Взлет и падение ДОДО - Нил Стивенсон

– Ты собираешься… э… убрать практически весь пол конференц-зала? – спросила я.

– Конференц-зала не будет, – ответил Тристан. – ДОДО обойдется без конференций и «Пауэрпойнта».

– Нимало не сомневалась, – сказала я.

Он уже смотрел мимо меня на стену, где висел большой плоскоэкранный монитор. Что-то в его лице подсказало мне, к чему идет дело.

– Не несущая? – предположила я, оборачиваясь через плечо.

Тристан обошел меня, поднял баллончик кислотно-зеленой краски, точно статуя Свободы – факел, встал на цыпочки и провел линию наискосок через всю стену, прямо через монитор. Нарисовав вторую диагональ, он объявил:

– Нам нужен прямой проход для танков от разгрузочной эстакады досюда.

– Вижу, ты занят, – сказала я, – и не хочу мешать творческому процессу. Просто заберу все мои переводческие записки домой, пока ты не выкрасил их зеленым.

– Помни, что надо соблюдать… – начал он.

– Режим секретности, – закончила я. – Помню.

Я добралась до той части здания, где все начиналось. Ода был здесь, сидел на большом синем фитболе перед самым большим компьютерным монитором, какой я видела в жизни, и пристально разглядывал крохотный виджет в пользовательском интерфейсе какой-то программы – надо думать, что-то для проектирования. Рядом лежал его сотовый (первый в жизни), только что купленный Тристаном, и стояла пиала пенистого зеленого чая. Маття. От чая исходил пар, наполнявший комнату свежим, но резким ароматом. Его явно только что приготовили. В коридоре, в женском туалете, зашумела льющаяся из крана вода. Я догадалась, что Ребекка там, моет посуду. Я вытащила из шкафа две папки с надписью «НЕСЕКРЕТНО. ПЕРЕВОДЫ» и пошла к ней. Она разложила на раковине свои венчики и другие принадлежности для маття.

– Травы, – сказала я.

Она подняла взгляд и посмотрела на меня в зеркало.

– Просто подумала, – добавила я.

– Что травы?

– Ведьмы на них помешаны.

– Знакомый стереотип, – заметила она и продолжила вытирать принадлежности для маття.

– Он основан на реальности. Все наши исследования на это указывают. – Я встряхнула папками, словно это могло придать моим словам убедительности. – Я подумала про них, когда ощутила аромат чая. Запахи очень действенны.

– Да, – сухо ответила она. – Так что, возможно, вам стоит рекрутировать потомков знаменитых парфюмеров или изготовителей благовоний, а не тех знаменитых не-ведьм, которых повесили в Салеме.

Я поняла намек, так что воспользовалась туалетом и ушла. Бредя домой с папками под мышкой, я размышляла о словах Тристана, что нам нужен свободный проход для танков. Учитывая его военное прошлое, я сразу вообразила грохочущую по зданию колонну бронированных машин. Но конечно, он говорил не про эти танки. Танками еще называют большие резервуары для жидкостей. И конкретно для жидкого гелия.

Когда я вернулась на следующий день, моя ключ-карта не сработала. Собственно, весь считыватель для карт исчез, а вместо него стояло какое-то другое устройство: видимо, сканер радужной оболочки глаза. Я обошла здание и принялась молотить в дверь со стороны разгрузочной эстакады. Через некоторое время Тристан меня впустил.

– Новая система безопасности периметра, – объявил он. – Макс введет туда твои данные.

– Кто такой Макс?

Широкий открытый коридор, пробитый насквозь через все здание, заканчивался на развалинах конференц-зала. В полу была вырезана большая, примерно пятнадцать на пятнадцать футов, квадратная дыра. По ее краям натянули желтую ленту, чтобы кто-нибудь ненароком в нее не шагнул. То, что предстало мне внизу, могло бы родиться из брака рекламного плаката «Бенетона» с телерекламой Юпиэс: четверо красивых молодых людей в коричневой форме без фирменных нашивок – один афроамериканец, один азиат (кореец?), один латиноамериканец и один персидской наружности, все в защитных очках и наушниках. Двое забивали в стену большие гвозди, двое других боролись с проводами. Тристан окликнул их, и они на мгновение прервали работу, чтобы со мной поздороваться. Все четверо представились Максами.

– Они что, теперь выступают в спортивной команде ДОДО? – спросила я, когда Максы вернулись к работе.

– Засекречено, – ответил Тристан, а когда я скроила гримаску, добавил: – Про дела при них не говори. Они знают, что это физический эксперимент, но не знают про магию.

Затем он кивнул в сторону латиноамериканцев, деловито загружавших в передвижные мусорные контейнеры дробленый бетон и рулоны грязного коврового покрытия.

– А этих я нанял перед входом в «Хоум депо». Знало бы мое начальство… – Он покачал головой.

Я рассматривала своего коллегу в несколько новом свете. Пока я не увидела, как он распоряжается зданием и людьми, оставалась, честно говоря, вполне правдоподобная возможность, что Тристан Лионс – просто психопат, снявший обшарпанный офис в заштатном деловом центре с неблаговидными целями, опасными для моей жизни. Я о таком ни разу не подумала, но задним числом осознала, что зря не подумала. Меня подкупили улыбкой и обещанием высокой зарплаты. До сих пор убеждена: огромное везение, что я не поплатилась за свою доверчивость.

Из дневника Ребекки Ист-Ода

29 марта

Температура 49о по Фаренгейту, солнечно, безветренно. Барометр стоит.

Салат взошел; вчера посадила перцы, мангольд, редиску. Надо починить флюгер.

Занималась зеленным огородом в углу сада. Уже растут: тимьян, иссоп, мята перечная, мелисса, фенхель, аптечная ромашка, майоран. Надо посадить: лаванду, амброзию, валериану, полынь, блоховник, лакфиоль и (когда потеплеет) базилик. Чтобы освободить место, возможно, придется убрать часть японского мха и занести в дом бонсаи Мэй, раз Фрэнку все равно некогда сидеть в саду.

Они строят ОДЕК с размахом, который почти не укладывается у меня в голове. Фрэнк целиком ушел в то, из чего, по моему убеждению, ничего не выйдет, но сейчас он счастлив, и для меня это главное.

В которой конструктивные подвижки продолжаются

Тристан и Максы под руководством Оды-сэнсэя строили ОДЕК, и я начала им помогать. При воспоминании о мальчишеской свободе движений, о том, что можно было невинно проводить дни наедине с молодыми холостяками, и, главное, о счастье труда мне становится еще горше сидеть здесь, вдыхая вонючий дым китового жира, затянутой в корсет из китового уса. (С трудом верится, что королеве Виктории предстоит в такой одежде править половиной земного шара. Не принимайте всерьез.)

Я правильно угадала, что упомянутые Тристаном «танки» – это промышленные емкости, способные вместить в свои стеклопластиковые стены тысячи галлонов жидкости. Их было два, один в другом, с зазором в несколько дюймов между внешним и внутренним. Надо было теплоизолировать оба, чтобы жидкий гелий не улетучился. Для этого у нас были розовые пенополиуретановые пластины из «Хоум депо» и какая-то адская каша, которую мы замешивали в ведре из двух компонентов, после чего она вспухала в несколько раз и, застывая, прилипала ко всему намертво.

Внешний танк с термоизоляцией как раз помещался в дыру, пропиленную в полу бывшего конференц-зала. В его верхней части, которая возвышалась над полом, Максы вырезали прямоугольное отверстие, и такое же – во внутреннем танке несколькими дюймами дальше. Два прямоугольника соединили стеклопластиковыми стенками (получилась полая дверца, куда можно было залить жидкий гелий) и тоже затеплоизолировали. Тем временем к разгрузочной эстакаде беспрерывно подвозили какое-то дорогостоящее на вид оборудование. Не надо было изучать физику в Вест-Пойнте, чтобы понять: это криогенная установка.

Хотя новый ОДЕК (Модель II) был куда больше рассчитанной на кота Модели I, в нем легко узнавалось то же устройство. Место фанерного ящика с кошачьей лежанкой и блюдечком сливок занимал внутренний танк, где как раз мог поместиться один человек на стуле или двое в стоячем положении. Немалая часть его пространства была отведена под то, что Тристан называл «системой жизнеобеспечения». Меня это несколько насторожило, и я сделала мысленную пометку при случае расспросить его поподробнее. Стены пока были голые стеклопластиковые, какими их сделали на заводе, но, судя по Модели I, им вскоре предстояло покрыться микросхемами. Из обрывков разговоров между Одой и Тристаном я знала, что микросхемы в работе, а часть уже изготовили и отправили нам, обклеив трекинговыми номерами, которые Ребекка проверяла по нескольку раз на дню. Когда схемы прибудут, Максы смонтируют их и подсоединят к проводам, идущим под полом в серверную. Серверы тем временем собирали и подключали трое бородатых мужчин, которые все вежливо представились Владимирами.

Сперва Владимиры привинтили к полу вертикальные стойки, затем несколько дней кряду открывали картонные коробки, сложенные зиккуратами на погрузочной эстакаде, вынимали черные пластины, размером и формой с коробку для пиццы, и вдвигали в пазы на стойках. В одной такой коробке, как я догадывалась, было по шестнадцать компьютеров, каждый в хренильон раз мощнее одинокого «Индиго», служившего мозгами Модели I. Владимиры держались очень дружелюбно. Я чувствовала, что это моя последняя возможность поговорить с ними по-человечески. Установив свои коробки для пиццы и запустив сервера, они вернутся к привычной манере поведения. Однако сейчас, работая отвертками, как простые смертные, они рады были с кем-нибудь поговорить. И они говорили, с мессианским жаром рассказывали о крутизне кластера, который собирают. У одного из них (я про себя окрестила его Длиннобородым) и впрямь был восточноевропейский акцент. По случайно оброненным фразам я заключила, что он участвовал в разработке суперпараноидальной операционной системы «Блестящая шапочка», отравлявшей мне жизнь последние шесть месяцев. Возможно, он и был прото-Владом.