Девушка нелегкого поведения - Галина Полонская

Мармеладов оглядел доступную обзору часть теперь уже частных, как выяснилось, апартаментов. Их хозяйка, догадываясь, что разговор не закончен, пригласила его в огромную гостиную.

Присев за вытянутый в овал дубовый стол на двенадцать персон, дамочка приподняла стоявший на столе бокал и, кивнув на бутылку розового мартини, предложила гостю присоединиться.

— Нет, спасибо, — Мармеладов уже понял, почему хозяйка безбоязненно отворила ему входную дверь и отчего такой странной была ее улыбка.

— У вас что, синдром жён новых русских? Не работаете, скучаете и томитесь в золотой клетке от недостатка мужского внимания?

Семен безошибочно чувствовал, когда с собеседником можно было говорить таким тоном, без риска обидеть или попасть впросак.

— А вот и не угадали, товарищ следователь! — встрепенулась его визави, представившаяся как Мария Асламазян. — Супруг у меня и не новый, и не русский. Он армянин, работает в ателье модельером. Просто отец ему солидное наследство оставил. И я дома не рассиживаю, работаю, как все. Вчера вот, правда, немного простыла и решила по этому поводу отгул взять — полечиться народными средствами.

— Так кто же от простуды мартини лечится?! Для этого водка с перцем существует! — взвился от негодования Мармеладов.

— Не люблю я водку — ни с перцем, ни без перца, извините, — почему-то начала оправдываться Мария Асламазян. — А мужу прямо сейчас на работу позвоню. У него в записной книжке должны быть координаты того агента по недвижимости, что нам эту квартиру подыскал.

Она потянулась к телефонному аппарату, и Семен сообразил, почему не мог полдня соединиться с госпожой Асламазян. Трубка телефона была сдвинута с предназначенного ей места — наверное, в результате не слишком точных телодвижений хозяйки.

Вызвонив мужа, она несколько путанно объяснила ему ситуацию и через минуту что-то записала дорогой паркеровской ручкой в лежавший на столе блокнот.

Блокнот привлек внимание Мармеладова — его добротную обложку украшал необычный рисунок: в большой круг был вписан квадрат, в этот квадрат заключен круг поменьше, затем шел квадрат еще меньше и так далее. Круг, квадрат, круг, квадрат… Рисунок завораживал взгляд, затягивая его в своеобразный туннель, сужавшийся, в конце концов, до точки. Этот же рисунок красовался и в левом верхнем углу листа, который Мария вырвала из блокнота и подала слегка загипнотизированному Семену.

Тот очнулся и сразу же попытался связаться с риэлтером, помогавшим чете Асламазян. Но анонимный тенор на другом конце провода разочаровал Мармеладова сообщением, что таковой здесь больше не проживает. Тогда Семен набрал номер агентства по недвижимости, в котором маклер числился, по крайней мере, год назад. Нежно вибрирующий девичий голосок доложил, что риэлтерская фирма давно ликвидирована и офис теперь занимает ООО «Всерослег».

— Девушка, милая! Объясните мне, пожалуйста, как расшифровывается название вашей конторы? — не удержался от вопроса дотошный Мармеладов и даже на мгновение размечтался о высокооплачиваемой альтернативной работе. — Неужто «Всероссийские легавые»?!

— Нет, что вы! Всё гораздо проще и приличнее: «Всесторонняя российская легализация».

— А что вы легализуете, если это, конечно, не слишком интимный вопрос? — заинтересовался Семен.

— Абсолютно все! Многоженство, многомужество, освобождение от воинской повинности, провоз экзотических животных из-за границы и за границу… Можем легализовать конкретно вас — под новым именем и, конечно, с новой биографией.

— Да меня пока и старая устраивает, — пробормотал Семен, положил трубку на место и поднялся из-за стола. Прощаясь с Марией Асламазян, он пожелал ей скорейшего выздоровления и настоятельно посоветовал не пускать в квартиру незнакомцев.

Теперь ему предстояло навестить паспортный отдел местной жилконторы. Там-то уж наверняка должны быть сведения о том, куда выписался товарищ Карасиков.

Жилконтору Мармеладов разыскал быстро. После роскошных хором четы Асламазян интерьер заштатного госбюджетного учреждения неприятно поразил его своей убогостью.

Востребованная Семеном паспортистка оказалась безнадежно дряхлой, подслеповатой и почти глухой. После получасовых поисков в картотеке она авторитетно заявила притомившемуся следователю:

— Нету. Акуловы у нас не значатся.

— Да мне не Акулов нужен, а Карасиков.

— И Карасёвых тоже нету, — безапелляционно выдала старушка еще через полчаса.

— Господи!!! КАРАСИКОВ мне нужен! КАРАСИКОВ ПЕТР ПЕТРОВИЧ! — возопил Семен, изнемогший от столь явной профнепригодности паспортистки.

— Вот вам Карасиков Петр Иванович, тридцатого года рождения. Выбыл по адресу, который я на этом листочке написала.

— Не Иванович, а Петрович, — обреченно выдохнул Мармеладов.

— Ну, да — Петрович, всё я правильно сказала. Что это вы, гражданин, такой нервный? Совсем молодежь из ума выжила!

13

Тебе примерещился город,Весь залитый светом дневным…

Семен бестолково топтался перед обшарпанной пятиэтажкой на прегрязнющей улице с гордым названием Хрустальная. Квартира 31 в табличке с перечнем номеров не значилась.

Белобрысый мальчуган лет десяти меланхолично отколупывал штукатурку с и без того облупившейся стены. На вопрос Мармеладова белобрысый ответил, что «без понятия», где тут какая квартира, поскольку сам он живет на соседней улице.

— А экстерьер зачем портишь? — укоризненно проговорил Семен.

— У нас я уже всё ободрал, — важно промолвил юный балбес и продолжил свое занятие.

Обход дома Мармеладов начал с «парадной» лестницы. Несмотря на кодовый замок, полутемные лестничные площадки были завалены мусором и весьма специфически благоухали. Не обнаружив квартиры с интересующим его номером, Семен перешел к ознакомлению с «черной» лестницей. Не в пример «парадной», она была ярко освещена и чисто убрана. Последней на пятом этаже значилась квартира под номером 30, выше располагался только чердак.

На всякий случай Семен наведался и туда. Чердачное помещение было открыто, но не хранило следов проживания бомжей — ни человеческих, ни кошачьих. Мармеладов приблизился к маленькому полукруглому окошку под самой крышей: вечернее небо быстро меняло окраску с хмуро-голубоватой на отчаянно-синюю. Засмотревшись, Семен вдруг отчетливо понял, что не хочет возвращаться домой. Не хочет слушать в оставшееся до сна время иронические замечания жены по поводу очередного свитера, связанного его, Сёмкиной, мамой.

Он, наконец, признался себе в том, что мечтает засыпать и просыпаться в блаженном одиночестве. После работы слушать не голос вечно недовольной Стеллы, а какую-нибудь тихую музыку. А по выходным — ходить на блины к Нике Лосовской и обсуждать с ней что-нибудь действительно важное или болтать о всякой ерунде, но так, чтобы им обоим было интересно…

14

Думать — не развлечение, а обязанность…

Ника Лосовская уже второй час подряд думала о Любе Левкасовой. Когда-то они вместе учились в Академии художеств.

После двух лет, проведенных на юрфаке, Ника начала подозревать, что не желает всю оставшуюся жизнь заниматься юриспруденцией, и ее потянуло к светлому миру искусства.

С Любой она познакомилась во время вступительных экзаменов на искусствоведческий факультет. На экзамене по истории искусств девушки сидели в учебной аудитории рядышком и, переглядываясь, хихикали над уморительными репликами нелепо одетой абитуриентки из Минска.

На вопросы экзаменаторов она отвечала примерно так:

— В каком году были написаны «Бурлаки на Волге» Репина? Да, вы знаете, потрясающая картина! Я буквально рыдала, когда стояла перед нею и смотрела на этих униженных и обездоленных рабов подневольного труда. Репин был гениальным художником, безусловно гениальным!

— Кто такая была боярыня Морозова? Ой, вы знаете, я была просто потрясена мастерством Сурикова, когда разглядывала репродукцию этой картины в школьном учебнике! Ведь этот юродивый, который в нижнем правом углу, он сидит по-турецки, в одних лохмотьях и совсем без обуви, прямо на снегу!

При этом девушка возбужденно размахивала руками, вдохновенно розовела и даже иногда подпрыгивала на месте.

…Ника Лосовская в очередной раз разочаровалась в выбранной ею специальности, когда поняла, что критиковать чье-то искусство при собственной бесталанности ей стыдно. После того, как она покинула монументально-холодные стены Академии, ее приятельские отношения с Любой Левкасовой быстро сошли на нет — так уж получилось… Но она и представить себе не могла, что когда-нибудь будет подозревать Любу в преступлении!