Триумф нежности - Джудит Макнот

— Где ты был?

Его брови приподнялись.

— Ревнуешь?

— Знаешь, — сказала она, — ты мне даже не нравишься.

— Ты мне тоже не нравишься сегодня, — спокойно ответил он. И вдруг спросил:

— У тебя слезы на глазах.

Почему?

— Потому что, — яростно прошептала Кэти, — этот ублюдок назвал тебя бабником. И он прав!

Рамон расхохотался и заключил ее в объятия.

— О, Кэти, — смеялся он, гладя ее по волосам, — да он просто вне себя от ярости — его любимая женщина пошла со мной прогуляться.

Откинув назад голову, Кэти пристально вглядывалась в его лицо:

— Вы только пошли прогуляться? Он уже не смеялся:

— Только прогуляться. И ничего больше. Они начали двигаться в такт музыке. Кэти доверчиво положила голову на его грудь и отдалась томительному наслаждению — его руки ласкали ее обнаженные плечи и спину, затем скользнули ниже, заставляя гибкое, податливое женское тело прижаться к нему. Ладонь легла ей на затылок, чувственно лаская его, затем повелительно наклонила ее голову назад. Сдерживая дыхание, Кэти послушно подняла лицо, принимая поцелуй. Его руки погрузились в густые, шелковистые волосы Кэти, удерживая добровольную пленницу.

Когда Рамон наконец отступил, их дыхание было прерывистым и кровь стучала у обоих в висках. Она уставилась на него и серьезно сказала:

— Я очень напугана.

— Я знаю, querida, — сказал он нежно. — Для тебя все происходит слишком стремительно.

— Что значит querida?

— Дорогая.

Кэти закрыла глаза, ее слегка покачивало.

— Когда тебе нужно возвратиться в Пуэрто-Рико?

Он долго молчал, прежде чем ответить:

— Я могу остаться еще на неделю, до воскресенья, но не дольше. Мы будем проводить каждый день вместе до моего отъезда.

Кэти была разочарована и даже не пыталась скрыть этого:

— Мы не сможем. Мне нужно поехать к родителям на День поминовения. Во вторник я не работаю, но в среду обязательно надо быть в офисе. — Ей очень хотелось провести с ним все время, которое у них осталось, и Кэти рискнула:

— Может быть, поедем завтра к моим родителям?

Он замешкался, и Кэти подумала, что он прав.

— Да, это плохая мысль. Тебе они не понравятся, да и ты им, наверное, тоже.

— Потому что они богаты, а я нет? — слабо улыбнулся Рамон. — Кто знает, может быть, они мне понравятся, несмотря на их богатство.

Кэти невольно улыбнулась тому, как он легко разрешил проблему. Он уверенно притянул ее к себе. У него была обаятельная улыбка, она смягчала его зрелую красоту и придавала ему мальчишеский вид.

— Давай вернемся ко мне.

Рамон кивнул, и Кэти пошла собирать свои вещи. Тем временем он наполнил два бумажных стаканчика виски, добавил воду, лед и присоединился к ней. Когда они добрались до маленького внутреннего дворика, Кэти удивилась, что, вместо того чтобы войти внутрь, Рамон поставил стаканчики на маленький столик между двумя шезлонгами и растянулся на одном из них. Почему-то она ожидала, что они продолжат беседу в постели…

Со смешанным чувством разочарования и облегчения она свернулась клубочком напротив него в другом шезлонге. Он зажег сигару, и ее красный кончик был единственной светящейся точкой в темноте. — Кэти, расскажи мне про твоих родителей.

Кэти сделала спасительный глоток.

— По всем стандартам мои родители весьма богатые люди. Правда, десять лет назад они не были такими. Мой отец владел всего-навсего обычной бакалейной лавкой. Его удалось уговорить взять в байке ссуду, и он расширил лавку до роскошного супермаркета. Дела пошли хорошо, и после этого он открыл еще двадцать других. Может быть, ты проходил мимо супермаркетов Конелли?

— Вполне возможно.

— Они наши. Четыре года назад отец вступил в загородный клуб «Форест Оакс». Он не так престижен, как «Олд Варсон» или загородный клуб Сент-Луиса, но членам «Форест Оакс» нравится считать его таковым, и мой отец построил огромнейший дом на территории клуба.

— Я спрашиваю о твоих родителях, а ты рассказываешь об их деньгах. Что они за люди?

Кэти попыталась быть честной и объективной:

— Они очень любят меня. Мама играет в гольф, отец много работает. Я думаю, что самым важным для них, кроме детей, является их великолепный дом с хорошей прислугой, два «мерседеса»и… и членство в загородном клубе. Мой отец очень красив в свои пятьдесят восемь, а мать выглядит всегда потрясающе.

— У тебя есть братья, сестры?

— И брат и сестра. Я самая младшая. Моей сестре Маурин тридцать, она замужем. Отец сделал ее мужа вице-президентом корпорации Конелли, и теперь тот ждет не дождется, когда отец уйдет в отставку. Моему брату Марку двадцать пять, он красив. Марк не так претенциозен и жаден, как Маурин. Та вечно переживает, что Марк получит часть фамильного дела, когда отец уйдет в отставку, причем несравненно большую, чем она с мужем. Теперь, когда ты знаешь самое худшее, ты все еще хочешь поехать со мной? Соберутся друзья и соседи моих родителей, а они не намного лучше.

Рамон потушил сигару и устало откинулся в шезлонге. — Ты хочешь, чтобы я поехал с тобой?

— Да, — решительно сказала Кэти. — Но с моей стороны это желание эгоистично — моя сестрица скорчит очень кислую мину, узнав, на что ты живешь. А Марк способен выкинуть черт знает что, чтобы доказать, что он не Маурин, и тем еще больше смутит тебя.

Глубоким бархатным голосом, который она так обожала, Рамон спросил:

— Но все же ты хотела бы меня взять, Кэти?

— Я… просто не знаю.

— Тогда я думаю, что мне придется поехать.

Поставив стаканчик, он встал.

Кэти, понимая, что он собрался уходить, настояла на том, чтобы он остался выпить кофе. Причина этому была проста — она сейчас не сможет вынести его уход.

Кэти принесла кофе в гостиную на маленьком подносе и села на софу рядом с Рамоном. Они пили кофе в затянувшемся и все более и более неудобном молчании. Это молчание Кэти не в силах была ни прервать, ни понять.

— О чем ты думаешь? — наконец спросила она, изучая его угрюмый профиль в неярком свете настольной лампы.

— О тебе. Вещи, важные для твоих родителей, важны и для тебя? — резко спросил он.

— Некоторые из них, полагаю, — согласилась она.

— И насколько они важны?

— По сравнению с чем?

— По сравнению вот с этим, — беспощадно прошептал он.

Его губы впились в ее губы, заставляя их раскрыться, чтобы она впустила его настойчивый язык, затем он положил ее на софу и прижал своим телом. Кэти застонала, протестуя, и немедленно его рот смягчился. Рамон начал невыносимое утонченное обольщение, заставив Кэти извиваться в диком желании. Его язык дразнил, проникал в глубь ее рта и медленно удалялся, когда она пыталась удержать его, пока Кэти не утонула в поцелуе. Когда он хотел поднять голову, она обвила его руками за шею и задохнулась от поразительного наслаждения — он сдернул верхнюю часть бикини, освобождая ее грудь и приникая ртом к розовым соскам. Рамон медленно и дразняще водил языком то вокруг одного, то вокруг другого соска, пока Кэти не захлебнулась от желания. Рамон взял себя в руки и слегка приподнялся над ней, его горящие глаза продолжали ласкать высоко поднятую грудь, соски, затвердевшие от его языка, губ, зубов.