Князь Тьмы и я. Книга вторая (СИ) - Звездная Елена

Если мне до этого было страшно, то вот сейчас, неимоверным образом, мне стало еще и стыдно.

— Что ж, — продолжил Даркан, с холодным безразличием на лице, — из всей этой ситуации я извлек несколько весьма полезных уроков. Во-первых, не доверяй никогда и никому, ведь даже самый преданный друг, может подло ударить в спину. Во-вторых, если что-то понравилось — бери сразу. Не жалея, не щадя, не пытаясь понравиться и «войти в положение». И, в третьих, не принимай в расчет чувства и принципы женщины… Ведь принципов у тебя, Каиль, как оказалось, нет. А чувства… Говорить о твоих чувствах нет никакого смысла. Ты даришь их любому — от смазливого пацана с пошлого постера, до первого сделавшего вид, что ты ему небезразлична вампира.

И посмотрев на меня в упор, жестоко и зло, князь произнес:

— В тот миг, когда я осознал, насколько ты важна для меня, я дал себе слово, что ты станешь моей лишь тогда, когда полюбишь, когда я стану для тебя важнее твоих принципов и моральных установок. Когда ты полюбишь меня больше, чем себя. И я сдержу свое слово, Каиль, ведь после этой ночи ты себя возненавидишь гораздо сильнее, чем меня.

И вновь надетые вампиром очки, стали окончательным недвусмысленным приговором.

— Нет… — прошептала, чувствуя, как меня начинает трясти от ужаса. Просто трясти от ужаса. — Пожалуйста, я не… не хочу…

— Я так любил тебя, — с нескрываемой горечью, надломленно произнес князь.

Я внезапно поняла, что теперь его «любовь» стала другой. Раньше она была как сияние. Такой же как в глазах Навьена — любящих, ласковых, заботливо-внимательных. Любовь в глазах князя Даркана изменилась. Тот же свет, только теперь ярче, жестче, убийственнее. Так сияет белое солнце в пустыне — не согревая, а убивая. Так слепит снег в горах — ослепляя и лишая зрения. Так горит белое пламя — безжалостно сжигая дотла.

И… я знала, что жалости не будет. Я знала это, с самого начала. С того момента, как осознала, что села в автомобиль вампирского князя. Уже тогда, когда ощутила тиару княгини неподъемной ношей на своей голове. И в тот миг, когда князь вошел в мою спальню я тоже отчетливо это знала, но почему-то надеялась, безосновательно, но все же надеялась, на что-то… что-то хорошее… Наверное, я надеялась на то, что он не будет ломать меня…

Я ошиблась.

Он сломал.

4

Вода в ванне почти остыла, но вопреки порыву Грэи добавить горячей, я перекрыла кран и теперь обреченно смотрела, как из блестящей хромированной трубы падали капли… Медленно формировались в блестящую хрупкую сферу…

Срывались вниз…

Плеск… и нет капельки.

— Княгиня, вам стоит отдохнуть.

В который раз Грэя это говорит? Третий? Пятый? Десятый?

Я не слышу. Мне кажется, я теперь уже почти ничего не слышу, я давно оглохла от собственных криков.

Он меня сломал.

Меня…

Жестоко, безжалостно, цинично.

«Каиль, ты была права, я не зверь, я хуже».

Чего я могла ожидать, после таких слов? Всего чего угодно. Всего. Того, что обратится монстром, как княжна Мортем, что станет уродом, каким он являлся даже среди своих, что причинит боль, изнасилует тело…

Я ждала всего чего угодно, всего, что только можно было ожидать от этого зверя, твари и чудовища.

Всего…

Кроме того, что зверем, уродом, тварью и чудовищем он заставит меня почувствовать себя саму.

Лучше бы он меня изнасиловал. Лучше бы он просто меня изнасиловал, но… князь Даркан после допроса Навьена уже знал, что мои клыки всего лишь результат умелой стоматологической манипуляции и я ни на грош, ни на каплю, ни на йоту не вампир… а калечить меня он не желал.

И физического изнасилования не было.

Было хуже.

В сотни, в тысячи, в десятки тысяч раз хуже…

Я только тогда поняла, от чего меня пытался защитить Навьен, решившись на все это лицедейство с клыками и подставившись по полной программе сам. Он просто знал. Он знал, на что способны князья в отношении людей. Простых, не ставших даже свежеобращенными вампирами людей…

На всё.

Абсолютное манипулирование телом, желаниями, ощущениями и даже эмоциями. И на фоне всего этого безусловное, основательное, сокрушительное осознание всего происходящего. Я хотела секса больше, чем дышать, и я превосходно осознавала все, что делала, все, что он заставлял меня делать.

А после все, что делал со мной он.

Я ненавидела себя за каждое произнесенное слово, за каждый крик, за каждое движение к тому, кто умел ласкать так, что я сходила с ума от удовольствия, и одновременно проклинала себя за то, что получаю удовольствие в руках князя.

Князя подобные мелочи не волновали.

Но целовать… целовать меня князь мог, лишь снова беря под ментальный контроль — иначе я не давалась. И мне было плевать, сколько раз он заставлял целовать его со страстью опытной путаны, а сколько раз целовал сам, пробуждая внутри меня первобытный голод, от которого пульсировало все тело, но как только контроль ослаблялся, я прерывала поцелуй и отворачивалась…

Идиотская попытка сохранить хотя бы остатки гордости… возымевшая закономерные последствия.

Даркан отпустил ментальный контроль, схватил за подбородок, грубо заставил посмотреть в свои глаза и прошипел:

— Гордая значит? А надолго ли хватит твоей гордости, Каиль?

И на мое лоно опустились не его губы, а ладонь.

— Показать тебе звезды, Каиль? — хриплый насмешливый шепот.

Я могла бы сгореть от одного прикосновения, и Даркан уже проделывал это со мной, но на этот раз его целью был вовсе не оргазм. Он хотел иного. И ласкал, целенаправленно и умело, с опытом мужчины изучившего мое тело сверху донизу за всю эту проклятую ночь, касаясь каждой чувствительной точки, то осторожно, то грубо, то почти невесомо, скользя по краю пропасти и не давая мне в нее рухнуть.

Я стонала, искусав губы до крови и фальшивыми клыками и зубами, я срывалась на крик, хриплый, гортанный, я срывалась на вой и почти скулила, едва он останавливался. Мне хотелось разрядки. Мне нужна была разрядка. Мне жизненно необходимо было получить удовлетворение, но каждый раз Даркан останавливался, когда до желанного экстаза хватило бы и касания¸ одного лишь касания, но вместо него я слышала:

— Попроси.

По лицу давно текли слезы, я захлебывалась от криков, все мышцы дрожали, вместе и по отдельности, я давно не контролировала собственное тело, в порыве отчаяния подаваясь пульсирующей плотью к вампиру, едва он убирал пальцы… Я умоляла телом, но слов Даркан не дождался.

Победил в другом — я ответила на его поцелуй…

Если бы знала, чем это обернется, я бы лежала не двигаясь. Я бы не сопротивлялась. Я бы даже не дернулась.

Но я не знала… Я просто не знала… Я…

— Княгиня, хватит. Вы должны быть сильной.

Голос Грэи, отдаленный, словно звучавший сквозь туман и болезненный укол в мое предплечье. Какой уже по счету? Я не помню. Я перестала считать уже после второго.

Первый вколол князь, клеймя поцелуем мои распухшие пересохшие израненные губы, и не скрывая ни торжествующей усмешки, ни полного удовлетворения насмешливого взгляда.

Да, поимел он меня по-полной…

А звезды? Они были ослепительны… Теперь я ненавижу звезды.

Второй укол сделала Грэя, когда я после ухода Даркана пыталась разбитым стеклом перерезать себе вены. Стекло, правда оказалось пластиковое, и тупое, но я была в таком состоянии, что с удовольствием выгрызла бы вены и зубами, только бы перестать слышать в своей голове свои собственные крики.

Новый укол она сделала, когда я все же предприняла попытку выгрызть себе вены… и после этого укола наступило отупение. Просто полнейшее отупение. Я не видела ничего, кроме капель воды, срывающихся из не до конца завинченного крана. Я не слышала слов. Я не чувствовала собственного тела… и я не хотела в нем быть. В этом теле не осталось ничего моего. Ни гордости, ни чести, ни достоинства… ничего. Я ненавидела это тело. Я хотела из него выйти. Я ненавидела эти руки… мне хотелось их сломать. Я ненавидела свои губы… слишком отчетливо помнила все то, что их заставили сделать…