История запорожских казаков. Военные походы запорожцев. 1686–1734. Том 3 - Дмитрий Яворницкий

Одновременно с царской грамотой отправлен был к запорожским казакам и гетманский лист. Гетман, подобно царям, писал запорожцам, что возводимые на Самаре крепости строятся по приказанию великих государей, перечить воле которых ни в коем случае нельзя, и что цель построения этих крепостей не «утиск и обида» для низового запорожского войска, а защита его и всего малороссийского народа от неприятелей. Письмо Мазепы отправлено было запорожскому войску через казака Семена Вергуна, который вместе с тем вез кошевому атаману Григорию Сагайдачному подарок от гетмана в тысячу червонцев. Отправляя своего посланца в Запорожскую Сечь, гетман Мазепа через него же извещал казаков о предпринимаемом походе своем на самарские броды и о намерении от Самары идти на Крым, а также о скором прибытии с той же целью воеводы Григория Косагова на Запорожье[76].

После всего этого запорожцам ничего другого не оставалось ответить гетману, кроме того, что перечить воле государей они не смеют[77], и тогда гетман Мазепа поспешил известить о том царей через особо посланное (июня 23-го дня) письмо в Москву. В своем письме Мазепа писал, что кошевой атаман Григорий Сагайдачный с покорностью явился на остров Кодак и взял оттуда новые пушки, присланные из Москвы взамен старых для запорожского войска. Князю Василию Голицыну гетман Мазепа сообщил, независимо от письма к царям, «о несопротивлении запорожцев царской воле касательно построения крепости на реке Самаре»[78].

Затаив в себе на время чувство недовольства за построение русских крепостей на реке Самаре, запорожские казаки перенесли свое внимание на ближайших своих соседей, турок и татар. Весной 1688 года куренные атаманы Кузьма Порывай да Иван Шумейко с 15 товарищами отправились для воинского промысла из Сечи к устью Днепра. Выйдя к морю и миновав турецкие городки, Порывай и Шумейко заняли там наблюдательный пост и оставались в таком положении до Петрова дня. Накануне самого Петрова дня они узнали, что к ним ехали еще три конных казака с шестью конями. Но об этом проведал кызыкерменский бей и послал за ними «для взятия языка» на двух лодках турок, 35 человек. Посланные турки, отошед от Кызыкерменя на 3 дня пути, остановились в урочище Кардаш-Урман и пробыли там 17 дней; на 18-й день наехали к ним на стан три конных запорожских казака, и турки немедленно обступили их кругом. Но так как в том месте было болото, то турки могли схватить только одного казака с шестью конями, а другие два ушли в болото и «оттопились» от своих преследователей. Захваченного в плен казака турки послали в город Кызыкермень лодкой, а взятые при нем шесть голов коней отправили туда же полем с двумя турками, между коими был Ахмет Рамазанов из Кемлова. Но когда турки, шедшие полем, отошли всего лишь на три часа пути от урочища Кардаш-Урма, то на них наскочили казаки, стоявшие при устье Днепра, отбили всех коней у них, захватили в полон турчина Ахмета Рамазанова и с этой добычей поспешили в Сечь[79].

В Сечи бывший на ту пору кошевой атаман Филон Лихопой дал Кузьме Порываю и Ивану Шумейку свой лист и отпустил их с четырьмя товарищами к гетману Мазепе, выехавшему в то время на реку Самару в виду постройки на ней московского городка. Кошевой просил гетмана наградить посланных казаков «за их верные труды» и отправить к великим государям в Москву. Мазепа, приняв июля 20-го дня Кузьму Порывая и Ивана Шумейка и расспросив их обо всем случившемся с ними на устье Днепра, отпустил их в числе семи человек[80], после совета с воеводой Неплюевым, в Москву.

Кузьма Порывай и Иван Шумейко прибыли в Москву августа 10-го дня, были у царской руки и, рассказав там о бывшем деле на устье Днепра, прибавили к тому несколько вестей о крымском хане, польском короле, запорожском войске и о действии русских строителей крепости на реке Самаре. Крымский хан, по их словам, находился в Крыму; польский король стоял на Глиняном поле; запорожские казаки – в розмирье с турками, а русские люди – при постройке крепости на Самаре-реке: «Как были они на Самаре-реке, то при них городовой стены сделано было в вышину человека в два. А что город тут построен, то им от того утеснения никакого в том нет и о том (они) благодарят Господа Бога».

В Москве пожелали отобрать сведения и у самого турчина Ахмета Рамазанова. К сказанному казаками Ахмет Рамазанов прибавил вести о калга-султане, который, по его словам, воротившись из Венгрии, стоял за Бугом над Делигулом, выше Кочубеева (теперь Одессы), с сорока или тридцатью тысячами человек орды татар калга-султан имел приказ от хана оберегать Крым и турские на Днепре городки от христианских войск. Самому хану от турского султана было извещено, чтобы он не надеялся на помощь от него и самолично защищал Крым от врагов. Турецкий султан с визирем живет в Царьграде, а султанские войска с сераскер-пашой стоят в Бабе. В городе Кызыкермене находится не больше 1000 человек «всяких чинов людей», остальные, вследствие голода, разбежались еще в прошлом году, и хотя в Кызыкермень прислано из Царьграда 20 с хлебом стругов, но того хлеба не станет и на полмесяца жителям городка. Об Ураз-мурзе и его белогородской орде слышно то, что с ним польские сенаторы чинят договор, чтобы сделать размен пленных с той и другой стороны. А с запорожцами у турок никаких пересылок нет[81].

Не успели Кузьма Порывай и Иван Шумейко отъехать из Москвы, как тут же явились новые от запорожского войска посланцы, куренные атаманы Иван Лотва и Макар Донской с товарищами.

Причина их приезда в Москву была такова. Гетман Иван Мазепа и воевода Леонтий Неплюев, стоя таборами на речке Кильчени, получили известие от каких-то людей, будто бы «запорожцы взяли себе намерение учинитися упорными против монаршеского указу и учинили перемирие с крымским ханом и с турскими городками». Желая проверить это известие на месте, гетман Мазепа и воевода Неплюев отправили июля 11-го дня в Запорожье нарочных посланных с увещательными письмами к низовым казакам. Запорожцы, прочитав те письма, стали «выговариваться из такового оболгания» и сперва написали о том гетману и воеводе письмо; а потом послали двух своих куренных атаманов Ивана Лотву да Макара Донского с шестьюдесятью товарищами, выбранных всем войском[82]. Они «крепко обязывались, что у них никакой противной мысли не бывало, и обещались, что они, как на вечное подданство великим государям святой крест целовали, так верно до скончания жития своего пресветлейшим монархам своим служити имеют, а тех оболгателей, которые, их в должности надлежащей неистовствии ославляли, просили гетмана наказать жестоким наказанием». Правда, запорожцы получили лист от кызыкерменского беглербея, но тот лист доставил им толмач немировского гетмана Могилы, и касался он исключительно вопроса о размене пленных. Толмач был послан господином Могилой для окупа невольников и ходил с той целью по Белогородчине и по всему Крыму и оттуда отпущен был на запорожский Кош с письмом к запорожскому войску от кызыкерменского бея. В этом письме бей ставил на вид низовому войску то, что еще в прошлом году он отпустил «на совесть» в Сечь четырех человек запорожских невольников – Шоха, Янка Молчаненка, Еська Стряпченка и одного старого человека – да в текущем году казака Незамайковского куреня Степана Кулька. Из этих казаков кто обещал за себя уплатить хлебом, кто людьми – татарами, кто талерами, но и до сих пор, однако, никто из них не дал окупа за себя: Шох обещал две бочки муки и одну бочку пшена; Молчаневко обещал вернуть за себя турчина, взятого в двух судах на реке Днепре; Стряпченко учинил присягу своему хозяину турского полоняника за себя прислать; Степан Кулько обещал уплатить 150 талеров за свободу свою; а за старого казака полоняника товарищи его обещали 8 бочек муки прислать, но ни один из них не исполнил вполне обещания своего. Напротив того, Яцко Молчаненко, явившись в Кош к бывшему тогда кошевому атаману Григорию Сагайдачному, занес на кызыкерменского бея жалобу, и тогда после того турские люди приехали в Сечь, то кошевой атаман приказал взять для Яцка Молчаненка на 40 талеров товару у них и через тех же купцов велел к самому бею отписать, чтоб его люди впредь не смели ездить в Сечь. Поэтому кызыкерменский бей нового кошевого атамана Филона Лихопоя просил приказать всем названным четырем казакам, выпущенным «на совесть» из полона в Сечь, весь обещанный ими выкуп полностью уплатить, за что, в свою очередь, обещал промышлять о том, чтобы другим запорожским невольникам по откупу свободу дать. «А Игнатий Яцко взял у нашего человека торгом несколько кожухов и новых товаров и те вели заплатить, и если какой-нибудь наш полоняник пообещает выкуп за себя, отпусти его на совесть к нам, и я велю обещанный им выкуп заплатить»[83].

Для полного оправдания себя перед гетманом Мазепой кошевой атаман Филон Лихопой отправил ему и самое письмо, которое прислал кызыкерменский бей.