Записки о большевистской революции - Жак Садуль

Итак, он верит не в немедленную революцию в Германии, но в выступления, забастовки немцев — народа, наиболее измученного войной, погибающего от голода. Западные товарищи недостаточно понимают, что долг революционной России — поддержать, влить новую струю в борьбу пролетариев за мир.

Троцкий уверен, что германское правительство, несмотря на давление социал-демократии, не примет предложения о перемирии на мирных условиях, выдвигаемых русской революцией: без аннексий, без контрибуций, предоставление народам права на самоопределение. Гогенцоллерны{44} не пойдут на то, чтобы подписать себе смертный приговор.

Если Германия отказывается, что тогда?

Тогда мы объявляем революционную войну, священную войну, ведущуюся не на принципах национальной обороны, а на принципах обороны интернациональной, социальной революции. Мы добьемся от наших солдат военных усилий, которых русские правительства, включая царизм, не сумели потребовать от армии, добьемся, доказав им (после того, как обеспечим пересмотр союзниками целей войны, честно и энергично поведем дело к началу переговоров о мире на основах, приемлемых для всех социалистов), что отныне они сражаются не за английский или французский империализм, но против немецкого империализма и за мир всему миру.

Троцкий не строит иллюзий. Русская армия измотана, обескровлена, хочет мира, и большевики, выдвинув эти цели, скорее добьются их осуществления, чем Керенский со своим разгильдяйством или Савинков и Каледин{45} — со своими нагайками.

Tertio: Но вы обещали хлеб?

— Мы обещали не хлеба, но только порядок в снабжении продовольствием и на транспорте. Мы осуществим это, с одной стороны, посредством контроля за производством и обращением продуктов, с другой — при поддержке сильного союза железнодорожников, чей крайне серьезный проект по интенсивному использованию подвижного состава мы примем.

Крестьяне, которым мы передадим землю, дадут нам зерно, которое они до этого прятали в амбарах. А главное — мы подготовимся к будущему урожаю. В этом году из-за нехватки орудий земледелия, которые более и не импортируются, и не производятся в России, урожай был недостаточным. Обязав промышленников организовываться в тресты, мы смогли бы интенсифицировать производство и передать для изготовления сельхозмашин часть заводов, работающих на войну. Таким способом страна получит плуги; землеобрабатывающих орудий сегодня решительно недостаточно.

…Я резюмирую то, что мне говорил Троцкий, а говорил он, кстати, то, о чем я слышал и от других большевиков.

На съезде меня поразило хладнокровие, прямота, отсутствие всякой риторики в выступлениях Ленина, Троцкого, Каменева, которые могут увлечь аудиторию, зарядив ее самым горячим энтузиазмом, и при этом никак не выдавать своего волнения.

Признаюсь, что несмотря на обвинения, выдвинутые против них, несмотря на большую вероятность того, что эти предположения верны, несмотря на доказательства, которые, как говорят, собраны против них, хотя мне они не известны, я с трудом допускаю, что такие люди, как они, многим пожертвовавшие во имя революционных убеждений, может быть, стоящие на пороге осуществления своего идеала и входящие в историю через парадный вход, могут опуститься до того, чтобы быть агентами Германии. Конечно, среди большевиков могут оказаться предатели, провокаторы. В какой оппозиционной партии, в какой пацифистской группировке их нет? То, что их лидеры какими-то подозрительными путями получали деньги, — возможно. Но то, что они сознательно служили интересам Германии против интересов русской революции, — в это я не верю. Но эта тема заведет меня в слишком долгие рассуждения, а я не должен забывать, что мои политические функции — дело второстепенное. Я должен заниматься платиной и спиртом.

Дорогой друг,

В союзнических и петроградских буржуазных кругах вновь пробудилась надежда на то, что восстание будет быстро подавлено.

Порядок большевики обеспечивают безукоризненный. Однако вести всё поступают — разные и противоречивые.

Керенский во главе значительных сил якобы движется на Петроград. Восставшие, посланные остановить Керенского, как говорят, разбиты и перешли на его сторону. Рассчитывают, что министр-председатель будет здесь уже вечером. Большевики дрогнули. Ленин и Троцкий якобы исчезли. Тем не менее я их видел днем в Смольном. Там по-прежнему толпа, но она уже не столь радостна, более озадачена. Трудное время.

Что следует ждать от завтрашнего дня?

В известных вам кругах мнения не отличаются разнообразием. Все жаждут победы Керенского и Савинкова. От последнего ждут безжалостной расправы над большевиками.

Позвольте мне высказать по этому поводу свои сомнения. Предположим, что большевики потерпят поражение и будут расстреляны. Гипотеза, на мой взгляд, кстати, сомнительная. Что произойдет потом?

Будет ли уничтожение Ленина, Троцкого и других руководителей-большевиков означать уничтожение большевизма, то есть если брать большевизм в его самом простом выражении — стремлении к миру?

На какие реальные силы обопрутся Керенский, Савинков, Каледин и т. д… чтобы убедить армию продолжать против ее желания то, что Людовик Нодо{46} столь образно называет обезноживанием Европы? Речь идет уже не об отдельных проявлениях недовольства, неподчинения, подобных тем, что удалось подавить этой весной в некоторых французских частях. Все отмечают, что жажда скорейшего мира подорвала боевой дух почти во всех русских полках. Ни Савинков, ни Каледин не дадут армии того, чего ей не хватает, — новых разумных оснований продолжать войну. Они получат в свои руки армию, находящуюся в плачевном состоянии, в каком она была накануне восстания, да что там — в худшем. Ибо восстание состоялось. Оно обещало землю, пересмотр целей в войне, начало мирных переговоров.

Сколько пробудившихся надежд! Или завтрашнее правительство выполнит свои обещания и таким образом станет большевистским, или же оно их отметет, и вы представляете, в какую пропасть нового отчаяния погрузятся солдаты и какова будет реакция правительства? Расстрелы? Но скольких для этого придется расстрелять? И кто согласится расстреливать?

Я обещал высказывать свое мнение, как оно есть. И я высказываю вам его тем охотнее, что не являюсь здесь официальным корреспондентом, но просто свидетелем, который, к несчастью, вынужден заниматься отнюдь не любованием революцией. Вы в Париже получите другие доклады, подписанные более авторитетными и разбирающимися в российских делах людьми, чем я. Мое мнение к тому же столь антигосударственно и наивно, что возмущает или заставляет смеяться всех французов, которые хотя бы немного знают Россию.