Метро 2033. Хозяин Яузы - Анна Калинкина

– Надо было ту куколку папе отдать, чтоб с собой всегда носил, – повернулась она к девочке. – Если б папа твой меня послушал… – но тут она вдруг осеклась, замолчала.

Девочка схватила коробку и стала показывать Неле и Федору свои сокровища – осколки цветного стекла, гладкий овальный камешек, синюю пластмассовую крышечку. Мальчик замычал, потянулся к интересным штучкам, повернувшись к Федору лицом. Тот ахнул – вместо одного глаза у ребенка была уродливая опухоль. Разглядывая его лицо, Федор не сразу обратил внимание на руки – пальцы на одной срослись, и конечность больше была похожа на клешню. Но кроме Федора, казалось, никто не обращал внимания на уродство ребенка. Девчонка, которая, видно, верховодила, стукнула малыша по грязной ручонке:

– Тили, не лезь!

– Как тебя зовут? – спросил Федор.

– Селсея, – важно произнесла маленькая замарашка. Исковерканное ребенком имя, как смутно припомнилось Федору, принадлежало героине какого-то старого фильма или книги, даже, кажется, королеве. Федор вгляделся в лицо девочки.

«Да ведь она была бы красавицей, если б ее отмыли», – потрясенно подумал он. Огромные голубые глаза, светлые кудряшки, аккуратный носик – и неимоверно чумазые, воспаленные щеки. Руки у малышки тоже были маленькие, пальчики крошечные, аккуратные, но уже шероховатые, все в заусенцах, цыпках и царапинах.

– А это Тилион, – показала она на брата. – Папа сколо плидет и плинесет иглушки.

Говорила малышка бойко, но очень невнятно – словно каши в рот набрала. Теперь Федор решил, что девочке, наверное, лет восемь или десять, просто она мелкая и тонкокостная. А шепелявит и коверкает слова из-за какого-то врожденного дефекта.

Лежащая женщина судорожно вздохнула. Неля присела рядом.

– Ну не надо, Даш, не плачь. Может, он завтра вернется.

– Каждый раз, как я провожала его наверх, у меня сердце ныло, – обреченно сказала женщина. – А в этот раз – особенно. Это ужасно – так жить. Мои дети были ему не нужны. Он все время думал о тех, которые остались наверху. Теперь он присоединился к ним, наверное. Но как мы будем жить, чем мне их кормить теперь? – и она кивнула на малышей, сосредоточенно разглядывавших новую куклу.

– Ну, полно, – сказала Неля. – Найдутся добрые люди, помогут.

Но Даша лишь качала головой.

– Может, какой-то паек за мужа и дадут, наверное, – пробормотала она, – но только чтоб ноги не протянуть. А они растут, им надо есть побольше. Я болею, работать не могу. И нового мужа мне не найти – больной, да еще с двумя ртами. А он совсем не думал о нас. Словно бы нарочно смерти искал – вот и нашел.

Неля терпеливо слушала. Потом ободряюще потрепала женщину по плечу.

– Не бойся! Честное слово даю – о тебе позаботятся. Веришь мне?

Глаза у Даши радостно вспыхнули, они с Нелей обменялись быстрыми взглядами.

– Обещаешь? – спросила вдова, впившись в девушку взглядом.

– Обещаю, – после паузы твердо сказала Неля, чуть нахмурившись при этом.

Сейчас она уже не похожа была на умирающее, бледное растение. Наоборот, Федор вдруг понял, сколько скрытой силы в этой девушке. Может быть, какая-то болезнь и подтачивала ее, но сдаваться она не собиралась. Федор хотел спросить, чью помощь так уверенно обещала она подруге, но передумал. Он чувствовал – Неле есть что скрывать, но это, как ни странно, еще больше привлекало его в ней.

Даша облегченно бормотала слова благодарности, угодливо улыбаясь. Федору ее улыбки казались приторными, и он был рад, когда они с Нелей выбрались, наконец, из этой палатки.

– Хорош твой Костя, – раздраженно буркнул он. – Зачем было семью заводить, если ему на них плевать? Жил бы один, а других не заставлял вместе с ним мучиться.

– Не надо так говорить, когда не знаешь всего, – тихо сказала Неля.

– Да и она хороша, – продолжал кипятиться Федор. – Она переживает только за себя, а Костю-то ей, кажется, вовсе не жаль.

– А зачем его жалеть? – удивилась Неля. – Его нужно жалеть, если он лежит где-то раненый. Но мы ведь все равно ничем не можем ему помочь. А если его уже нет в живых, то жалеть его не надо. Ему все равно лучше, чем нам, он уже не мучается. А если он и вправду дождался своего поезда – тогда нужно радоваться за него.

Федор слегка опешил. Ему никогда в голову не приходило рассматривать вещи с этой точки зрения. Ему казалось, что живым быть всяко лучше, чем мертвым, а вот Неля, видно, считала иначе.

– Не нравится мне эта его жена, – сказал Федор, – не думаю, что она уж так больна. Просто притворяется, на жалость бьет, чтоб выпросить чего-нибудь.

Неля вдруг сердито глянула на него:

– Откуда ты знаешь? Сам бы попробовал двух детей растить.

– Плохо она о них заботится, – фыркнул Федор, – дети тощие, одеты кое-как, девчонка вообще в обносках материнских.

– Зато она их не бросила. Лучше уж такая мать, чем никакая, – огрызнулась Неля. – У нее мальчишку давно хотят отобрать – видел, какой он?

– Его что – убить хотят? – похолодел Федор. Хоть он и пришел в ужас при виде маленького урода, но у него в голове не укладывалось, что можно хладнокровно вынести приговор ребенку, хотя понятно, что для матери он был лишь обузой.

– Ну, может, не убить, а мутантам отдать, которые наверху живут, – нехотя сказала Неля.

– Я слышал, мутанты живут на Филевской линии, – сказал Федор.

– Они много где живут, – буркнула Неля, – говорят, их община есть где-то в районе Измайловской, и некоторые сталкеры даже ведут с ними дела. Дашке предлагали забрать у нее мальчишку, отнести мутантам. Но Дашка не отдает, все тянет – говорит, мал он еще. Говорит, его вообще убить хотели, когда он только родился, и увидели, какой он. А она его отстояла.

– Да чего ты так раскипятилась-то, – удивился Федор. – Сначала сама говоришь, что иногда лучше умереть, чтоб не мучиться. И тут же наоборот – переживаешь, что мальчишку хотели избавить от страданий.

Девушка закусила губу. Потом вдруг фыркнула.

– Да, тут ты меня подловил, – признала она. – Просто мне детей почему-то всегда жалко – они маленькие, не понимают еще, за что им это.

– Всех не пережалеешь, – философски заметил Федор, довольный, что хоть в чем-то одержал верх над ней, и она сама это признала.

– Ладно, проехали, – сказала она, насупившись. – Просто Дашка одна ко мне тут относится нормально, остальные все шарахаются, хуже, чем от чумной. Она, конечно, тоже со своими закидонами, но она мне нравится – хотя бы за то, что поступает, как хочет, и плевать хотела на остальных.

«Неудивительно, что от тебя люди шарахаются, если ты каждому так грубишь», – подумал Федор.

Неля вдруг шагнула в сторону, прислушалась. В одной из палаток что-то рассказывала женщина – нараспев, видно, убаюкивая ребенка.

– Было то на Москве в стародавние времена. Правил тогда грозный царь, все по-своему переиначивал, на иноземцев глядя. И был у него советник – Лефорт. Был Лефорт другом и помощником царя во всяких делах, непростой был человек, умел царю угодить и глаза отвести.

Неля рванула полог, сунулась внутрь, женщина внутри вскрикнула:

– Кто это? Чего тебе нужно, малахольная? Вон, ребенка переполошила, не уснет теперь.

Раздался детский плач, женщина зашикала. Несколько человек оглянулись было на шум, но вскоре потеряли всякий интерес к происходящему – подумаешь, бабьи разборки. Вскоре ребенок затих – видно, успокоился. Федор остался возле палатки, в которой скрылась Неля, и ему был слышен весь разговор.

– Ты чего сейчас рассказывала? – спрашивала Неля.

– Твое-то какое дело? Сказку дитю на ночь.

– А откуда ты знаешь эту сказку? Кто тебе ее рассказал?

– Никто. Чего привязалась? Сейчас закричу, людей позову.

– Не надо, – умоляюще сказала Неля. – Вот, возьми. Это для мелкого.

– С чего бы ты вдруг добрая такая? – настороженно спросила женщина.

– Я еще дам, только расскажи мне эту сказку.

Федор переминался с ноги на ногу. Уходить не хотелось, но и стоять так было неловко. Он опустился прямо на пол, делая вид, что ему в ботинок что-то попало. Тем временем женщина в палатке сменила гнев на милость. И снова монотонно завела нараспев:

– И еще познакомил Лефорт царя с прекрасной Анхен, ради которой тот и царицу свою забыл, и в ссылку сослал. Здесь поблизости как раз иноземная слобода была, где и жила Анхен, дочь торговца. Царь таких и не видел раньше – он привык, что женщины все больше взаперти сидели, на глаза мужчинам чужим не показывались. А Анхен красавица была, пела, плясала, и царь совсем голову потерял. Зря царица слезы лила – отослал он ее от себя. Люди даже говорили – Лефорт и Анхен царя колдовством опутали. Говорили – Анхен прежде тайно с Лефортом жила и все делала, что он велит.

И решил Лефорт построить себе красивый дворец – для того, мол, чтоб не стыдно было принимать в нем царя. Построил, да только не довелось ему в том дворце пожить. После шумного новоселья месяца не прошло – умер он от горячки. А перед смертью собрал он вокруг себя гуляк, музыкантам велел играть, и сам сорвался с кровати полуживой, синий, страшный, да заплясал – видно, был тот Лефорт если уж не сам дьявол, то с нечистой силой хорошо знаком.