Папина музыка - Людмила Геннадьевна Иванова

те хотели войны и наказания, а я не знал, чего хотел, тоже наказания, наверное, только потом эту лавину уже было не свернуть, она росла как снежный ком и перестала быть управляемой. Меня поддержали дьяволы и демоны. Свету я оказался безразличен, — он криво ухмыльнулся и посмотрел в окно, где светило во всю солнце.

Марина не смотрела на него, просто сидела и слушала, не перебивая, не советуя, не высказывая своего мнения. Она просто слушала. Затем подперев подбородок рукой, как старушка, повернулась к нему и ничего не говорила. Слова лились только из уст Георгия, а Марина просто смотрела и видела, как черная дыра в груди уменьшается и, боясь нарушить этот процесс волшебства, этот тонкий контакт с внутренним миром Георгия. Она даже не дышала, и лишь нежная и загадочная улыбка иногда появлялась у нее на лице. Ни тени упрека, ни тени осуждения, ни тени благоговения и даже тени злости не промелькнуло, а вокруг нее разливалась всеобъемлющая и трепетная любовь, придавая ей некое свечение.

— Ты светишься? — удивленно отметил Георгий, прервав свой монолог.

— Тебе показалось, — улыбнулась она, — продолжай.

И Георгий поведал ей о том, что долгие годы томило его душу, совершенно не скрывая ничего и не притворяясь и посмотрев на Марину, он поразился в очередной раз, у него возникало ощущение, что он разговаривает с иконой, неземным существом, которое излучало свет и какую-то вселенскую любовь.

Она подошла к нему, положила на лоб свою прохладную ладонь и мягко улыбнулась:

— Иногда, чтобы прийти к свету, нужно пройти по многим темным коридорам, а еще важней желать к нему идти. Если нет желания, то и не надо. Многим в темных коридорах интереснее и комфортнее…

— Ты хочешь сказать…

— Не хочу, — прервала она его мысли, — Я не знаю, зачем ты здесь, хотя я сама тебя привезла. Я не смогла тебя бросить и уйти. Ты один, а в душе пустота и бесцельность. Я пришла не случайно, теперь я это вижу. Иногда человеку нужно опереться, чтобы встать после падения. У меня нет мании величия и ощущения великой миссии, — сразу осадила она его, поймав его скептический и циничный взгляд, говорящий: "Нашлась тут!" — Но пинок в жизнь дать я могу, — бросила она, и, не обращая внимания на его возмущение, продолжила, — Через год. У тебя есть год в запасе? — она вопросительно посмотрела на Георгия.

Он отвел взгляд и с ухмылкой ответил:

— Не знаю. Может, есть, а может, и нет…

— Понятно, — выдохнула она, не ожидая другого ответа, — ладно пойду я, — она встала, собираясь уходить.

— Марина, — окликнул он ее, она обернулась в дверях, вопросительно изогнув бровь, — Марина, ты можешь пока оставить меня у себя?

Она кивнула.

— Марина, — опять он окликнул ее, внутренне желая, чтоб она не уходила, — а у тебя есть любимые музыкальные исполнители?

Она опять согласно кивнула, еще и ответила:

— Есть. Ты не в их числе. Твои песни знаю из-за отца. Я иногда прослушивала это направление в музыке, все время хотелось чуда, — она помолчала немного, затем добавила, — его тоже Георгий звали. Тоже музыкант, погиб он, в катастрофе…, — она потупила взгляд, а потом глубоко вздохнув, сказала, — ладно, я пойду, а то руки дрожат от переутомления.

— А как звали его? — крикнул он вдогонку, выходящей Марине.

— Георгий Сикорский, — ответила она уже в дверях.

— О! — изумленный возглас вырвался у него, — так это твой отец?

— Да, это мой отец! — просто ответила она, не оборачиваясь к нему, на выходе буркнула, — до завтра! Я приду с утра.

ХХХХ

Марина приходила почти каждый день, а настроение Георгия было все хуже и хуже, раздражение и злость не покидали его даже в минуты сна. Он шел на поправку, но зависимые состояния давали о себе знать, проявляясь ненавистью ко всему миру.

Это самые первые этапы выхода из зависимых, аддиктивных состояний, но очень часто, многие люди, которые решили, что-то изменить в своей жизни, часто на этом, первоначальном этапе, просто сдуваются, скатываясь еще дальше в свою темноту и все начинается по новой. В эти моменты Марине доставалось по-особенному.

— Мать Тереза, принеси глоточек коньяка, — бросал он, насмехаясь над нею и ее заботой о нем.

— А ты брата попроси, — парировала она, догадавшись о напряженных семейных отношениях.

И он лежал, молча злясь на нее, свою жизнь и беспомощность.

Как-то Марина пришла, радостная и счастливая.

— Привет! Как ты?

— Как в тюрьме, — мрачно бросил он.

— А, знаешь, мы в университете одну технику делали "кто я" называется, слышал?

— Нет, не слышал, — ответил он, проявляя надменное безразличие, — и не хочу, не видеть и не слышать. И еще, — он повернулся к ней и буквально выплюнул ей в лицо слова, — читать не люблю, учиться тоже, слушаю тоже не все и вообще — не всех, ясно?!

— А, — протянула она и, как ни в чем не бывало, промолвила, — ясно. А тебе вообще хоть иногда встречается что-нибудь интересное?

— Нет.

— А, — протянула она опять, — как же это я забыла, Нарцисс собственной персоной, наконец-то проснулся, а то я уж переживать начала. "Ничего на свете лучше не-е-е-е-ту", — запела она детскую песенку бременских музыкантов, несмотря на его злое лицо и сжатые кулаки.

Он посмотрел на нее как на сумасшедшую, а Марина продолжала веселиться.

— Ой, не смотри на меня взглядом Медузы Горгона, а то еще в камень превращусь, — и она театрально прикрыла глаза рукой, а он повертел у виска, показывая, что она совсем с ума сошла.

— Ой, да ладно! — махнула она рукой, — На себя посмотри, ты песни свои-то слышал? Недалеко ушел…

— Не слушай, многим нравятся.

— Нравились, когда все переворачивалось с ног на голову и тоска с бедностью правили балом, а теперь ты выдохся. Пустой!

Георгий аж покраснел от гнева.

— Ты… ты…, — повторял он, не находя подходящих слов.

— Смотри, чтоб капельница не лопнула от перенапряжения, и бинты не загорелись от твоего праведного гнева, — невозмутимо продолжала Марина, доводя его до бешенства.

— Да ты! Пошла вон, чокнутая! — выкрикнул он наконец, видимо подобрав нужный эпитет и кинул в стену стакан.

Тут Маринино лицо осветилось счастьем, ехидный и дразнящий голос исчез, а вместо него появилась обычная Марина, она подошла к нему безо всякого страха и улыбнулась своей светящейся улыбкой:

— Ну, теперь ты пойдешь дальше. Прости, что раздразнила тебя и довела до бешенства, но так надо было, иначе твоя внутренняя пустота тебя съест и сил на жизнь не останется, а через злость многое проясняется, только ею грамотно пользоваться надо, как