Щедрый дар - Элизабет Беверли

К несчастью, она не прошла и двух шагов мимо дворецкого, как тотчас забеспокоилась, не преждевременно ли поверила в свой успех. Как только Гаррисон посмотрел на нее чуть внимательнее, от его улыбки не осталось и следа. Ее взгляд скользнул в комнату. Она тотчас поняла, в чем дело. Все мужчины были одеты как Гаррисон, в темные костюмы и галстуки. Почти все женщины были в черном, только одна или две дамы выделялись на общем фоне темно-серыми нарядами. И никого, чье платье можно было бы назвать красочным, легким, летящим, не сшитым на заказ. Грейси почувствовала себя не в своей тарелке. Ей здесь не место.

Она заставила себя сделать шаг вперед, изобразила улыбку и направилась к Гаррисону, который не спускал с нее глаз.

– Что-то не так?

Он окинул ее быстрым оценивающим взглядом:

– А почему вы спрашиваете?

– У вас такой вид, будто что-то не так.

– Вы выглядите…

«Ну вот, началось», – подумала Грейси и постаралась взять себя в руки.

– …как-то иначе.

Совсем не эти слова она ожидала услышать.

– Иначе – хорошо или иначе – плохо?

– Просто… иначе.

– Ах вот как. Может быть, мне уйти?

– Нет. Конечно же нет. Почему вы вдруг решили спросить?

– Потому что вы, кажется, полагаете…

– Грейси, дорогая!

Вивиан. Как вовремя! Она выглядела сногсшибательно в черном платье без рукавов с V-образным вырезом, невероятно элегантном, благодаря простому покрою и роскошному материалу. В одной руке она держала инкрустированный хрусталем клатч, в другой бокал с коктейлем. Она остановилась возле Грейси, склонилась к ней, чтобы одарить поцелуем в щеку, одним из тех воздушных поцелуев, что приняты в Голливуде.

– Дорогая, вы выглядите восхитительно. Напоминаете меня в юности. Мне кажется, у меня было такое же платье.

Ну конечно, у нее было такое платье. Подлинное платье от Диор. Вивиан сделала комплимент искренне, а значит, есть шанс, что вечер пройдет не так уж ужасно.

– Ну, разве она не прекрасна, Гаррисон?

– Хм… да. Просто прекрасна.

К сожалению, прежде чем произнести это, он перевел взгляд на пол, точно говорил о ковре под ногами. Ковер действительно прекрасный, роскошный, мягкий, белоснежный, как и все остальное в комнате.

Вивиан склонилась к Гаррисону:

– Так скажи ей, дорогой. Женщина всегда хочет подтверждения того, что она самая красивая среди всех присутствующих, особенно на вечеринке Банни и Петерса. – Она повернулась к Грейси: – Банни Дьюит – икона стиля Нью-Йорка, одна из самых значительных фигур в мире моды. О ней неизменно пишут в разделах о моде. Каждая женщина здесь безумно волнуется, не переборщила ли с аксессуарами и предметами одежды, всего ли хватает или что-то уже дней пять, как вышло из моды.

Грейси не о чем переживать. Ее платье вышло из моды скорее пять десятилетий назад. Стало намного легче.

Гаррисон негромко бросил матери: «Большое спасибо, мама», – улыбнулся в ответ на ее наставление.

– Вы чудесно выглядите, Грейс.

Говоря это, он не сводил с нее глаз, выражение его лица на мгновение перестало быть загадочным и неоднозначным, став ясным и красноречивым. Глаза буквально сияли восхищением, на губах появилась особенная полуулыбка, как у мужчины, созерцающего нечто безукоризненное и впечатляющее. Например, безоговорочно красивую женщину.

Однако от «Грейс» в конце его сентиментального признания ее неприятно покоробило. Никто никогда не называл ее Грейс. За исключением Девона, который говорил, что она слишком благородна, чтобы называть ее Грейси, а сам оказался неблагородным человеком. Но хватит о Девоне.

Даже если Гаррисон не думал, что она красива или благородна, даже тот факт, что прилагал определенные усилия, уже значительный прорыв.

– Большое спасибо. Прошу, зовите меня Грейси. Никто не называет меня Грейс.

Проклятье, почему Девон сегодня то и дело всплывает в голове?

Казалось, Гаррисон хотел возразить, но не смог.

– Мисс Самнер!

Грейси удивилась и даже обрадовалась, услышав еще один знакомый голос, искренне улыбнулась, чтобы поприветствовать Гаса Файвера, одетого так же строго и консервативно, как все остальные.

– Мистер Файвер, какими судьбами?

– Сын миссис и мистера Дьюитт, Эллиот – один из моих лучших друзей. Наши семьи многое связывает. И, пожалуйста, зовите меня Гас.

Грейси обернулась, чтобы пригласить присоединиться к беседе Гаррисона и Вивиан, и вдруг осознала, что понятия не имеет, как это сделать. И хотя все в этой небольшой группе людей уже знали друг друга, было не похоже, что семейство Сейдж и «Тэрент, Файвер и Твигг» лучшие друзья.

– Вы наверняка помните мистера Сейджа и его матушку миссис Сейдж.

Несмотря на то что между ними пробежал некоторый холодок, на этот раз Гаррисон и Гас сумели обменяться весьма учтивыми приветствиями. Вивиан, чуть мягче, тоже проявляла сдержанность. Грейси полагала, что это большее, на что способны представители противоборствующих сторон двухлетнего конфликта.

– Не ожидал встретить вас здесь. – Грейси не могла отделаться от ощущения подтекста, что-то, вроде: «Я думал, к этому моменту кто-нибудь из Сейджей задушит вас подушкой, пока будете спать». – Надеюсь, вы приятно проводите время в Хэмптонс.

– О да, это так. – Неожиданно для себя она поняла, что это правда. Несмотря на всю странность ситуации и зыбкость перемирия между ней и Гаррисоном, ее визит действительно довольно приятен. – Лонг-Айленд невероятно красивое место, к тому же я узнала много нового о Гарри. Вивиан и Гаррисон очень гостеприимны и добры ко мне.

– Вивиан и Гаррисон, – эхом повторил Гас задумчивым загадочным тоном, словно засомневался в подлинности личности Джека-потрошителя. – Понимаю.

Наверное, это вполне естественно. Грейси вдруг задумалась, почему больше не злится, не обижается на Гаррисона.

– Рад слышать. А вы, думаю, будете рады узнать, и вы, миссис Сейдж, что оформление в собственность особняка в Лонг-Айленде и пентхауса на Манхэттене подходит к завершению. Мы сможем выслать документы в четверг или пятницу.

– Чудесная новость, – согласилась Вивиан. – Еще раз благодарю вас, Грейси.

– Не стоит благодарности, Вивиан. Уверена, Гарри точно знал, что я верну вам эти дома, ведь он сам так хотел.

– Это ты так думаешь, дорогая. О, посмотрите, а вот и Банни. – Вивиан поприветствовала хозяйку дома. – Прошу меня простить.

И поспешно удалилась, оставив Грейси между двух огней – сыном и юридической фирмой, самым большим врагом сына.

– Итак, Гас, расскажите, как вы стали участником дела по поиску давно пропавших родственников?

– Тэрент и Твигг наняли меня, когда я учился на последнем курсе юридического факультета в Джорджтауне, изучал дела о наследстве и однажды подготовил исследование о том, каким образом оптимально использовать Интернет в поиске потерянных наследников. Мой профессор был другом Беннета и отправил ему мою работу. А когда Беннет приехал в Вашингтон, мы встретились, он предложил мне должность компаньона в их фирме.

– Много семей удалось воссоединить?

– Или напротив, много ли пришлось разрушить? – вмешался Гаррисон.

Грейси бросила разгневанный взгляд в его сторону, Гас усмехнулся:

– Нет-нет, это справедливый вопрос. Семейные богатства могут быть спорными и порой вызывают немало склок, особенно когда того стоят. Но, к счастью для нас, в большинстве случаев приходится иметь дело с единственным наследником.

– Значит, нам с мамой повезло принадлежать к гордому меньшинству тех, кому придется побороться.

– Кажется, была у нас недавно одна необычная история с клиентами, между которыми теоретически мог возникнуть конфликт. Если, конечно, мы вообще их найдем.

– Я уверена, вы их найдете.

– Мы всегда находим. За исключением того случая.

Грейси уже собиралась расспросить его подробнее, но кто-то окликнул его из противоположного конца комнаты. Грейси почувствовала, что неловкость стала почти невыносимой. Казалось, Гаррисон разделял это ощущение, стоило их взглядам встретиться, он тотчас отвел глаза. Грейси отвернулась в противоположном направлении. Затем оба обернулись, затем еще раз, подвинулись чуть ближе, еще ближе и еще, пока, наконец, снова не оказались стоящими лицом друг к другу. Еще мгновение, казалось, длившееся вечность, они не отрывали друг от друга глаз, не могли вымолвить ни слова.

Потом произошло нечто по-настоящему необъяснимое. Точно воздушный едва различимый занавес вдруг упал, отделив их от всех в этой комнате. В мире. Шум голосов как будто стих, превратившись в легкий, почти мелодичный шелест. Сияние люстры преобразилось до мягкого теплого света. Холодное дуновение кондиционера лишь деликатно напоминало о себе. Все вокруг словно отступило, оставив лишь едва заметные тени и шорохи.

Они стояли безмолвно и неподвижно, точно скованные незримой силой, боясь разрушить этот миг. Даже время, казалось, остановило свой ход, словно ничто на свете не имело значения, кроме этих драгоценных мгновений. Вдруг какая-то женщина разразилась бурным, невообразимо громким смехом, и волшебное ощущение внезапно исчезло.