвечает он. Я вешаю трубку.

Грейс поворачивается, чтобы выйти из кабины, но я задерживаю ее.

— Попробуй найти в книге телефон фирмы Стоуна. Наверное, должен быть… Как думаешь?

Я иду к стойке.

Бармен наполнил нам два стакана виски, пока мы ходили к телефону. Рядом с нашими стаканами стоит третий, пустой.

— Что это? — спрашиваю я его по-английски, призывая на помощь все свои знания.

Бармен вежливо улыбается моему произношению и на таком же смешном французском, как мой английский, говорит, что это стакан клиента, который только что приходил, выпил и ушел.

Объясняя это, он убирает пустой стакан, но по неосторожности цепляет и опрокидывает один полный стакан, из наших.

Он извиняется и тут же исправляет ошибку, наполняя мне новый. Я так полагаю, что разлитый будет за его счет.

Я с огромным удовольствием делаю большой глоток.

Настроение поправляется. Виски — это то, что быстро приводит меня в форму. Любопытно, но я больше склонен к иностранным напиткам, чем к иностранным языкам. Скажем так, кроме ругательств…

— Сколько? — интересуюсь я, вынимая из кармана деньги.

Он говорит, но я ни черта не понимаю. Чтобы показать ему свое доверие, я кладу все деньги на стойку и делаю знак, чтобы он сам выбрал подходящий цвет.

Когда я раскладываю монеты, то замечаю маленький круглый предмет, о котором абсолютно забыл. Пуговица, зажатая в руке Марты, когда я ее откопал.

Странный предмет из могилы — будто послание умершей.

Я машинально кручу пуговицу в руке. На обратной стороне нацарапаны цифры. Я всматриваюсь: 18-15-12-12-5.

Точно, послание! Но кому? И что это означает? Надо будет повнимательнее потом изучить.

Грейс возвращается из телефонной кабины.

— Нашла что-нибудь? — спрашиваю я.

— Да, — отвечает она.

— А как ты объяснила?

— Что я из профсоюза работников малого бизнеса.

— Хорошая мысль…

— Офис фирмы Стоуна находится в Бристоле. Вот адрес, я записала…

— Браво! Это дело надо вспрыснуть…

— Ты считаешь, что это большой успех? — спрашивает она.

— Если мы будем отмечать только большие успехи, то пить придется крайне редко, — заверяю я и делаю мощный глоток.

Она берет свой стакан, медленно подносит ко рту, пристально глядя мне в глаза, будто молча произносит за меня тост, пьет, морщится и падает как подкошенная.

Глава 9

Где пойдет речь о ночной работе

Все это происходит настолько быстро, что я не успеваю ее подхватить. Будто мне это только кажется, и что стоит мне проснуться, как все станет на свои места.

Грейс, моя малышка Грейс лежит у моих ног. Она растянулась на полу и мертва, по-настоящему мертва, как королева Виктория. Глаза закатились, ноздри сжались, и губы приняли ужасный зеленоватый оттенок.

Бармен с криком бросается из-за стойки. Я наклоняюсь и подбираю самый большой осколок от ее разбившегося стакана. На стенках остается странный неприятный запах. Грейс отравили…

Я протягиваю руку через стойку бара и беру стакан, приготовленный ранее для меня и опрокинутый барменом. Он пахнет так же. Ошибки быть не может: кто-то хотел нас отравить, как колорадских жуков, и меня, и Грейс.

Через десять минут в зале столпотворение. Бармен позвал хозяина, тот вызвал врача и полицию. У меня ощущение, что все окружающее размывается, становится нереальным. Я стою ошарашенный, совершенно пришибленный горем. Не смейтесь, черствые люди! Эта девушка — я так к ней привязался. И она мне так нравилась… Я чувствую себя как ребенок, у которого отняли мороженое, и он еще не совсем осознал потерю. Я тоже не очень понимаю случившееся, и вряд ли мне так сразу удастся вбить это обстоятельство себе в башку даже с помощью молотка!

Наконец появляется местная полиция. Один из полицейских говорит по-французски. Я показываю ему свое удостоверение, ссылаюсь на старшего инспектора Брандона и говорю, что я в их распоряжении, если необходимо…

Я прошу полицейского спросить у бармена, как выглядел человек, зашедший в бар сразу после нас. Ясно, что эта сволочь всыпала нам яд в виски. Если бы не неловкость бармена, пролившего мой стакан, то ваш покорный слуга Сан-Антонио сейчас лежал бы на полу рядом с Грейс, примерно такого же цвета. Вытянувшийся и холодный… А что касается развязки этого расследования, то вам пришлось бы обратиться к книгам более привычного для вас автора…

Полицейский расспрашивает бармена.

— Тот человек был молодым. Волосы светлые… Одет в синее.

— На нем был коричневый замшевый жилет?

Полицейский переводит сначала вопрос, потом ответ.

— Так точно, — говорит он. — Вы его знаете?

— Нет…

Я подношу руку к шляпе, слегка кланяюсь и, бросив последний прощальный взгляд на Грейс, выхожу из рокового заведения.

Боксер-любитель, выдержавший пятнадцать раундов против профессионала в той же категории, спускаясь с ринга, вряд ли плывет сильнее, чем я сейчас. У меня ватные ноги, я чувствую полную опустошенность, и волна позывов переворачивает у меня все внутри.

На этот раз война объявлена… Если на все посмотреть пристальнее холодным взглядом, то можно даже сказать, что это убийство и эта попытка убийства имеют свою положительную сторону для дальнейшего ведения дела. Но не надо подпрыгивать! Я прав и сейчас это вам докажу. Если молодой блондин, будучи одним из действующих лиц в моем расследовании, остается для меня пока недосягаемым, но появляется на сцене, чтобы покончить со мной, то, стало быть, он понимает, что я становлюсь опасен. А когда я опасен, земля горит под ногами моих врагов.

Только вот как он узнал о моем существовании, этот смелый парень?

Тут определить сложно, поскольку в течение двух последних дней я разговаривал со многими людьми. И кто-то из них работает на него.

Перебираю мои контакты…

За сорок восемь часов я времени не терял и общался с хозяином «Коронованного льва», мамашей Фидж, аптекарем, владельцем гаража, жертвой дорожного происшествия, Стоуном…

Можно сказать, что мое путешествие по этой стране здорово насыщено.

Я фыркаю и трясу головой, как конь перед рыцарским поединком.

И как всегда бывает в серьезных случаях, вспоминаю свою личную клятву:

«Послушай, Сан-Антонио. Дело дрянь. Фортуна повернулась к тебе тылом. Ты работаешь в деле, где тебе оказывают активное сопротивление. Ты это делаешь для себя самого, не имея приказа действовать. Ты сам за себя отвечаешь. Тайна щекочет тебя, и ты готов кинуться вперед, как бык на красную тряпку. Согласен, у быка нет мозгов, его таким сделал Господь… Так что, мой маленький, ты сожмешь зубы, ты сожмешь кулаки, сожмешь… Словом, сожмешь все, что надо, но доведешь дело до конца. Забудь потрясение в связи со смертью Грейс, забудь эту унылую страну, ее бесконечный туман, ее таинственность… Только вперед!»

Я сажусь в машину Александра, повторяя про себя последний призыв.

Нет, не для собственного тщеславия я действую. Но прежде всего из-за того, что у меня до сих пор в ушах звучат последние слова Эммануэля Ролле: «Я невиновен!» Он выдержал… Даже мне не хотел ничего говорить! При этом у него на лице уже был черный мешок и он чувствовал веревку на шее… Если он был невиновен, то зачем повесил на себя преступление, которого не совершал?

Я опускаюсь с неба на землю. Рядом со мной, посвистывая, проходит почтальон, без сумки, руки в карманах. Возвращается к своему вечернему пудингу…

— Эй! Постмен!

Он останавливается, озирается, потом, заметив меня, идет к машине.

— Yes, sir?

Черт, как же сказать? И я говорю по-ростбифски, подыскивая знакомые слова: