Искатель. 2013. Выпуск №7 - Николай Буянов

— У тебя с Машкой что-то было, да? — спросила Ляля.

— Давай лучше сначала об этом… О Юлии Милушевиче. Когда Мария с ним познакомилась?

— Прошлой осенью и познакомилась. У него в компании намечалась вечеринка. Концерт для важных «шишек» и все такое. Никакого варьете, девочек на шесте — только Брамс, Моцарт и «Апассионата» Бетховена. Должен был приехать какой-то известный скрипач, но не приехал. Юлий срочно искал замену.

— Странное место для поисков — подземный переход…

— А, так ты в курсе… По-моему, он это сделал в пику своему еврейчику-импресарио: очень уж тот виновато выглядел.

— Почему виновато?

Она дернула плечиком.

— Ну, наверное, из-за него этот скрипач и не приехал. Юлик разозлился, полез в переход за сигаретами (там сигареты с лотка продают), увидел Машку — и все, каюк. Крышу снесло напрочь. От Машкиной игры у кого угодно крышу снесет. Если, конечно, кто понимает, — она вздохнула с некоторой ностальгической нотой.

А потом вдруг сделала неожиданное. Соскользнула с дивана, полы халата с готовностью распахнулись, обнажив стройные смуглые бедра — черт, когда же она успела загореть-то, неужто в солярии? — и присела перед Егором на корточки, по-хозяйски положив ему руки на колени.

— А ты сла-авный, — протянула она, глядя на него снизу вверх. — Ты похож на старого сенбернара. Знаешь, у меня был в детстве сенбернар — я каталась на нем верхом и дергала за уши. Представь, он ни разу не зарычал на меня…

— Ну, не такой уж я старый, — оторопело произнес Егор.

— Не старый, а волосы седые…

— Это оттуда, — хмуро сказал он, не вдаваясь в подробности. Однако Ляля поняла.

— Что, отстаивал интересы Родины где-нибудь у черта на рогах? Бедненький ты мой… Скажи, зачем тебе Машка? Думаешь, я хуже?

— Нет, — пробормотал он, чувствуя себя полным идиотом: — То есть, конечно, не хуже, но…

— Я и денег с тебя не возьму… — она рассмеялась. — Черт, похоже, я проговорилась.

Она медленно поднялась, подошла к Егору, чуть покачивая бедрами, и уже знакомым жестом коснулась его щеки. Щеку что-то кольнуло. Егор скосил глаза и увидел колечко на безымянном пальце: крошечный голубой александрит в золотом обрамлении. Камешек пересекала тоненькая белая прожилка, похожая на струйку сигаретного дыма в миниатюре.

— Может, останешься?

Егор покачал головой:

— Извини.

— Значит, уходишь. — Ляля взяла сигарету из пачки. — Я Машке давно говорила: с твоими данными, подруга, вполне можно выходить замуж за арабского нефтяного шейха, никак не меньше. А ты? Ты-то что мог ей предложить? Бабушкину халупу в «хрущевке», на последнем этаже — без мебели и с мольбертом посередине?

— Откуда ты знаешь про мольберт? — буркнул уязвленный Егор.

— А у тебя на ладони пятнышко от краски, — объяснила она исчерпывающе.

Утро радостно просемафорило Егору головной болью и колючей сухостью во рту. Он с трудом разлепил веки, взглянул на «ходики» на стене… Мать твою, одиннадцатый час, Ромка давно ждет на площади. Голову мне оторвет, когда явлюсь.

Роман прохаживался перед фонтаном, охраняя картины: три Егоровых и две своих собственных, два бесхитростных деревенских пейзажа — зимний и летний. Солнце припекало, и он был в бриджах, тельняшке и ярко-красной бандане, что вкупе с угольно-черной бородой придавало ему вид флибустьера, который выбрался на сушу спустить в ближайшем кабаке часть награбленного золота.

— Поздненько ты нынче, — ехидно заметил он вместо приветствия.

— Извини, — покаянно откликнулся Егор. — Вчера, понимаешь…

— Вижу, не слепой, — Роман критически оглядел приятеля с ног до головы. — Хоть бы причесался, а то чучело чучелом. Расческу-то не пропил еще?

— С каких это пор ты…

— С таких, — перебил он. — Тебя, между прочим, все утро дама ждет.

— Дама? — равнодушно переспросил Егор.

Роман указал подбородком куда-то за его спину. Егор нехотя оглянулся.

И увидел Марию.

Глава 4

Перекресток

— Здравствуй, — сказала Мария. И посмотрела на Егора снизу вверх.

Он не сумел ответить сразу. Дыхание внезапно перехватило, будто у боксера, пропустившего удар на ринге, ослабли колени и отчаянно зашумело в ушах — Егоровы внутренние органы отреагировали на Марию быстрее самого Егора.

— Здравствуй, — наконец произнес он. — А ты изменилась.

— Да?

— Да. Была симпатичной девушкой, а стала…

— Кем? — спросила она.

— Стала красивой женщиной. Хотя это звучит банально.

Она улыбнулась — очень знакомой улыбкой, немножко наивной, немножко грустной и подкупающе доверчивой. Да, глаза и улыбка — вот то, что осталось неизменным со времен прошлой жизни. Зато все остальное…

Волосы, к примеру, лежали несколько иначе. Неуловимо, но ощутимо иначе, наглядно демонстрируя разницу между парикмахерской районного Дома быта и салоном красоты для VIP-персон. Чуть тронутые дорогой помадой губы, чуть тронутые дорогой тушью ресницы, изысканный лайковый пиджак, блузка нежнейших кремовых тонов, кулон старинной работы на тонкой золотой цепочке, короткая облегающая юбка и белоснежные туфли-«лодочки» — Егор, отнюдь не считавший себя знатоком женских шмоток, сумел оценить их элегантную простоту. Простоту, которая стоит денег. Ему сразу стало неловко за свои стоптанные кроссовки и поношенную куртку. И за практически вечное несмываемое пятнышко от краски на правой ладони, из-за которого проницательная Лялечка окрестила его «свободным художником». Хорошо, за маляра не принята…

— Давно меня ждешь? — спросил он, чтобы что-то спросить.

— Не очень. Я смотрела картины.

Егор скосил глаза на Романа, который устроился на стуле подле собственного пейзажа «Зимнее утро» и Егоровых «Парашютов над Таллинном». Несколько дней назад, сидя без копейки, они с Ромкой договорились выставить «Парашюты» на продажу. Мария подошла к картине вплотную и спросила:

— Сколько это стоит?

— Не продается, — сказал Егор. — Я обещал подарить эту вещь одной девушке, которая раньше играла на скрипке в подземном переходе.

Ромка угрожающе шевельнул пиратской бородой, но Егор даже не обернулся в его сторону.

— Вот как? — проговорила Машенька. — А если эта девушка больше не играет в переходе?

— Все равно, — упрямо сказал Егор. — Обещания нужно выполнять.

Он вынул из сумки вощеную бумагу, упаковал полотно (Ромка и не подумал помочь — стоял поодаль, засунув руки в карманы и демонстративно глядя в сторону: должно быть, мысленно пересчитывал баксы, фривольно сделавшие ему ручкой) и сказал: