Девушка нелегкого поведения - Галина Полонская

Остолбенение работников охраны внезапно прервал громкий всхрап. Рука Анастасии задергалась в тесемочной петле, желая вырваться на свободу…

Затем уборщица приоткрыла мутные глаза и непонимающе взглянула на толпу мужиков, беззастенчиво уставившихся на ее дебелые телеса. «Холодно», — еле слышно просипела Анастасия и стала неловко сползать со своего ложа. Самый сердобольный из охранников поспешил накинуть на ее голые плечи свою форменную куртку и повел восставшую из мертвых уборщицу в подсобное помещение.

Прибывшие вскоре милицейские оперативники не обнаружили в зале, где произошло ЧП, ничего примечательного. Снимать отпечатки пальцев со спинок музейных стульев, на которых только что почивала Анастасия Степановна, было делом совершенно бессмысленным. За день их касались сотни посетителей музея.

Правда, оставалась надежда обнаружить «пальчики» злоумышленника на фонарике, прикрепленном к подоконнику: к нему-то уж наверняка никто, кроме него, не прикасался. Но увы! Фонарь был чист. Манипуляции с ним производились, очевидно, в перчатках.

Но, по большому счету, никто из оперативно-следственной бригады особенно не расстроился: все-таки в музейном зале не произошло ни убийства, ни кражи какого-нибудь бесценного шедевра…

Уборщицу Анастасию Степановну одели и отвезли в больницу, так как чувствовала она себя не лучшим образом. На все вопросы о случившемся заплетавшимся языком она выдавала один и тот же партизанский ответ: «Не помню, не знаю…»

А когда Мармеладов связался с врачом, обследовавшим Анастасию Степановну, он узнал, что в ее организме обнаружено высокое содержание алкоголя и клофелина. К тому же, у потерпевшей начисто отшибло память на события последних суток. Сейчас она приходила в себя и к вечеру должна была возвратиться из больницы домой…

Закончив отчитываться перед притихшей подругой, Семен Мармеладов отошел к стойке кафе — взять еще по чашечке чая. Им обоим было искренне жаль пожилую уборщицу Анастасию, попавшую в такую идиотскую ситуацию.

— А ты сам-то с ней разговаривал после того, как сна пришла в себя? — спросила Ника.

— Нет еще, — отозвался Мармеладов. — Пусть окончательно очухается, завтра к ней наведаюсь. Кстати, я ведь тебе не дорассказал, чем закончились мои поиски истинного местопроживания Петра Петровича Карасикова. Мало того, что наша компьютерная база данных выдала адрес, где он не жил уже больше года. Когда я поехал по новому адресу, который мне выписала из «листка убытия» паспортистка тамошней жилконторы, то не обнаружил указанной квартиры вообще. Ясно, что эти данные — липовые, и квартирный маклер при расселении коммуналки просто выкинул Карасикова на улицу. Где он прозябал после этого — неизвестно. Возможно, просто бомжевал: патологоанатом тоже склоняется к этой мысли. Я вот что думаю, Никуша: похоже, в нашем городе объявился серийный музейный маньяк. Он весьма оригинален по части своих… инсталляций, но совсем неоригинален в использовании клофелина — наверное, насмотрелся или начитался популярных детективов. Каким образом он заманил Карасикова и Анастасию Степановну в свои дурацкие шоу — неясно. И самое непонятное во всем этом: каким путем он забирается по ночам в оснащенные сигнализацией музеи и как из них никем не замеченный выбирается? Может быть, это какой-нибудь могучий экстрасенс, а?

— Ну, насчет последнего ты, по-моему, загнул, — кисло улыбнулась Ника. — Может, это атмосфера эзотерического магазина на тебя подействовала одуряюще? Здесь ведь каждый посетитель мнит себя сверхчеловеком или колдуном…

16

Кто ходит в гости по утрам,Тот поступает мудро…

Вечером того же дня Ника галопом неслась из библиотеки домой. Потому как опаздывала на день рождения к двоюродному брату.

Выросли они с ним в разных городах и начали общаться не так уж давно. После окончания средней школы Клим Лосовский приехал из далекой провинции в Питер. Здесь он закончил филфак университета и преподавал теперь немецкий на курсах иностранных языков с выпендрежным названием «Реноме».

Несколько месяцев назад Клим женился. Он очень хотел заманить к себе на свадьбу Нику пусть и не родную, но все же сестру. Но она отдыхала тогда с подругами в бирюзовой палатке серии «Тортилла» на берегу Черного моря.

За промелькнувшие после бракосочетания месяцы Ника так и не удосужилась, несмотря на регулярные приглашения, побывать в гостях у молодоженов. Но проигнорировать последний телефонный звонок не смогла: двоюродный братец сообщил о своем приближающемся двадцатипятилетии как об архиважном для всего здравомыслящего человечества юбилее, отказаться от празднования которого способен только совсем уж безмозглый кретин.

Заскочив домой на десять минут, Ника быстренько облачилась в подходящую для такого случая нарядную блузку, неизменные брюки (гостевой вариант) и легко, почти незаметно, подкрасилась. Трясясь в метро, она четко определила свое предгостевое настроение как «саркастически-тревожное». Ника живо представила классические приметы стереотипа под названием «неравный брак» — ведь именно этот вариант супружества ей предстояло увидеть через какие-нибудь сорок минут…

Юная жена Клима с трудом закончила школу-восьмилетку, потом не смогла осилить ПТУ (тьфу ты, сейчас же это лицеем называют!) и устроилась продавщицей в табачный киоск в том самом доме, где родилась и прожила все свои семнадцать лет. В Никиной голове непроизвольно проигрывался следующий сценарий.

Она звонит в дверь квартиры, в которой сейчас временно обретается Клим с супругой и ее родителями. На пороге появляется существо по имени Катя — со славной, но аляповато разодетой фигуркой и с милым, но чересчур ярко размалеванным личиком. Золотой кулончик на девичьей груди имеет форму пухлого сердечка.

Катя сочтет медитативную индийскую музыку на аудиокассете, которую Ника собирается подарить брату, занудной, а индийский платок, который Ника презентует ей самой, «невзрачным и каким-то старушечьим».

В квартире наверняка будет пахнуть колбасой и водкой. В широкой, как кастрюля, хрустальной вазе на телевизоре Ника увидит искусственные цветы, а дверь туалета будет обозначена пластиковым изображением малыша со спущенными трусами.

Катины родители не успеют до прихода гостей переодеться в «парадную» одежду. Глава семейства встретит их в обвисших на коленках трико, а его половина — в застиранном, старом халате. Они будут сердиться, если мало выпьешь за именинника… Да, они могут быть добры и сердечны, но к концу застолья Ника ужасно устанет от их разговоров об инфляции и безработице…

И вот всё агрессивнее становятся их недовольные постперестроечной жизнью голоса. Глава семейства не прочь побуянить «под занавес» и курит вонючий «Беломор» прямо за праздничным столом…

Ника вышла из метро и натянула капюшон куртки на лицо чуть ли не до подбородка, дабы мокрый снег не испортил ее деликатный макияж. С трудом вычислила нужный дом и подъезд. Нырнув в лифт, долго решала, какую кнопку нажать — цифры на всех были аккуратно замазаны белой масляной краской.

Посчитав для верности два раза, она нажала на тринадцатый этаж. Там, куда доставил ее лифт, требуемой квартиры не оказалось. Она поняла, что просчиталась, и поднялась выше.

Звонок. Дверь открывается. На пороге стоит изящно одетая девушка с милым, совсем чуть больше интеллигентской нормы подкрашенным личиком. И на ее груди нет никакой цепочки с кулончиком в виде пухлого сердечка! Кате нравится музыка на выбранной Никой аудиокассете и, надев свой элегантный плащ, она демонстрирует гостям, как подходит к нему только что подаренный индийский платок.

В квартире нет искусственных цветов в хрустальных вазах-лоханках. Катин папа пьет умеренно, в основном молчит, а свою «Золотую Яву» курит на лестничной площадке…

За столом слева от Ники сидел брат. Но не ее брат, а брат жены брата. Он напоминал средних размеров шкаф и назойливо пытался «закадрить» свою соседку — то есть Нику. Заметив, что она «манкирует» спиртными напитками и пьет только квас, он возмутился:

— Ты чего не пьешь? Больная, что ли?

— Ну, как сказать… — замялась Ника. Не делиться же соображениями о возможной собственной беременности? Она пока что не осилила очередь в поликлинике, а аптечные тесты разных производителей показывали разные результаты.

— Ты в какой фирме трудишься?

— Ни в какой.

— А что заканчивала — училище или институт?

— Да ничего я не закончила…

— Понятно, — вздохнул Катин брат. — Послушай, если ты водку не уважаешь, так на том конце стола вино стоит. Давай я тебе плесну…